Сделка

- А ты постарел, - произнес он, улыбаясь.

- На себя посмотри - у тебя же волосы поседели. Музыка все еще громко играла... - почему ты поешь блюз... - но мы не перекрикивали ее. Мы и так понимали друг друга.

- У тебя тоже, - сказал он, показывая на седину у меня на висках. А потом он ткнул в свою седую голову. - Они поседели в ту ночь в окопе, в точности, как у моего отца во время русских погромов.

- Господи, - промолвил я, глядя на его форму, - да ты никак до сержанта дослужился!

Барни ухмыльнулся уголком рта:

- Вижу, тебе тоже присвоили звание?

- Да, - ответил я. - Я больше не военный. Его улыбка стала кривой и грустной.

- Мне не следовало втягивать тебя в это, не так ли, Нат?

... блюз в ночи...

- Заткнись, schmuck, - сказал я и обнял его, а он - меня.

- Салли! - вскричал он, увидев видение в черном и белом, которое стояло рядом со мной, наблюдая за взрывом наших сантиментов. - Рад тебя видеть, малышка! - Барни обнял ее и, держу пари, ему это понравилось куда больше, чем обнимать меня. - Здорово, что я вновь вижу вас вместе!

- Полегче, - перебил его я. - Мы просто друзья.

- Ах да, конечно, - проговорил Барни. - Проходите, садитесь с нами.

Напротив Барни с Кати сидели два спортивных журналиста. Они уступили нам место, поблагодарив Барни, и убрали в карманы свои записные книжки. Но Салли не присоединилась к нам: Нат Кросс, "городской сплетник" из "Геральд-Американ" увлек ее за собой. Салли, улыбнувшись и пожав плечами, вручила мне свою шубу со словами: "Что делать, реклама есть реклама", и вскоре пропала в табачном дыму. - Ох уж эти репортеры, - проворчал Барни, качая головой. - Возьми, к примеру, этих ребят, которые пишут о спорте. Они хотели узнать все о том времени, когда я был признан лучшим боксером года. Но это же дурь, глупость! Я оставил ринг в тридцать восьмом. О таких вещах надо спрашивать спортсмена, который получил этот титул за прошлый год, а они пристают ко мне. Для чего?

- Это выше моего понимания, - произнес я. Кати глаз с него не сводила; они держались за руки. - Когда ты вернулся? Почему не сообщил мне о своем возвращении?

- Мой отпуск прошел быстро, - сказал он, пожимая плечами. - Я был в Нью-Йорке, получая этого "человека года", и у меня прошлым вечером появилась возможность прилететь сюда военным самолетом. Перед отлетом я позвонил Бену с просьбой собрать некоторых людей. Это он придумал устроить сюрприз. Итак, я приехал днем и провел вечер с мамой и со всей семьей. Завтра мне надо на прием к мэру Келли, где будут городские заправилы, но этой ночью я решил встретиться со своими старыми друзьями. Черт, как здорово оказаться дома!

- Я видел эту дурацкую фотографию, - сказал я, ухмыляясь и качая головой, - на которой ты целуешь землю, сойдя с корабля-госпиталя на землю в Сан-Диего. Некоторые ребята на все готовы, лишь бы попасть в газеты.

Барни сухо улыбнулся и погрозил мне пальцем.

- Я же поклялся, что если когда-нибудь вернусь Домой, то первое, что я сделаю - это нагнусь и поцелую землю. Ты помнишь это?

- Помню.

- И я сдержал свое обещание.

- Ты всегда так поступаешь, Барни. Поэтому пообещай мне, что ты не вернешься туда, Барни.

- Это обещание просто сдержать. Я не вернусь назад, Нат. Шрапнель попала мне в руку и ногу.

Пройдет несколько месяцев, прежде чем я смогу обходиться без моей верной деревянной трости.

Он говорил о своей трости, привезенной с Гуадалканала, которая была прислонена сбоку к его скамье Большой набалдашник трости был в форме головы с глазами, сделанными из зеркальных камней. А во рту было нечто, напоминающее шесть человеческих зубов

- Настоящие зубы япошек, - похвастался Барни, увидев, что я разглядываю их.

- Хорошо, Барни, - промолвил я. - Рад, что ты не стал азиатом или чем-то в этом роде. Кати заговорила:

- Барни перевели в Морской технический дивизион.

- Это никак не связано с каким-либо социальным заболеванием? - спросил я его. Он скорчил гримасу.

- Ты спятил?

- Да. Так что заткнись - из-за этого меня и комиссовали. - Я коротко объяснил ему, как Элиот борется с венерическими болезнями и как трепом об этом старался скрыть от меня, что занимается правительственными заданиями. Барни это развеселило.

- Я буду ездить по военным заводам, - пожал он плечами. Барни казался смущенным. - И буду рассказывать рабочим, как оружие и боеприпасы, которые они изготовляют, помогают нам косить япошек. Сущее безделье. Полная фигня, на самом деле.

Кати многозначительно взглянула на него, а потом - на меня и сказала:

- Не слушайте его. Его начальство сказало, что это - важная служба, ничуть не менее важная, чем на Гуадалканале! На военных заводах существует серьезная проблема с посещаемостью, и, возможно, что разговор с таким героем, как мой муж, воодушевит рабочих, и они станут смотреть на свою работу по-другому и ходить на заводы по расписанию!

Кати была полна энергии, но что-то в ее поведении настораживало: было нечто неестественное в ее живости. Какая-то безнадежность. Я не был хорошо знаком с ней: мне казалось, что женитьба на девушке из шоу-бизнеса не принесет моему приятелю ничего хорошего, тем более что он разошелся со своей женой Перл, которая мне очень нравилась. Поэтому я не жаловал Кати, и всегда считал, что из их брака ничего не получится.

Но сейчас, в этом прокуренном зале я понял, что она и в самом деле любила этого паршивца. Также я обратил внимание, что Кати очень беспокоило еще что-то, касающееся Барни.

Барни взглянул на нее - свою знаменитость в красивом маленьком голубом платье. У нее была изящная мальчишеская фигура. По его взгляду я понял, что он тоже ее любит.

- Кати отказалась от двух ролей в кино, Нат, только для того, чтобы иметь возможность путешествовать со мной. В этом турне по военным заводам мне придется заезжать на пять-шесть, а иногда и семь предприятий в день. Мы организуем ралли "Уор Бонд" и соберем банк крови для переливания... Я не возражаю против этого - мы-то с тобой знаем, как страдают наши ребята на этих тропических островах, как им нужно вооружение и боеприпасы.

Ему бы на распродажах выступать.

Я спросил:

- Как долго ты будешь в городе, Барни?