Сделка

- Да, сэр.

- В конечном счете, правительство одно. Оно обвиняет этих гангстеров, но именно его вы вызвались защищать, завербовавшись в морскую пехоту - из патриотических побуждений!

"Стоило это делать", - подумал я, но на этот раз у меня хватило ума попридержать язык.

- Как бы то ни было, нас попросили рассмотреть ваше дело, и поэтому мы должны задать вам несколько вопросов.

Опрос касался множества вещей - моей памяти и моих ощущений по поводу того, что произошло на, Гуадалканале. Как и почему я солгал о своем возрасте, когда пришел завербовываться? Они спрашивали меня о самоубийстве моего отца. Один из них счел примечательным тот факт, что я носил с собой пистолет отца как свое персональное оружие. Я объяснил им, что делал это для того, чтобы никогда не принимать убийство слишком легко, никогда не считать его пустяком.

"Но ведь на войне вам приходилось убивать?" Да, сказал я, но я оставил свой пистолет дома.

Их интересовало очень многое, включая даже то, почему моя малярия не вспыхнула с новой силой до тех пор, пока я не оказался здесь. И я не потерял терпения, не вышел из себя, и, похоже, капитан стал ко мне относиться лучше к окончанию их опроса. Меня отпустили. В коридоре возле конференц-зала были стулья. Я смог присесть там, ожидая приговора. Я сидел и рассматривал пестрый мраморный пол. Часть меня хотела курить, но я не дал ей воли.

- Привет.

Я поднял голову. Это была та самая славная маленькая медсестра с четвертого этажа. Я не видел ее несколько недель. Похоже, она была практиканткой. Ее звали Сара, и мы завязали с ней дружеские отношения.

- Привет-привет, - ответил я.

- Вы не против, если я присяду?

Она села, расправив фартук на клетчатой юбке. На ней были голубая блузка и белая шапочка. А ее глаза были бледно-голубыми; веснушки все еще виднелись на маленьком курносом носике. А ее ножки! Как у Бетти Грабл.

- Я слышала, что вас сегодня вызвали на совет, - сказала она. - Мне захотелось спуститься сюда и пожелать вам удачи.

- Слишком поздно. Я уже все им сказал.

- Я не стану беспокоиться. Вы достигли замечательных успехов. Я не знаю никого, кто предстал бы перед советом всего через пару месяцев.

- Просто у дядюшки Сэма есть еще кое-что для меня, вот и все.

- Простите?

- Ничего. Дело в том, что федеральное Большое жюри хочет, чтобы я дал свидетельские показания по одному нелепому делу о рэкете, которое произошло еще до начала войны.

От мимолетной улыбки подбородок Сары дернулся.

- Все это кажется таким... неважным, не правда ли? Все, что случилось до войны.

- Да. Прошлое как-то потускнело.

- Но вы ведь вернетесь к нему.

Я покачал головой.

- Все переменилось. Вы разве не слышали, леди? Идет война.

- Нат, вы сейчас лучше спите?

Я улыбнулся ей.

- О да, конечно. Отлично. Нет проблем!

- У вас было несколько тяжелых ночей, там, на четвертом этаже.

- Но я спустился на нижние этажи, вы не забыли? Я вундеркинд, точнее, был бы им, будь я помоложе.

- Вы вообще немного спали. А когда засыпали...

Когда я засыпал, я видел кошмарные сны о фронте и просыпался со стонами, как Монок.

- Да, вы знаете, что доктор Уилкокс - волшебник? Он собрал мою голову в одно целое - кусочек за кусочком. Я чувствую себя благодарным.

- У вас темные круги под глазами.

Я был рад, что она не участвовала в совете.

- Я отлично себя чувствую, честно. Если бы я не спал, как бы я мог быть таким веселым и остроумным сегодня?

- Вы много отдыхали, сидя в комнате отдыха. Похоже, вы там дремали, не замечая, что спите. Но вот ночью...

Ночью сон отказывался приходить ко мне. А когда я ужасно уставал и все-таки засыпал, меня преследовали ночные кошмары, совсем как япошка с ножом в темноте.

- Больше этой проблемы не существует. Правда. Черт возьми, Сара, очень мило с вашей стороны, что вы спустились сюда, чтобы пожелать мне удачи.

- Я знаю, что вы до сих пор не спите. Я знаю, что вас все еще преследуют кошмары.

- Сара, пожалуйста...

- Я ничего не расскажу. Я знаю, что вы помалкиваете об этом, чтобы вас не задержали здесь дольше. Вы ведь хотите поехать домой, правда?

- Да, - ответил я, и внезапно мои глаза увлажнились. Что за черт!

Она обняла меня рукой за плечи.

- Иди сюда, большой мальчик!

Я плакал в ее голубую блузку, а она гладила меня, как ребенка. Однажды другая женщина делала это, качала меня, когда я плакал. Мне безумно хотелось, чтобы кто-то приголубил меня, это не давало мне покоя, и Сара помогла мне.

- Ну-ну, - приговаривала она.

Я сел и огляделся, надеясь, что никто меня не видит. Ведь я не хотел выглядеть как псих в палате для душевнобольных. Люди будут говорить.

- Извините, - сказал я.

- Все в порядке, - проговорила Сара. - Я не собираюсь рассказывать что-нибудь докторам. Вам лучше уехать в Чикаго - в любом случае. Вы действительно знаете тех людей, о которых рассказывали?

- Да. Но в чем дело, неужели вы никогда не встречали знаменитостей?

- Конечно, встречала. Наполеона, например, или того парня, который называет себя Гитлером.

- А вы предполагали, что подлинные вещи должны быть только в определенном месте?

Она широко улыбнулась, показав мне ряд хорошеньких детских зубов.

- Хорошая мысль. - Она встала. - Если вы еще будете в Вашингтоне, попробуйте заглянуть ко мне.

- Вы намекаете, что захотите иметь дело с бывшим душевнобольным?

- Конечно, - ответила она. - У нас нехватка мужчин.

- Похоже на комплимент. Скажите, а как дела у Диксона?

Ее улыбка исчезла. Покачав головой, она снова присела рядом.

- Не очень хорошо. Он теперь на шестом этаже. Ему уж точно не попасть на раннее заседание совета.

- Вот черт! А тот моряк, который все время молчал, м-м-м, как вы называли его состояние?

- Кататония, - ответила она и засмеялась.

- Что здесь смешного?

- Мне не следует смеяться. Помните, какой шум он устроил, когда мы кормили его из трубочки?

Я несколько раз помогал ей и санитарам кормить этого парня смесью из томатного сока, молока, сырых яиц, мясного пюре и лекарств. Если больные отказывались есть, им вливали всю эту стряпню прямо в горло через трубочку. А этот парень, который отказывался говорить, но был обычно спокойным, просто приходил в ярость, когда в его горло пытались вставить трубку.