Надежда сильнее страха

Что бы там ни было, как бы всё ни обернулось, нужно заставить себя выйти. Рано или поздно придётся. Я стараюсь не думать больше ни о чём, кроме своей новой цели, но, пока я иду по пустому коридору, в моей памяти постоянно всплывают мои последние секунды на Арене. Посмертные крики моих союзников, Рори…

Все остальные двери закрыты или кажутся таковыми — я их не трогаю. Лишь створки последней двери приоткрыты. Я приближаюсь к ней и стараюсь вести себя как можно тише. Правда, сложно понимать степень шумности своих действий, когда мало чего слышишь. Неожиданно я слышу чей-то голос, он произнёс что-то чуть громче, чем остальные. Лишь спустя пару секунд я понимаю, что он сказал:

— Там кто-то за дверью. Наверное, она?

Я уже не сомневаюсь, что тут что-то нечисто. Я разрываюсь между двумя желаниями: убежать в «свою» комнату, пока меня не заметили окончательно или просто ворваться туда и разнести всё, что можно. Но я даже не успеваю ничего сделать. Дверь открывается так неожиданно, что я даже инстинктивно делаю шаг назад. Передо мной какой-то молодой человек, как будто знакомый. Лицо серьёзное, но на губах едва заметная улыбка. Почему же он кажется таким знакомым…

— Рори, — шепчу я, сама не веря в это. Он улыбается чуть заметнее. И плевать, что у него за спиной, возможно, целый отряд миротворцев, — я безо всяких раздумий бросаюсь ему на шею. Мне кажется, что я перепачкала всё его лицо своими слезами. До меня доносится чёй-то голос:

— Прим?

Я приподнимаю лицо и чуть слышно вскрикиваю. Рори тут же уступает мне дорогу, так как я мчусь, не видя перед собой никаких преград. Ещё одно мгновение, и я тону в объятьях Китнисс. Я не понимаю ровным счётом ничего, что сейчас происходит. Может, это всё мой сон. Или мы все мертвы. Я не понимаю, и не хочу понимать. Сейчас мне этого более, чем достаточно.

— Мы сделали это, — наконец, говорит сестра. Я внимательно смотрю на её лицо: уставшее, но торжествующее. Я отпускаю её, осматриваясь вокруг. Такое ощущение, что Игр ещё и не было. Тут все те, с кем мы проводили наши вечера в Капитолии. В углу стоят Эффи, Цинна и Порция. А рядом с Китнисс Пит, до этого явно говоривший с каким-то высоким светловолосым человеком. Он поворачивается ко мне лицом, и я не могу поверить тому, что я вижу. Это слишком нереально.

— Рад видеть тебя здесь Примроуз, живой и невредимой, — говорит Плутарх Хевенсби. Обернувшись, я вижу за своей спиной подошедшего Рори. — Я вижу, что ты несколько в смятении, — прибавляет он, заметив мой взгляд. — Успокойся для начала, никто тебе или твоим друзьям или родственникам не причинит никакого вреда.

— Друзьям? — вопросительно смотрю я на Рори.

— Кора и Эртер здесь, — кивает он. — Кора хуже перенесла снотворное, поэтому Эртер пока дежурит у неё.

— Ладно, — я притворяюсь, что мне всё понятно, хотя на самом деле всё абсолютно не так.

— Теперь можно будет сообщить маме, — доносится до меня голос Китнисс, говорящей это Питу.

— Маме?

— Мы ей ничего не сказали. Почти, — тут же наскоро прибавляет она. — Я заранее, ещё давно попросила Хеймитча сказать ей в случае чего, что о тебе не стоит беспокоиться.

— Ага, — мысли, как сумасшедшие, носятся у меня в голове.

— Так, хватит мучить бедную девочку вашими теориями заговоров! — подбегает ко мне Эффи, усаживая меня на диван. — Может, хочешь чего-нибудь? — я лишь мотаю головой. — Тратите время на всякую ерунду, а скоро придёт время смотреть Интервью!

— Интервью? — я всё больше убеждаюсь, что это какой-то жуткий наркотический сон.

— Ну конечно же, дорогая. Играм же надо было когда-нибудь закончиться!

— И… кто победил?

— Рубин, — вместо неё отвечает Рори.

Все вокруг, точно решив, что со мной всё в порядке, возвращаются к своим делам. Мелларки тихонько что-то обсуждают с Плутархом, рассматривая какую-то карту, Эффи о чём-то болтает со стилистами.

— Я когда очнулся, тоже думал, что умер или сплю, — говорит Рори. — Тут сейчас всё выглядит таким безумным и невозможным.

— Тут — это где?

— Мы на планолёте, скорее всего, где-то около Двенадцатого.

— И куда летим?

— Они не говорят.

— Я ничего не понимаю, — наконец, признаюсь я, откинувшись на спинку дивана.

— Спонсоры не присылали Омел ничего, это сделал Плутарх. Или он подменил его… — я не особенно понял. В её оружии были патроны, вызывающие такие ощущения, что и настоящие, поэтому мы и кричали, но на самом деле там было очень сильное снотворное, настолько, что система решила, что мы мертвы.

— Летаргический сон?

— Что-то около того. Затем они беспрепятственно забрали нас, как мертвецов, и мы просто улетели. А там, на Арене, ничего особенного не было, — неожиданно, он бросает взгляд на часы, висящие на стене. — Эффи, время! — та тут же, ойкнув, спешит включить экран. Интервью подходило к концу. На кадрах хроники уже был тот самый, последний для нас день. Время от времени, камера переключалась на самодовольно улыбавшегося Рубина, залезшего на студийный диван с ногами.

— А вот и Омел, — говорит Рори. Довольно странно смотреть на неё так. Она уже бежит по лесу, разыскивая наши следы. Через мгновение камера ловит лицо Рубина, который слышит первую пушку. Он и Бархат решают пойти туда. Затем камера показывает как Омел «убивает» Эртера, а потом меня, кричащую на неё. Мне кажется, что я выгляжу крайне глупо, пытаясь напугать её. Естественно, части с угрозами правительству нет.

— Жаль, что я этого уже не слышал, — доносится до меня голос Рори. Сложно по нему понять: то ли он доволен моими действиями, то ли наоборот. Да и знает ли он о том, что именно я тогда говорила. Я поднимаю взгляд на сестру и Пита и вижу примерно тоже самое.

Между тем на экране Омел отгоняют от меня, а потом она понимает, что истратила все патроны. Спустя какое-то время показывают, как она находит отбившуюся от Рубина Бархат и с трудом, но убивает её. А затем следует довольно унылая и однообразная погоня Рубина за ней. К концу мне уже самой было жалко Омел. Первый действовал крайне мерзко, на мой взгляд: нападал, ранил и тут же уходил; при этом ранил не в случайные места, а именно так, чтобы причинить наибольшую боль, но при этом не убить. К концу Игр на Омел почти не было живого места. Ран не было только на лице, но при этом оно всё было в крови, так как она за него постоянно хваталась своими руками, больше напоминавшими лохмотья.

— Китнисс, мы сейчас куда? Домой? — выждав момент, спрашиваю я.

— Нет, — задумавшись, говорит она. — Совсем не домой. Но маму к нам как-нибудь доставим, обязательно.

— Такое ощущение, что вы точно какой-то заговор готовите, — бормочу я, слегка улыбнувшись. Однако их посерьёзневшие лица на этих словах несколько разубеждают меня в невероятности этого.

— Мы всё расскажем тебе, когда придёт время, — Китнисс как будто не может подобрать слов.

— Но мне уже не двенадцать. Я всё смогу понять.

Мне кажется, что она хочет сказать что-то, как дверь в комнату открывается и вбегает какой-то человек. Вид у него крайне встревоженный.

— Что произошло? — спрашивает у него Хевенсби.

— Их планолёты уже у Двенадцатого, — стараясь говорить как можно отчётливее, произносит тот.

— Оповестите их срочно! — вскрикивает сестра. Она выглядит страшно напуганной, но не шокированной. — Мы сейчас же летим туда!

— Вы не успеете, — качает головой Распорядитель. — Как мы и думали? — он точно избегает определённых слов.

— Да. Сноу уже понял, что ваше отсутствие, равно как и недостача тел нескольких трибутов и их менторов взаимосвязаны.