Страница 4 из 46
– Катя, Катя, если меня за старика отдадут, не лучше ли умереть?
– Не говорите так, барышня, грех это. Даст Бог, все образуется, и выйдите вы замуж за молодого и привлекательного. – Катя была в курсе любовных мечтаний барышни. – Ну, вот вы и заулыбались. Вытрите слезы, пойдемте быстрей, а то родительница ваша рассердится. Не привыкла она, когда ее заставляют ждать.
Анна не хотела встречаться с князем, но и ослушаться матери не могла. А еще в сердце ее жила надежда, что Владимир не даст ее в обиду, поступит как герой из книжки.
От этой мысли она покраснела и тайком взглянула на горничную: не догадалась ли? Даже Катя не знала, что в последнем письме барышни, которое она отнесла два дня назад Владимиру Григорьевичу, Анна сообщала о подслушанном ею разговоре между отцом и матерью…
– …по миру нас пустит.
– Князь-благородный человек, – послышался робкий голос отца, – подождет. Хлеб продадим, рассчитаемся.
– Не дело говоришь, Афанасий Петрович, – сурово звучал голос Анастасии Куприяновны. – Не покроешь этим долга, да и деньги опять понадобятся, а взять их будет неоткуда. Один выход – сосватать Анну, а с князем договориться, чтобы по-родственному простил нам долг.
– А, ну, как не согласится? – с сомнением вздохнул отец.
– А это уж я на себя беру, уговорю. Князь двух жен схоронил, третью ищет. На нашу засмотрелся. Если правильно дело повести, так можно до свадьбы попросить, чтоб он нашу расписку вернул.
– Стар он, – встал на защиту дочери Афанасий Петрович. – И плохо о нем говорят…
– Стерпится-слюбится, – оборвала его жена. – Зато княгиней станет наша Анна Афанасьевна. Глядишь, с нами и знаться не будет, – со смехом закончила разговор жена.
И слышно было, как она направилась к двери кабинета, уверенная, что возражений со стороны мужа, не последует. И оказалась права – муж промолчал, только недовольно покашливал да бубнил что-то себе под нос.
Ах, маменька, задохнулась от обиды Анна, старику меня хочешь отдать. Как крепостную, за деньги.
Кинулась она тогда к себе в комнату, прямиком к столу. Свою боль, свое отчаяние излила в письме к дорогому Владимиру. Посватайся или увези тайком! Лицо Анны горело, и неизвестно было отчего: от обиды на мать или от стыда, что напрашивается в жены молодому человеку. Да выхода не видела, помощи больше ждать неоткуда.
Два дня прошло, как горничная отнесла письмо, а ответа все не было. Но верила Анна, что спасение придет, и решила быть твердой в разговоре с матерью и навязываемым женихом.
Родители и гость расположились в гостиной. Анна Афанасьевна интуитивно подошла поближе к отцу. Подняв голову, она увидела сидящую на оттоманке мать, а рядом с ней невысокого толстяка с багровым лоснящимся лицом, коротенькими ножками, толстыми ляжками, коротенькими ручками с растопыренными пальцами. Но что больше всего поразило Анну во внешности гостя, так это красные, налитые кровью выпученные глаза и широкий, от уха до уха, но безгубый рот.
Жаба, первое, что пришло в голову Анне, настоящая жаба, только бородавок не хватает.
В самом деле, гость внешне напоминал раздутую жабу, наряженную в богатые одежды. Князь излишествовал в еде и напитках, вел малоподвижный образ жизни, характер имел злобный. Из-за своей противоестественной тучности князь страдал одышкой, сильно потел, огромный живот не позволял ему сидеть, как все, поэтому он всегда разваливался в кресле или на диване и еще больше походил на странное животное, волей судьбы притворявшееся человеком.
– Милый князь, позвольте мне представить вам свою дочь Анну, – бархатным голосом проговорила Анастасия Куприяновна, выразительно глядя на дочь.
Анна присела в реверансе, но постаралась не встретиться с гостем взглядом. А он буквально пожирал ее глазами. В своем простеньком домашнем платье (Анна не посчитала нужным переодеться), с гладко зачесанными волосами, открывающими высокий лоб и нежный овал лица, девушка выглядела гораздо моложе своих семнадцати лет. Была похожа на ангела небесного, которого за грехи низвергли на землю: руки как сломанные крылья, склоненная к одному плечу голова, детски беззащитный взгляд.
Хороша, шумно выдыхая воздух, думал князь, характерным жестом купчины потирая короткопалые ладони. И видать, покорна родительской воле. Ну, да это неважно, у меня любая необъезженная кобылица покорной становится. Не я, так Фролка обротает.
Анна исподлобья глянула на князя, и будто могильным холодом подуло на нее. Ей вдруг увиделась ее судьба, незавидная, убийственная.
Душегуб проклятый, ахнула про себя девушка. Двух жен в могилу свел и меня готов туда же?! Ну, уж нет! В монастырь уйду, в омут брошусь, но за тебя, жабу, никогда.
Князь постарался встретиться с ней глазами, а когда ему это удалось, не смутился от мелькнувшей в них ненависти и презрения, а довольно усмехнулся. Потом, с трудом выпростав свое тело с мягкого сиденья, мелкими шажками подошел к Анне и склонился перед ней в поклоне. Подчеркнуто бережно взяв руку Анны, он легко прикоснулся к ней губами. Но даже от этого почти незаметного прикосновения крупная дрожь прошла по всему телу девушки, будто и впрямь жаба прикоснулась своей влажной пастью. Князь заметил реакцию девицы и в наказание еще раз поднес руку Анны к губам.
– Вот и, слава Богу, – умиленно проговорила Анастасия Куприяновна, – вот и познакомились. Я уверена, князь, что вы станете частым гостем у нас.
– Мне, матушка Анастасия Куприяновна, – все еще держа Анну за руку, проговорил князь, – разъезжать по гостям некогда, да и не вижу причины. Человек я немолодой, с одного взгляда людей разли¬чаю. Ваша дочь (он снова приложился к руке девушки) чудо как хороша. Я не сомневаюсь, что она станет достойной хозяйкой в моем дому. Послушание и тихий нрав я высоко ценю и отблагодарю вас, досточти¬мая Анастасия Куприяновна, за то, что вырастили сей прекрасный цветок на радость всем.
Произнося это, князь тяжело со всхлипами дышал, поминутно утирал лицо большим платком и смешно поводил круглой головой, будто хотел освободиться от тугого воротничка, подпирающего его отвислые щеки.
– Ступай, – приказала мать Анне, – переоденься. – Потом другим голосом: – Вы, князь, не откажитесь отобедать с нами? А после обеда, за рюмочкой бенедиктина, и обсудим наши дела.
– Располагайте мной, любезная хозяйка, – одним ртом улыбнулся гость. – А если Анна Афанасьевна еще и на фортепьянах поиграет нам, то … – князь театрально прижал руки к груди, выражая степень своего довольства.
Крутнувшись на месте, так что платье обвило стройные ноги, Анна выскочила из гостиной и кинулась по лестнице к себе в комнату. Она больно терла руку о платье в тщетной надежде стереть мерзкий поцелуй гостя.
– Жаба, жаба, – со смешанным чувством омерзения и страха вслух кляла толстого князя бедная девушка. – Не видать тебе меня! В ноги батюшке кинусь, из дому убегу, но не дотронешься ты до меня!
Взлетев по крутой лестнице, рывком открыла дверь и рухнула на постель, отчаянно рыдая и колотя кулаками по подушке.
– Не убивайтесь так, барышня, – раздался над ней тихий голос Кати, – глаза покраснеют, барыня недовольна будет. Давайте я вас причешу, помогу переодеться. Дай Бог, все еще может перемениться.
– Ах, Катя, Катя, что изменится? – Анна села. – Была б моя воля, отдала б все свое наследство да купила бы себе свободу.
– Вы ведь не крепостная, что о свободе говорите?! – упрекнула Катя.
– Как же не крепостная?! Да я для маменьки хуже дворовой девки. Она готова за старика меня отдать, живьем в землю закопать, только б до денег добраться.
– Барышня, барышня, судьба, видать, ваша такая. А, может, этот…князь… долго и не проживет, умрет на ваше счастье, тогда вы будете вольны выйти за того, кто приглянется вам.
– Ну, что ты говоришь, страсти какие. Умрет…Нет, милая, он не помрет. Сначала меня в могилу сведет. Уморил двух жен, уморит и меня. Оставь меня! Уйди!
Представив свое недалекое будущее, Анна еще безнадежнее зарыдала. Потом кинулась перед иконами на колени, протянула руки к темному лику Богородицы и страстно зашептала: