Рыцарь Испании

Ставни на окнах были закрыты от жары, и комната и внешние коридоры тонули в полумраке. Как только принцесса Эболи подняла занавесь, дверь в противоположном конце коридора отворилась и показалась королева Испании в сопровождении пожилых женщин и нескольких французских дам. Она шла медленно, вся ее фигура казалась очень светлой в окружающем ее полумраке. Ее светло-голубое платье с облегающим лифом и широкими рукавами и юбкой было украшено на груди жемчужными пуговицами, белые кружевные брыжи были настолько пышны и высоки, что полностью обрамляли ее лицо и скрывали уши.

Ее светлые волосы были собраны на макушке под небольшой серебряный чепец, а на шее висели ожерелье из драгоценностей и длинная золотая цепь.

Ее темные глаза на бледном, тонком и очень миловидном лице, казалось, умоляли о чем-то, все ее хрупкое тело было очень болезненным и слабым.

Дон Фелипе пристально смотрел на нее. Когда она увидела его, а рядом с ним темную фигуру принцессы Эболи, она вздрогнула и попятилась.

Принцесса церемонно поздоровалась с королевой и вернулась в свою комнату, оставив занавесь над дверным проемом отдернутой.

Король встал рядом с королевой и повел ее в капеллу.

Принцесса Эболи располагала своей молельней. Несмотря на суровые правила испанского двора, требующие неукоснительного соблюдении этикета, она чаще всего была вольна поступать, как считала нужным, и крайне редко посещала королевскую капеллу.

Она вернулась к ткацкому стану. Точными и аккуратными движениями она вплетала цветные волокна шелка и шерсти поперек нитей основы и плотно прижимала их друг к другу.

Она сидела столь неподвижно, ее лицо было столь бесстрастно, движения ее пальцев столь размеренны, что она казалась механизмом. Однако шум приближающихся шагов заставил ее поднять голову.

В дверях, в обрамлении занавеси и на фоне темного коридора, с ветвью граната в руке стоял дон Хуан.

Безупречные манеры, приятное веселое лицо и благородная осанка отличали его как истинного придворного испанского двора.

– Заходите и поговорите со мною, дон Хуан, – сказала принцесса Эболи.

Он вошел в комнату с изящной непринужденностью. Он знал, что эта некрасивая женщина – Ана де Мендоса, самая родовитая наследница Испании и жена королевского фаворита и министра, и он был достаточно предусмотрителен, чтобы желать заручиться ее благосклонностью. Она указала на маленький табурет подле себя, и он сел, выпрямив мускулистые ноги, обтянутые розовым шелком.

– Значит, вы не желаете быть священником? – спросила принцесса.

– Нет, сеньора.

Хуан вздохнул. Он думал о другой донье Ане, из Алькалы, которой он так и не смог послать никакого письма перед своим внезапным отъездом вместе с королевской свитой в Мадрид.

– Вы желаете быть солдатом?

– Разумеется, сеньора.

– Возможно, такова воля Господа, чтобы вы служили Его Величеству в качестве солдата.

– Я надеюсь на это, сеньора.

Она украдкой взглянула в его необыкновенное, удивительно очаровательное лицо, исполненное живого изящества, лучащееся здоровьем, с выражением энергии, мужества и силы, и сравнила его с Карлосом, наследником безграничной власти дона Фелипе.

– Король был вам хорошим братом, – отметила она.

– Я знаю, – ответил он с искренней благодарностью, – и я всю свою жизнь буду верен Его Величеству.

И вновь ее взгляд скользнул по нему.

– Почему вы не в капелле? – спросила она.

Ответом ей был яркий румянец, заливший его лицо. Она знала, что в капелле он не имеет права сидеть рядом с королем. Это было одной из привилегий инфанта Кастилии, которой он не обладал, и она предполагала, что гордость заставляет его стремиться подвергаться этому унижению как можно реже.

– Вы очень горды, – сказала она со значением.

Поняв, что она прочла его мысли, он покраснел еще больше.

– Хорошо служите королю, – продолжила принцесса, – и, возможно, вы достигнете даже большего величия, чем смеете мечтать.

Он перевел дух.

– Карлос любит вас, – добавила донья Ана. – Король и королева любят вас, вас ждут величие и счастье.

Хуан взглянул на гранатовую ветвь, на длинные, заостренные серо-зеленые листья и на плотные крупные почки над смятым пламенем алого цветка.

– Я не могу пойти в капеллу, – сказал он, и его голос слегка дрогнул.

Донья Ана сменила нить лимонного цвета на ярко-голубую. Хуан отметил, что у нее маленькие ловкие смуглые руки и длинные пальцы.

– Были бы вы мне признательны, – сказала она, – если бы я убедила короля сделать вас капитаном, а не кардиналом, как он намеревается?

Хуан вновь вспыхнул, на этот раз от удовольствия. Он знал, что она могущественнейшая дама в Эскориале, что ее расположения ищут более, чем расположения нежной королевы, и что король прислушивается к ней, но он не ведал, что она считает его благодарность полезным политическим приобретением.

– Я был бы благодарен вам всю мою жизнь, – искренне сказал он.

– Карлос скоро прибудет ко двору, – ответила она. – Попросите его поговорить с королем, и я поговорю с ним тоже.

– Я желаю усмирить морисков, – просто сказал Хуан. – Я желаю прославить Всемогущего Господа, принеся Крест в Африку.

– Карлос будет отправлен против мавров.

Он ответил открыто презрительной улыбкой.

– Карлос болен. Карлос никогда не сможет быть сильным.

– Он исцелен. Благодаря помощи или Богоматери из Аточи, или брата Диего.

– Господи! Но он не смог бы выступить против мавров.

– Будет так, как прикажет король.

– Он будет королем, – завистливо сказал Хуан. – Королем!

Его глаза расширились и заблистали, затем он потупил взор.

– Впрочем, – добавил он, – кто знает, какая судьба его ждет?

Он поднялся и прижал к губам алые цветки. Его смуглая кожа все еще полыхала румянцем, а прекрасные губы изогнулись в улыбке. Его молодое тело было крепким и гибким, как натянутый лук, сталь и золото ордена Золотого руна засияли подобно языкам пламени, когда солнечный свет, проникающий через маленькое окно наверху, упал на его грудь.

Донья Ана одобрительно и расчетливо смотрела на него.

Дон Фелипе был велик, его боялись, но никогда не любили. Карлос оскорблял всех, кто приближался к нему. Новорожденный ребенок королевы был девочкой. Лишь личности, подобные дону Хуану, их юность, изящество и величие, могли служить опорой неслыханной и масштабной политике Испании.

Принцесса Эболи это понимала. Она признавала могущество террора, но она также верила, что, помимо страха, существуют и иные пути воздействия.

Ее острый глаз видел в сыне Карла Пятого качества самого блестящего принца в Европе, а в сыне герцога Пармского отчасти тот же блеск и вместе с тем развитый интеллект.

– Хуан, – сказала она мягко, – пока вы помните о покорности Всемогущему Господу и о своем долге по отношению к королю, я на вашей стороне.

Она поднялась, и серебряные ленты, которыми были оторочены воланы ее пышных юбок, блеснули вокруг нее, как блики света на воде.

– Всегда повинуйтесь королю, – добавила она.

Его искренние глаза встретили ее расчетливый взгляд.

– Разве я смог бы быть настолько подлым, чтобы пойти на предательство? – ответил он с величайшей кротостью.

– Конечно, нет, – сказала она. – Я попрошу короля, чтобы он предложил вам какой-нибудь военный пост.

– Милостивая госпожа, я всегда к вашим услугам.

Она улыбнулась ему и удалилась во внутренние покои.

В приоткрытую дверь он мельком увидел девушек в пышных платьях, сидевших вокруг возвышения. Они связывали срезанную лаванду в небольшие пучки, затем подгибали стебли растений и перевязывали их голубым шелком.

Дверь закрылась, и Хуан вышел в коридор. Он знал, что дон Алессандро и остальные его юные племянники, сыновья императора, приехавшие навестить короля, ждут его на теннисном корте.

Но, несмотря на то, что теннис был его любимой игрой, он не стал торопиться.

Он медленно брел по еще не отделанным коридорам Эскориала.