Рыцарь Испании

Дон Алессандро слегка пожал плечами.

– Разве можно угадать, кого выбрала женщина? – сказал он.

Удар грома в горячем воздухе сопровождал его слова, и дон Карлос сжался за оконной створкой и злобно посмотрел на небо.

Тогда выступил вперед третий молодой человек, который до сих пор сохранял молчание.

– Будем тянуть жребий? – предложил он мягким голосом. – Или кто-то один из нас докажет, что у него есть преимущество перед остальными?

– Никто из нас не знаком с ней, дон Хуан, – ответил дон Алессандро, – и все мы писали ей письма…

– Разве есть в Алькале хотя бы один кабальеро, который не писал? – легко сказал дон Хуан. – Сейчас модно быть влюбленным в донью Ану.

Вспышка молнии озарила комнату, и дон Карлос отпрянул от окна, пронзительно взвизгнув, подобно испуганному животному, когда вслед за нею раздался удар грома, он зажал уши руками, трепеща всем телом, и громко закричал.

Остальные двое потупили глаза, не глядя ни на него, ни друг на друга; он отер пот, выступивший на его узком лбу, и взглянул на них украдкой.

– Хорошо, тянем жребий, – выдохнул он, нервно стискивая платок в своих длинных руках.

Дон Хуан положил на стол свой черный бархатный берет.

– Только не кости! – вскричал дон Карлос; он нервно сорвал три кольца со своих пальцев, два простых чеканных золотых и один с квадратным изумрудом. – Это, – показал он на драгоценный камень, – донья Ана. Он коварно и криво улыбнулся остальным, положил три кольца в берет и встряхнул его.

– Тяните жребий, – пронзительно скомандовал он, – и посмотрим, кому достанется дама!

Двое других обменялись взглядами. Дон Алессандро приподнял брови, а дон Хуан улыбнулся одними глазами, когда гром и молния вновь заставили дона Карлоса, трепеща и рыча, броситься в кресло. Когда все закончилось, он был мертвенно-бледен, легкая пена показалась на его искривленных губах.

– Я первый! – вскричал он, вскочив на нетвердых ногах и засовывая руку в берет.

С глупым смехом он достал из берета изумруд.

– Она моя! – воскликнул он. – Я выиграл!

Смуглые щеки дона Хуана вспыхнули: он отвернулся к окну и посмотрел на Алькалу, осыпаемую серебряными струями дождя, однако дон Алессандро сказал мягко:

– Конечно, она принадлежит Вашему Высочеству.

Дон Карлос взглянул на него с перекосившим его лицо выражением подозрения и злорадства.

– Нет! Ты думаешь, что я схитрил, – сказал он. – Как всегда, придираешься, кузен. Дон Хуан, нам пора домой.

Он говорил с привычным высокомерием, поскольку последний удар грома уже был слабым, и было ясно, что гроза на исходе или что она была лишь предвестником другой, которая разразится позже.

В любом случае, сейчас гроза закончилась, и к дону Карлосу вновь вернулось мужество. Он снова надел кольца и взял за руку дона Хуана.

– Мы уходим, – сообщил он.

– Вы не останетесь на ужин? – спросил молодой хозяин с формальной вежливостью.

– Нет! – нелюбезно ответил дон Карлос.

Хуан рассмеялся, но Алессандро не изменился в лице.

– До свидания, кузен, – сказал он.

Карлос не удостоил его ответом, лишь топнул ногой и потащил Хуана прочь. Когда они вышли на улицу, оказалось, что дождь все еще идет, но черные тучи расступились, открыв пурпурный закат, и купола и башни Алькалы блестели от влаги и сияли золотом в последних лучах заходящего солнца.

Двое юношей отправились домой, их покои находились в архиепископском дворце, построенном кардиналом Хименесом, сейчас содержавшемся под стражей в Вальядолиде.

Карлос крепко стиснул руку своего друга, шагая с горячечным нетерпением и вздрагивая под дождем. Хуан, который относился к нему со снисходительным добродушием, запел короткую песню, популярную среди университетских кабальеро, и не обращал никакого внимания на его брюзгливые жалобы.

Когда они вошли во дворец, Карлос с интересом взглянул в сторону привратницкой, которую они миновали, входя во двор. В тени низкого дверного проема сидела молодая девушка, перебирая новую пряжу для работы и посматривая, как капает дождь.

Ее лицо, обнаженные шея и руки сияли в полумраке, и оранжевый платок, которым она повязала голову, скрепив золотыми булавками, казался драгоценным убором.

Когда молодые люди проходили мимо, она опустила свои загорелые руки на черную юбку и посмотрела на них.

– Это дочь привратника, – прошептал Карлос.

Его щеки порозовели, и он вздрогнул.

Хуан безразлично посмотрел на нее, она зарумянилась и серьезно и почтительно присела в реверансе.

Девушка следила за ними взглядом, пока они шли через двор. Когда же они вошли во дворец, она поднесла руки к своей высокой груди и беззвучно рассмеялась, показав крепкие белые зубки.

– Она красивая женщина, – пробормотал дон Карлос.

– Кто, донья Ана?

– Нет, дочь привратника.

Они стояли рядом в полумраке большого зала, и Карлос все еще держал руку Хуана.

– Я иногда играю на гитаре под ее окнами, – сказал он тихо, – и она обещала встретиться со мной в саду сегодня вечером.

Мускулы дона Хуана слегка напряглись, он молчал, сумрак скрывал его лицо. Карлос тоже помолчал немного, затем произнес почти со злобой:

– Какое мне дело до Аны Сантофимия-и-Муньятонес?

Хуан стоял настороженный, но молчал.

– Я не пойду сегодня, – добавил Карлос раздраженно.

– В сад? – осторожно спросил Хуан.

– Нет, к воротам дома доньи Аны. Возможно, будет еще гроза. И дочь привратника гораздо красивее, она пышная и румяная, как Мадонна…

– Вы выиграли, когда мы тянули жребий, – тихо сказал Хуан.

– Сходи вместо меня – скажи ей, что я не смог прийти.

– Она не ждет вас, – вырвался у дона Хуана яростный шепот, но он тут же громко произнес:

– Она будет разочарована.

– Да, – согласился Карлос, – но я не могу пойти.

Он отбросил руку Хуана и медленно пошел наверх.

– Иисусе! – воскликнул Хуан, перекрестившись, – вот удача!

Глава II. Донья Ана

Когда дон Хуан подошел к дому Сантофимия-и-Муньятонес, гроза вернулась и вновь забушевала в небесах.

Яростная вспышка молнии и удар грома усилили волнение молодого человека; он ждал, дрожащий и напряженный, перед высокими коваными воротами, украшенными гербами.

Он не был влюблен в донью Ану, но он любил жизнь, и донья Ана была прекрасной частью жизни. Кроме того, приключение таило в себе некоторую опасность, и эта опасность делала его еще более соблазнительным.

Он взял с собою троих слуг, которые, вооруженные до зубов и со шпагами наголо, стояли на страже на темных улицах в нескольких шагах от ворот.

Было начало одиннадцатого. Время от времени молнии озаряли купола и башни Алькалы, вспыхивающие на фоне черного неба. Дождь стучал по листьям кустов олеандра и сирени. Дон Хуан чувствовал его капли на своем лице, когда смотрел вверх, и на тыльной стороне ладоней, которыми он обхватил мокрые железные прутья.

Было очень жарко. Хуан не мог припомнить, чтобы он когда-либо прежде так чувствовал жару – и темноту.

Слабый, затуманенный дождем огонек фонаря показался во дворе, затем приблизился, и в его свете стали видны ветви кустов с длинными, темными листьями, блестящими от струящейся по ним воды, и белый чепец под капюшоном несущей фонарь женщины.

Затем огонек еще более приблизился и осветил дона Хуана.

Женщина засмеялась еле слышно.

– Значит, это вы, – сказала она.

Дождь усиливался, его струи пронзали свет фонаря подобно серебряным дротикам. Хуан увидел служанку в темной накидке и полотняном чепце, которая смотрела на него со смесью любопытства и опасения во взгляде.

– Вы! – повторила она.

Он не ответил; он помнил, что пришел сюда лишь волею случая, и не думал, что знак доньи Аны был предназначен ему. Он был уверен, впрочем, что ее знак не предназначался и бедному Карлосу, – конечно, ее внимание привлек Алессандро, который ничем не уступал утонченным кавалерам Алькалы или самого Мадрида.