Страница 48 из 62
— А часовой? — перебил его киммериец.
— Часового он еще с вечера не выставлял, — пожал плечами Альбан. — Стали выяснять, когда Просперо вернулся, оказывается в лагере его никто не видел.
Конан молча вышел из шатра, взял повод коня, поданный ему оруженосцем и поскакал в лагерь Просперо. Альбан следовал за ним. Войдя в шатер Просперо, киммериец обратил внимание на неразобранную походную койку.
— Похоже, Просперо тут не ночевал, — буркнул он. — А это, что за ларец?
Он открыл ларец, в котором оставалось три бутылки вина.
— Странно! — сказал киммериец. — Ларец, вроде, от Троцеро, но я его раньше у него не видел.
— Может, его привезла вчерашняя баронесса, — вспомнил Альбан. — Она еще сказала, что поручение графа выполнила и ей пора.
— Что еще за баронесса, во имя Крома? — рявкнул Конан.
— Которая вчера приезжала… Она еще мне показалась знакомой, — объяснил Альбан. — Где-то я ее раньше точно видел… О, чтоб меня побрал Нергал! — вдруг воскликнул он. — Это же баронесса Лаэртская, одна из придворных дам принца Нумитора!
— Кром тебя побери! — рявкнул киммериец ударив кулаком по столу. Вдруг взгляд его упал на записку, оставленную Просперо на столе. Он пробежал ее глазами и, бросив на стол, приказал:
— Возьми два десятка всадников и за мной в Реймс!
Вороного жеребца Конан пустил в карьер. Остальные всадники не отставали от него. Когда показались ворота Реймса, перешли на галоп и, не останавливаясь пронеслись мимо городских стражников, которые только ошеломленно покрутили головами, узнав командующего Повстанческой армией.
Подскакав к особняку, адрес которого он прочитал на бумажке, Конан ударил кулаком в ворота с такой силой, что они чуть не слетели с петель. Через минуту лакей открыл ворота и Конан, спрыгнув с коня, отрывисто спросил:
— Где дама, которая здесь останавливалась вчера?
— Так она уехала еще ночью, — ответил лакей, — вместе со своими слугами.
— А всадник, который прискакал вечером?
— Так и он, похоже, уехал с ней в карете, я видел, что его коня вели за каретой на поводу, — объяснил слуга, не понимая чего от него хотят.
— Кром! — завертелся волчком киммериец, изрыгая проклятия. — А ну веди нас к хозяину!
Но и хозяин дома ничего толком объяснить не смог. По его словам, какая-то знатная дама сняла у него первый этаж два дня назад, заплатила за неделю вперед. О том, что она уехала со своими слугами ночью, ему стало известно утром.
— Но она мне уплатила вперед, а когда уезжать дело ее, — резонно пояснил он.
— Понятно, — сказал киммериец Альбану, когда они возвращались назад, — это все подстроил Нумитор. Подослал к Просперо эту свою шлюху, а тот и повелся как безусый юнец! Но ничего, я этого так не оставлю! Поднимай всю конницу, нанесем визит Нумитору!
Альбан покосился на Конана, но ничего не сказал. Штурмовать лагерь принца в конном строю было бы самоубийством, но и смириться с похищением Просперо тоже было нельзя.
Просперо, о котором сейчас только и говорили в Повстанческой армии, очнулся довольно скоро в карете, которая куда-то ехала, подпрыгивая на ухабах. Но он был связан по рукам и ногам, а на голову его был наброшен мешок, поэтому не знал, куда его везут и даже какое сейчас время суток. Он чувствовал, что лежит на каком-то мягком сидении, поэтому постепенно задремал, так как ничего другого ему не оставалось. Проснулся он от того, что его грубо разбудили, ослабили путы на ногах и отвели куда-то в сторону отправить естественные надобности. Потом дали кусок хлеба и кружку воды. После этого его опять связали надвинули на голову мешок и вновь уложили в карету на сидение. Где находилась баронесса, он не видел. Они ехали, почти не делая остановок, лишь изредка давая непродолжительный отдых лошадям и, наконец-то приехали. Его вывели из кареты, куда-то повели и сняли с головы мешок. Оказалось, он находится в шатре, а напротив него стоит сотник Громель.
— Очнулся мошенник! — услышал он грубый голос и, повернув голову, затылок которой все еще гудел от удара, увидел сидевшего за столом принца Нумитора. — Обещал, что сдеру с тебя живого шкуру, значит сдеру! — довольным тоном произнес принц. — Будешь в следующий раз знать, как со мной шутки шутить!
— О каком следующем разе ты, принц, говоришь, если собираешься содрать с меня шкуру? — дерзко заметил Просперо.
— И то правда, — ухмыльнулся принц, — никакого следующего раза не будет, уже сегодня освежуем, как зайца, а шкуру просолим и вывесим на просушку.
— Да я особо не тороплюсь, — пожал плечами Просперо, — день другой могу и подождать.
— Ах ты шельма! — захохотал Нумитор. — Дерзкий! Люблю дерзких, в смысле люблю с них шкуру живьем снимать.
Просперо промолчал, подумав, что перегибать палку все же не стоит. Он понимал, что оказался в руках своего заклятого врага, которому попортил немало крови, а пытки в Аквилонии еще никто не отменял и у известного своей приверженностью рыцарским правилам ведения войны Нумитора, пыточных дел мастера не уступают своим коллегам у его двоюродного брата короля.
— Ладно, — сказал принц, вставая, — некогда мне тут с тобой рассиживать. Зайду попозже, как освобожусь от текущих дел. А, — ты повернулся он к Громелю, — приготовь все для того, чтобы содрать с этого молодца шкуру.
Он похлопал Просперо по плечу и вышел из шатра.
— Свою угрозу он исполнит, — хмуро сказал Громель, — может, и не лично сам, но шкуру с тебя сдерут.
— А тебе то что до того? Я тебе не сват, не брат, мы и встречались раз пять за все время!
— Ну, если не считать, как я завел тебя в топь, — ухмыльнулся сотник.
— Не спорю, западню ты нам устроил, что надо, — согласился Просперо, — но мы же вырвались из нее.
— Верно, да еще как! — подтвердил Громель. Он достал из ножен кинжал и, подойдя к Просперо, перерезал ему веревки на руках. Спрятав кинжал, сотник взял валявшуюся в углу шатра кирасу и протянул ее Просперо.
— Одевай!
Тот не понял, что задумал сотник, но подчинился и, надев, стал затягивать шнуровку. Громель, тем временем, достал из походного шкафа шлем с забралом и отдал его Просперо.
— Надень на голову и опусти забрало!
Громель осмотрел пуантенца со всех сторон. Теперь он ничем не отличался от солдат Нумитора.
— Хорошо. Теперь иди за мной. У коновязи стоят два жеребца, один мой, другой твой. Вскакивай в седло и скачи за мной. А теперь молчи!
Они вышли из шатра. Громель громко сказал часовому, чтобы тот никого не пускал в шатер.
— Там связанный пленник! Если, кто меня будет спрашивать, я скоро вернусь.
Он направился к коновязи, Просперо шел за ним, до конца еще не веря во вновь обретенную свободу. Действительно, у коновязи он увидел своего коня, который узнав хозяина громко заржал. Они с Громелем вскочил в седла и поскакали к воротам. Часовые, завидя сотника, взяли на «караул» и, оказавшись за пределами лагеря, оба всадника понеслись вдоль Луарны в сторону Реймса.
— А теперь куда? — спросил Просперо, поравнявшись с Громелем.
— К вам, — коротко ответил тот, — другой дороги у меня теперь нет.
Они скакали широкой рысью, со скоростью не более четырех лиг в час, опасаясь утомить лошадей.
— Как думаешь? — спросил Просперо. — Принц вышлет погоню?
— Он уже выслал! — ответил Громель.
Просперо обернулся. Действительно, далеко на горизонте клубилась пыль.
— Мы их опередили лиг на пять, но они нас догоняют, — добавил Громель. — Нам не уйти, там не меньше тысячи, а то и двух тяжелой конницы.
— Что будем делать?
— Вариантов не много, собственно вижу один, — сказал Громель, — когда станут нагонять, переплыть Луарну вплавь. За нами они не полезут, станут брод искать.
Просперо опять обернулся. Облако пыли позади них затянуло весь горизонт.
— Они нас догоняют! — крикнул он.
— А наши кони устали! — ответил Громель. — Сохраняем прежний темп, а потом бросимся в Луарну, течение тут быстрое само вынесет на тот берег. Будем держаться за конские гривы, а то в наших доспехах сразу пойдем ко дну.