Каштаны цветут дважды

— Ну а смерть Гуда, — плавно продолжила Кора, — толкнет ее ко мне и освободит от этой никчемной слабости.

Маг с какой-то отчаянной властностью шагнул к ней. Ему придется привыкнуть, что, пока кинжал у нее, она сильнее, — мельком подумала Кора. И хорошо бы, чтобы Румпелю ее неуверенность не бросилась в глаза. Впрочем, сейчас ему явно не до этого.

Он всматривался в ее лицо с недоверием, точно пытался определить границы ее хладнокровия. Или источник.

— Ты сможешь дважды причинить нашей дочери такую боль? — вопрос прозвучал на редкость искренно.

Она едва не рассмеялась; приятно рассказывать о безупречно разработанных планах.

— Но ведь это сделаю не я, Румпель, — с ласковым укором пояснила она. — Это сделаешь ты. А об этой мелочи, — она любовно провела пальцем по покрытому узорами лезвию, — мы, разумеется, умолчим.

Он сделал молниеносное движение, но Коре отпрянуть не пришлось — как она и предполагала, до кинжала Темный даже дотронуться не смог без разрешения владельца. Все же представлять себе разъяренного Румпельштильцхена без защиты кинжала ей не хотелось, и мгновенный щипок страха, пришедшийся весьма кстати, придал Коре уверенности в том, что она все делает правильно.

— Немедленно, — похолодевшим голосом произнесла она.

Румпельштильцхен как-то странно повел в воздухе руками, будто собирал магию для защитного барьера. Попытка оказалась, разумеется, бесплодной, но Кора начала испытывать нетерпение. У нее сегодня еще много дел, пора заканчивать.

Глаза Румпельштильхцена были прикованы к кинжалу.

— Кора, не нужно, — сдавленно и уже без следа угрозы проговорил маг.

Кора утомленно вздохнула. Колебаний она не испытывала, но следующие слова были нужны ей самой. Как напоминание.

— Порой, — с глубокой, хоть и мимолетной печалью, произнесла она, — нужно уметь быть жестокой с теми, кого любишь.

— Кора! — внезапно сорвалось с его губ отрывистой, резкой мольбой.

Кора откинула голову. Металл в руке, сталь — в голосе.

— Темный, повелеваю…

Слева мелькнула тень. Мгновение — и кинжал вырвали из руки Коры с такой силой, что рукоятка расцарапала ладонь.

У нее за спиной стояла Реджина, побледневшая Реджина с кинжалом Темного в руке.

========== Глава 48 ==========

— Реджина, не смотри на меня так, я, — Кора, едва ли не впервые на памяти Реджины выглядящая растерянной, запнулась. Наверное, Реджина была слишком спокойна, опасно спокойна, потому что мать умолкла.

— Скажешь, что я что-то не так поняла? — Реджина приглашающе вскинула брови и, не дождавшись ответа, продолжила, растягивая слова: — Хорошо. Тогда запомни одно, мама. Если приблизишься к Робину, я найду способ уничтожить тебя, я тебе обещаю. Больше ты никого у меня не отнимешь.

Кора отступила, качнула головой, вздохнула. В позе матери было столько величавого достоинства, а в устремленных на дочь глазах столько печали, что на мгновение Реджине показалось, будто все услышанное было лишь плодом ее воображения, еще одним мороком. Если бы не одно. С той же грустью смотрела на нее мать, стряхивая с ладони пепел сердца Дэниэла.

Воспоминание, к которому она не прикасалась два года и четыре дня, неизлеченной болью обожгло сердце. Наверное, Кора заметила, как на глаза Реджины наплыли слезы. Мать заговорила примирительно, с мягким укором:

— Реджина, когда-нибудь ты поймешь, что все, что я делала, я делала ради твоего блага.

Реджина, не отвечая, с болезненным, напряженным вниманием смотрела в лицо матери. Та подалась было вперед, видно, сочтя, что дочь растрогана, но тут же остановилась.

— Знаешь, если любовь — слабость, — негромко произнесла Реджина, — то я не знаю никого, сильнее тебя.

Губы Коры дрогнули, но ни звука не последовало. Мгновение поколебавшись, Кора взмахнула рукой.

Когда рассеялся унесший Кору пурпурный дым, Реджина обернулась к Румпельштильцхену.

— Она бы снова это сделала? — вопрос прозвучал настолько жалко, что ее передернуло, но, если бы маг не ответил, Реджина спросила бы вновь. Нужно было перекрыть то воспоминание, уйти из ставшей склепом конюшни.

— Да. Кора вырвала себе сердце, — с отрывистой мягкостью ответил Румпельштильцхен. — Это случилось задолго до твоего рождения.

— А ты был против, — Реджина изогнула губы. В виски все громче стучались молоточки. — Но теперь я хотя бы понимаю, откуда взялись все эти твои разговоры о свете и тьме, о надежде. Пытаешься, — усмешка не скрыла, как дрогнул голос, — исправить все, что натворил?

— Это невозможно, — вполголоса ответил он.

Она не ответила, но насмешливая улыбка сползла с губ, а туго перехватившая горло петля гнева незаметно распустилась, и Реджина глотнула воздуха. Опершись спиной о приземистый буфет, она положила кинжал возле себя.

— Проклятье, — тихо, не глядя на Румпельштильцхена, уронила она, — я знаю, вмешались Чарминги, но ведь наложила его я. Что пошло не так, как… как все так получилось? Что я…

— Не ты. Зелина — Злая Ведьма Запада и старшая дочь Коры.

Реджина с вялым интересом слушала краткий рассказ Румпельштильцхена, скользя глазами по тусклому лезвию кинжала, по причудливой вязи букв.

Когда Румпельштильцхен умолк, она подняла на него глаза.

— А ей в таланте не откажешь, — протянула Реджина и внезапно для себя коротко рассмеялась. — Тебе стоило остановить свой выбор на ней, а не на мне.

Румпельштильцхен не изменился в лице, но что-то в его неподвижности подсказало Реджине: слова попали в цель. Легче ей от этого не стало.

Если бы не Темный, Реджина бы сейчас сползла по стене на пол, охватила колени руками, спрятала лицо в сгибе локтя и беззвучно, безнадежно, бессмысленно расплакалась. А может, ей захотелось сделать это именно потому, что он был рядом.

— Ты не раз говорил, что этот мир дал мне второй шанс, — безучастно произнесла она, — может, так и есть. Второй шанс, но не второго отца. То, что я услышала, ничего не меняет. Мой отец — Генри. Не ты.

Она еще несколько секунд задержала взгляд на его лице, на мертвых, пустых глазах. Напрягалась, ожидая, когда ударит жалкое, ничтожное «Мне жаль» Румпельштильцхена.

Реджине не было жаль. И больно ей не было. И глупый припев «Все могло бы быть иначе» не раздавался в ушах.

Иначе ничего не могло быть.

— Тогда меня это мало интересовало… но ты, должно быть, предусмотрел, как вернуться в Зачарованный Лес. Если нужна моя магия, ты знаешь, где меня найти. И сделай все поскорее.

Она шевельнулась — на секунду показалось, что и шагу сделать не сможет, все тело налилось смертельной усталостью, — и отлепилась от буфета.

Оглянулась на клинок.

— Мне он не нужен, — уронила Реджина.

Магический дым послушно унес ее прочь.

***

Безветренный теплый июньский вечер, голубоватая дымка повила закат, в воздухе разлилась дремота.

Четвертый день Эмма жила, двигалась, что-то предпринимала, о чем-то — кроме главного — размышляла, и делала все это, словно в сонном оцепенении, которое даже не пыталась стряхнуть. Эмма боялась задавать — себе, другим — вопросы. Что-то подсказывало ей: ответы могут перетряхнуть, неузнаваемо изменить ее жизнь, а с Эммы пока что хватало переворотов, хорошего понемножку. Эта затянувшаяся тишина, в которой не было обмана, лишь выжидание, пока что вполне устраивала Эмму. И кроме того…

Резкий хриплый вскрик. Вскрик боли.

Эмма обернулась; на противоположной стороне крошечного переулка эсэсовец, сбив с ног долговязого паренька, методично избивал его прикладом.

Эмма оглянулась, ища глазами другие фигуры в черном, фургоны. Облава? Нет, непохоже. Случайный арест. Рутина.

Паренек инстинктивно прикрывал голову окровавленными руками, до Эммы доносились глухие вскрики.

Может быть, она бы отвернулась, как ей следовало, и продолжила путь, свернула на Рю де Пьемон, откуда уже не расслышать ни звука из похожего на колодец переулка. Может быть, но вдруг, перекатившись на левый бок, парень уперся в нее ничего не выражающим, полным животного страха взглядом.