Каштаны цветут дважды

А пока лучше всего собрать вещи и на время исчезнуть.

***

— Месть свершилась. Белоснежка потеряла мужа, дочь, королевство, а все ее подданные лишились своего счастливого конца. И это еще не всё, теперь, с вернувшейся памятью, страдания Прекрасных лишь усилятся, — нашептывала Злая Королева, и Реджина усердно раздувала посеревшие от пепла угольки ненависти, пытаясь согреться хотя бы этим огнем. Но искру высечь не удавалось.

Может, хоть встреча лицом к лицу с врагами поможет?

Статус пособницы СС, выданный ей после той ночи, когда она доказала «убийством» Ноттинга свою добросовестность, позволял Реджине заглянуть к Дэвиду. Миновав выставленный у подъезда пост, она поднялась на второй этаж. Постучала. Ей отворили.

— Реджина, — прошептала падчерица. На мгновение глаза Белоснежки затуманились, и девушка прижалась плечом к косяку, но, как видела Реджина, не от страха или бессилия.

Реджина жадно всматривалась в Белоснежку: она ждала, что темные глаза вспыхнут, лицо принцессы запылает гневом, но ничего не происходило. Та продолжала смотреть на нее с терпеливой усталостью в глазах, точно все, с чем пришла Реджина и что наверняка прочла на ее лице Белоснежка, не стоит того, чтобы говорить об этом.

— Проходи, — выдохнула девушка наконец, отступая вглубь.

Реджина тут же перешагнула порог. Не оглядываясь, прошла в комнату. Дэвид — Прекрасный Принц — при виде Реджины кинул тревожный взгляд за ее спину. Что, полагал, она уже удушила Белоснежку?

— Давно не виделись, Дэвид, — протянула она, складывая руки на груди. — Кстати, Белоснежка, — Реджина взглянула на бесшумно вошедшую следом за ней и остановившуюся возле мужа принцессу, — а ведь занятно вышло. Ты, как я слышала, в этом мире робко жалась к победителям, не так ли? А вот злодейка Реджина влипла в Сопротивление, и только Дэвид, — она смерила насмешливым взглядом Нолана, сжавшего руку любимой, в чьих глазах уже навернулись слезы, — остался верен себе: герой во всех мирах.

Она замолчала, а Дэвид устало, но со все тем же терпением, с каким встретила ее Белоснежка, нахмурился.

— Я не герой, Реджина, так же как и ты не злодейка.

В его словах не было ни грана пафоса, никакой натянутости, он точно сам был недоволен тем, что слова эти правда. И сам в них верил. И на мгновение они такими и показались Реджине — простой правдой. Но это быстро прошло, и она, заслышав за спиной шаги, обернулась.

— Пап, я… — белокурая девушка остановилась в замешательстве.

Зеленые глаза под тонкими бровями, убранные в тугой узел светлые волосы. Эмма Свон. Первые дни ареста, первые допросы, девушка, в которой неопытность с лихвой искупалась рвением, а притворная мягкость сочеталась с циничной жестокостью.

Ученица Голда, дочь Нолана, и тот самый ребенок, которому суждено было разрушить ее, Реджинино, проклятье.

И внезапно Реджина рассмеялась. На лбу девушки пролегли морщины, Свон беспомощно заозиралась. Чарминги за спиной, похоже, тоже занервничали.

— А вот и дочка Прекрасных родителей, дитя Истинной любви, — отсмеявшись, кинула Реджина, — ненароком попавшее, — она обернулась к Прекрасным, — на сторону тьмы.

Вот эти слова ударили по Дэвиду и Белоснежке, отметила она с мстительной радостью. Пробили в их усталом принятии Реджины заодно с ее проклятьем брешь.

А дочь Белоснежки, похоже, просто ничего не поняла. Светлые брови недоуменно взлетели при слове «родители», но последние слова Реджины заставили Свон измениться в лице.

С мгновение Свон стояла в нерешительности, уголки губ опустились, глаза как-то жалобно уставились на Реджину.

Вдруг Свон передернулась, выпрямила плечи и заговорила:

— Я знаю, что вы ненавидите и презираете меня. Я причинила вам много зла. Я… — Свон задохнулась, словно подавилась своими словами, — мне жаль.

Тишина. Прибавляющая все новые и новые оттенки к просьбе о прощении, заставляющая эти слова звучать вновь и вновь.

Что-то изменилось и продолжало меняться. В Прекрасных, которые смотрели на Реджину со смесью возмущения, вины и понимания, в самой Реджине, которая пришла наслаждаться местью, и вдруг ощутила, что нежелание простить — Белоснежку за Дэниэла и ретивую дочь Белоснежки за Реджину Миллс — больше не приносит ей ничего, кроме безнадежной тяжести на сердце.

И злобы нет. И только усталая от ненависти — только к ним или уже и к себе? — боль в голосе:

— А ты действительно дочь своих родителей, — снова удивление, мелькнувшее на лице Свон. — Говоришь «Мне жаль», и считаешь, что это все изменит.

Блоснежка вдруг резко отняла руку, которую Дэвид держал в своих, выпрямилась, бледные щеки точно вспыхнули, и когда та шагнула к Реджине, голос падчерицы зазвенел:

— Реджина, довольно! Ты теперь тоже знаешь, что такое сожаление. Не пытайся отрицать это, ты изменилась, ты стала другой. Хватит, слышишь? — Реджина едва не подалась назад, когда падчерица подошла к ней вплотную, горящими — не ненавистью — глазами взглянула ей в глаза, едва ли с мольбой произнесла: — Хватит скрываться во тьме.

— Да кто ты такая, чтобы меня учить? — прошипела, придя в себя, Реджина.

Белоснежка не сводила глаз с Реджины. Грудь тяжело вздымалась, с губ Белоснежки рвались слова, которые та больше не могла сдержать.

— Я не меньше тебя виновата в том, что произошло. Нет, больше.

— Мэри-Маргарет, — предостерегающе начал Дэвид, бросаясь к жене.

Та отстранила его жестом.

— Все в порядке, Дэвид. Она имеет право знать правду.

***

Кусая в нетерпении губы, Зелина поднялась на второй этаж. Она сунула ключ в замочную скважину и торопливо дернула на себя, едва не отломив головки.

Переступила порог, надеясь, что Нила домой еще не принесло, и она сможет спокой…

Вынырнувшие из полумрака люди в черной форме заломили ей руки за спину, и Зелина зашипела от боли.

— Что… да какого черта?! — она осеклась и удивленно уставилась на изучающего ее с холодным интересом мужчину. Понадобилась секунда, чтобы узнать в нем темного мага. Зловещая улыбка на тонких губах в этом мире на человеческом лице выглядела, пожалуй, еще опаснее, чем в Зачарованном Лесу. Зелина затравленно огляделась.

Маг одобрительно кивнул, и по его знаку хватку на ее запястьях ослабили.

— Ну а теперь мы многое обсудим, Зелина, — вкрадчиво сообщил ей низкий голос.

========== Глава 46 ==========

Зелинa презрительно оглядела помещение: окон нет, стены голы, свет лампы без абажура режет глаза. Все это должно нагнать на нее страху? Да как бы не так.

— Ну и зачем ты меня притащил сюда? — с нарочитой фамильярностью заговорила она. — Я и так ответила бы на твои вопросы, мне скрывать нечего.

Самоуверенная улыбка сползла с губ, когда Румпельштильцхен равнодушно уронил:

— Возможно, и так, дорогуша, но сдается мне, что здесь твои ответы будут полнее. Что произошло с проклятьем?

— Понятия не имею, о чем ты.

Не выказывая ни тени интереса или нетерпения, он выразительно посмотрел направо, и Зелина, бросив взгляд на приспособление в углу комнаты, почувствовала, как ее решимость не испытывать страха стремительно тает.

— Ну хорошо, хорошо, — кусая губы, она пристукнула каблуком по полу, давая выход злости. — Темное Проклятье наложила я. Я же говорила тебе, что справлюсь с этим. Напрасно, — она полукокетливо, полуукоризненно склонила голову набок, — ты тогда недооценил меня.

Румпельштильцхен молча приблизился к ней. Зелина едва узнавала в немногословном немолодом человеке со скупыми жестами и ледяным взглядом юркого, смешливого, безжалостного колдуна из Зачарованного леса. Это несовпадение пугало, и еще сильнее пугала догадка: ей удалось стать врагом Темного.

— Ты не могла наложить проклятье. Но мы оба знаем, что можно сделать, обладая тьмой, а тебе было откуда ее раздобыть. И я повторяю вопрос: что произошло, Зелина?

Зелина шумно выдохнула. Глянула в сторону, зло смела ладонью с рукава невидимые пылинки. И, заговорила тем беззаботнее и развязнее, чем сильнее осознавала свое поражение: