Невеста лорда

— Успокойся. Вовсе я не желаю смерти ни этому несносному мальчишке, ни кому-либо еще из твоих родственников, — заверил он. — Но ты должна понимать — даже если твой кузен еще жив, вряд ли он вернется домой. И мы тут ничем не поможем. И о трех тысячах золотых даже не думай.

Следующий разговор на эту тему состоялся через месяц. Лорд Моррет написал, что разбойники согласились снизить непомерно высокую цену за жизнь Шенни до тридцати тысяч серебром или трех сотен золотом. Треть этой суммы Хостбины уже собрали, но достать остальное, не продав большую часть крупного скота — что грозило бы голодом — было совершенно невозможно.

Лейлис решила сменить тактику. Обложившись стопками накладных, долговых расписок Хостбинов и отчетов мессера Кельперта о ценах на зерно и прочую провизию, Лейлис в присутствии мужа составила смету на закупку продовольствия на Юге. Так как первоначальный долг Хостбина при текущих ценах на пшеницу грозил быть покрытым уже через три месяца, Эстергар согласился предоставить ему новую ссуду на двадцать тысяч серебром с рассрочкой на два года.

После того, как деньги были отправлены, новостей о судьбе Шенни не было. «Я же говорил, что это не может закончиться хорошо, — пожал плечами лорд Рейвин. — Придется смириться с мыслью о том, что ваш кузен уже много недель как мертв. Передайте своим родичам и мои соболезнования, когда будете писать им письмо. Хорошо еще, что ваш дядя не взял в долг большую сумму, которую никогда не смог бы выплатить».

Шилла родила в первый день лета, здоровую девочку. «Похоже, она не соврала, — сказала Лейлис. — Этот ребенок действительно был зачат в ночь поветрия». «Будем надеяться, что поветрие за ним не вернется», — безразлично отозвался лорд Рейвин.

Лейлис отказывалась видеть Шиллу с того самого дня, как узнала о ее беременности, и по настоянию мужа взяла в личные камеристки женщину, которая раньше прислуживала леди Бертраде. Но когда ей сообщили, что Шилла благополучно разрешилась от бремени, Лейлис решила все-таки ее навестить. В комнатке, специально подготовленной для родов и последующего отдыха, она застала все новоиспеченное счастливое семейство в полном составе — менестрель из Верга сидел возле жены и что-то умильно напевал дочери, правда, не решаясь брать ее на руки. При виде леди Эстергар Энвар понятливо поспешил исчезнуть из комнаты, оставив двух женщин наедине.

— Что ж… ты, кажется, хорошо себя чувствуешь, — немного растерянно сказала Лейлис вместо всякого приветствия. Действительно, Шилла выглядела так, будто родила не накануне, а, по меньшей мере, месяц назад. И ребенок тоже был хорошенький — чистый и розовый, с удивленно приоткрытыми глазками-щелками.

— Это девочка, — тоже смущенно и растерянно сказала Шилла.

Лейлис бережно, хотя и неумело взяла из ее рук туго запеленутого младенца.

— Тебе столько раз повезло, дитя, — сказала она, обращаясь к ребенку. — Тебе повезло, что твоя мать не смогла убить тебя, когда хотела, что ты все-таки появился на свет день в день, как положено. И наконец — хотя тебя зачали в тайне и обмане, в этот мир ты вышел уже законным.

Мутные серо-голубые глазки новорожденной как будто выражали безмерное удивление всеми этими обстоятельствами.

— Как вы решили назвать ее? — спросила Лейлис.

— Велира, — быстро ответила служанка. — Я не знаю, что это значит. Энвар сказал, что такое имя есть там, откуда он родом.

— Ты рада, что этот ребенок смог родиться? — спросила Лейлис и по выражению лица служанки поняла, что та уже мысли не допускает, что могло быть как-то иначе. — А твой… муж — хороший? Ты рада, что он стал твоим мужем?

— Да, я рада, — смиренно подтвердила Шилла. — Энвар хороший… он умеет читать и красиво писать буквы, однажды он может стать книжником.

— Ты понимаешь, кому должна быть благодарна за это? — спросила Лейлис, стараясь придать голосу холодность.

— Вам и милорду.

— Именно. И это несмотря на то, как ты поступила.

Обе замолчали. Ребенок в руках Лейлис принялся сосать ее палец.

— Так вы не сердитесь на меня, госпожа? — спросила наконец Шилла.

— Нет. Уже нет, — ответила леди Эстергар и заставила себя слегка улыбнуться.

Она вспомнила, что по обычаю, каждый, кто берет на руки ребенка в первые три дня его жизни, должен сделать ему какой-нибудь подарок. Пожалуй, будет правильно подарить девочке один из дюжины свивальников, которые Лейлис вышивала по вечерам, когда было особенно скучно. «Тот, розовый, с цветными птичками, — решила она, — как раз для девочки. Все равно мне вряд ли когда-нибудь понадобится такое количество свивальников…»

— Приложите ее к груди, миледи, — вдруг тихо сказала Шилла.

Лейлис вздрогнула и бросила быстрый боязливый взгляд на плотно закрытую дверь. Она сразу поняла, что имеет в виду Шилла, она помнила про этот старый деревенский обычай… Если женщина не может зачать, ей нужно подержать у своей груди чужого ребенка, тогда ее тело вспомнит, для чего предназначено, и в нем зародится жизнь.

— Думаешь, поможет? — с трепетом спросила леди Эстергар. Мастер Ханом наверняка засмеял бы любого, кто верит в подобные глупости, возникшие в головах деревенских баб… Или, наоборот, найдет какой-нибудь древний трактат, где неизвестный мастер, живший сотни лет назад, убедительно доказывает, что все это правда, и такой способ действительно может пробудить в женщине плодовитость.

— Моей тете помогло. Когда родился мой брат, она дала ему грудь, и через год сама родила сына, — уверенно подтвердила Шилла, и это окончательно убедило Лейлис. Тогда она была готова поверить во все, что угодно, лишь бы это обещало помочь.

Поспешно, боясь, что кто-то может зайти, Лейлис распустила завязки своей одежды и приложила девочку к груди. Ребенок, видимо, уже успел проголодаться, так как сразу поймал ротиком сосок и принялся увлеченно сосать. Ощущения были странными — мокро, щекотно и даже приятно, до тех пор, пока младенец, заподозрив неладное, не начал настойчиво пожевывать деснами, пытаясь выдавить хоть каплю молока. Прежде чем малышка начала плакать, Лейлис передала ее обратно матери.

***

Лейлис хотела и в то же время боялась поверить в то, что от предложенного Шиллой метода и правда может получиться какая-то польза. Поэтому когда в положенное время не произошло то, что бывает у женщин каждый месяц, она еще долго не решалась сказать мужу, пока не стала совершенно уверена.

Когда на завтрак, как обычно, принесли кунтро — смесь яичных белков с икрой, Лейлис затошнило от одного их вида, и она приказала отнести поднос с едой обратно на кухню, сказав, что есть ей вовсе не хочется. Она знала, что повара и так считают ее слишком привередливой и капризной хозяйкой, но теперь чувствовала себя вправе требовать исполнения всех своих предпочтений.

Сперва она собиралась сообщить новость за ужином, но присутствие в малой зале слуг, которые все время ходили туда-сюда, отвлекало и смущало ее. К тому же Крианс болтал без умолку, выпрашивая у брата поездку хоть куда-нибудь. Рейвин обещал подумать.

— Не хочешь поехать в Фестфорд к лорду Хэнреду? — предложил он брату. — Туда я отпустил бы тебя с Асмундом хоть до конца лета.

— Но там одни женщины! — заупрямился Крианс. — А на охоту меня еще не берут. Что мне делать в Фестфорде?

— Как хочешь, — Рейвин пожал плечами и сосредоточился на еде, хотя Крианс еще долго продолжал ныть и жаловаться на скуку.

Лейлис вспомнила, что ей самой теперь нельзя покидать замок, а тем более путешествовать через лес, но эта мысль не омрачила ее радости.

— Ты как-то молчалива последнее время, — заметил лорд Рейвин, когда они остались наедине в спальне.

Еще не до конца стемнело, душная летняя жара сменилась восхитительно-приятной прохладой. Свечи были погашены, только старинная ажурная курильница посвечивала тлеющими угольками, распространяя по комнате аромат южных благовоний.

— Мне есть, что сказать тебе, — тихо произнесла Лейлис, наконец-то решившись.

— Слушаю, — бросил Рейвин, не оборачиваясь и продолжая раздеваться. Лейлис дождалась, пока он снимет камзол и вопросительно повернется к ней.