Страница 8 из 11
Мальчишка сидел и плакал, уговаривал взять его с собой. Командир дал парню пять тысяч рублей и посадил его на ступеньку крыльца дома. Потом дал кому-то распоряжение отвезти его на вокзал. Малой бился в истерике.
– Ты пойми, я не стану рисковать. А если у тебя во время боя припадок случится? Кто там с тобой нянчиться станет? А если ты при этом своих же парней перестреляешь? Все, ты остаешься дома.
Мальчишка плакал и сопротивлялся. Но в автобус его уже не посадили. Больше я его никогда не видел. Мы оставили его во дворе, а сами расселись на прежние места. Через минуту отправились в дальнейший путь. По дороге подобрав еще одного парня, который только что слез с поезда, и искал лагерь ополченцев. Я притиснулся к ящику с каким-то железом и уснул. Во сне мне снилась моя Светлана, которая почему-то громко смеялась и шутила надо мной. Я тоже улыбался во сне.
Не знаю, сколько я проспал, но проснулся от ощущения, что мы где-то остановились. В автобусе было темно от тонированных стекол и загруженных ящиков, поэтому во времени я не ориентировался. Но когда нам приказали выйти из автобуса, оказалось, что на улице уже глубокая ночь. У нас собрали паспорта и сказали сидеть и ждать, когда позовут. Но никуда никто не пошел. Только успели перекурить, как тут же прозвучала команда вернуться на место и мы снова рванули. В окно я видел только поля и деревья, растущие вдоль дороги. От такой скучной картинки я снова задремал.
Борька Боец толкнул меня в плечо:
-Вставай, Китаец, всю войну проспишь. Выходим строиться возле автобуса.
И снова чистое перепаханное поле, глубокая ночь, низкое звездное небо и больше ничего. Только какие-то силуэты бегают вдали. Присмотрелся, увидел еще и силуэты армейских грузовиков, возле которых бегали люди.
¬ -Так, господа, берем свои вещи и шагаем вон туда, – сказал командир, показывая на темные силуэты. – Да пошустрее, пока они не передумали.
Кто они и почему они должны передумать, я так и не понял. Вопросы задавать было некогда. Мы почти бегом рванули по полю к грузовикам. Как оказалось, среди них стоял и старый раздолбаный автобус «ЛиАЗ». В него нас и погрузили. Все было выполнено быстро и без лишних комментариев. Чудо советского автопрома к на черепашьей скорости поползло по проселочной дороге.
-Чертовщина какая-то, и на кой я в это ввязался, – послышался чей-то голос из темноты.
– Молчи уже, после драки кулаками не машут, – ответил ему второй голос.
Спустя минут тридцать мы выехали на асфальтированную дорогу. Я понял это по тому, что стало заметно меньше трясти. Водитель драндулета включил габаритные огни, и стало хоть что-то видно. Я разглядел, что в автобусе уже ехала не только наша группа, но и еще какие-то парни. Видимо, прибывшие на место посадки после или перед нами. То, что мы находимся уже на территории Донбасса, я понял, когда впервые увидел название населенного пункта, написанное на украинском языке. Потом мы увидели вдоль обочины остовы сгоревших автомобилей и развороченный старый советский танк. Сомнений не было, мы уже на Донбассе.
Пару раз мы проезжали через какие-то населенные пункты. Я сначала подумал, что они все брошенные и мертвые. Ни в одном окне не горел свет, даже на улицах не было фонарей. Только один раз где-то он мелькнул светом. Уже позднее, мне пришлось привыкнуть к таким унылым пейзажам, а на тот момент все казалось мрачным и жутким. Въезжать из повсюду освещенной России, на Донбасс, с его комендантским часом, ночными обстрелами и пустыми улицами, было реально жутко.
Наша колымага снова остановилась. Водитель включил свет в салоне и открыл входные двери. Внутрь ввалилась группа автоматчиков, в грязных полинялых и выцветших горках, без каких-либо опознавательных знаков. Сердце екнуло. Стало заметно холоднее, то ли от погоды, то ли от волнения. Автоматчики по списку зачитали наши фамилии и попросили отозваться. Потом они долго рассматривали каждого из нас, будто пытаясь прогрызть дырку в головах. И, наконец, один из них сказал:
-Добро пожаловать на Донбасс, парни! Спасибо, что вы с нами.
От души отлегло. Значит, это свои. Я вспомнил Юлькин вопрос по поводу своих и улыбнулся. Двое автоматчиков остались в салоне, и автобус тронулся дальше. Я поежился, пытаясь скинуть возникшее оцепенение. Ехали мы еще где-то около часа. За окнами все тот же марсианский пейзаж, с небольшими вариациями. Наконец, въехали в промышленную зону какого-то городка. Бетонные здания, с выбитыми глазницами окон, покореженные заборы, посеченные, как будто мелкой дробью. Автобус остановился во дворе какого-то промышленного предприятия. «Автопарк главного транспортного предприятия города Снежное». Это я на какой-то табличке успел прочитать.
– Все, парни, приехали. Станция «выходим», отстающие будут спать на улице под открытым небом.
Конечно, желающих не было. Поэтому из автобуса все кинулись, сломя голову. Повыскакивали, стоим, оглядываемся. Ничего себе, во дворе стоят самые настоящие танки! Сломаны, правда. Где-то без гусеницы, где-то с пробоиной в борту и так далее. Тут же какие-то трубы, металлолом, явно снятый с этой же техники. Запах солярки и мазута ясно чувствуется в воздухе.
– Эй, новобранцы, идите сюда, – позвали нас из темноты выбитых окон в кирпичном здании. – Среди вас танкисты есть?
– Есть, – ответил один из нашей толпы.
-Так айда к нам, танкисты тут живут, – снова выкрик из темноты.
Из толпы выскочил мужик и побежал, схватив сумки, по направлению к зданию. На встречу к нему уже выходил невысокий, плотный дядька в шлемофоне и черном комбинезоне. Оставшихся бойцов повели в соседнее здание. Облицованное фасадной плиткой, с заложенными мешками и забитыми досками окнами. Там нас встретили, покормили и указали место для ночлега.
-Мой позывной – Батя, – сказал седовласый крепкого телосложения мужик с косматой бородой. – Я тут исполняю обязанности старшего. Если возникнут вопросы, обращайтесь. Пока будете служить здесь. Работы не много, только ходить в наряды и погрузка-разгрузка боеприпасов.
Донецкая Народная Республика существовала всего несколько месяцев. Разруха стояла страшная. Предсказать что-либо в ее дальнейшем существовании тогда не смог бы, наверное, даже самый великий оракул. Но меня, среди прочего, привлекал интерес к созданию новой исторической реальности. Борьба за ее существование и развитие, за право народа на самоопределение. Вопреки сложившемуся и закостенелому миропорядку. Не каждому дано присутствовать в момент создания нового государства, а тем более принимать в этом участие.
Правда, участие наше, первые месяцы, сводилось к беганию с автоматами на улицах, в попытке сделать важный и грозный вид, чтобы напугать больше местное население. И это, в конце концов, начинало напрягать. Моя же служба в ДНР началась с того, что проснувшись утром, в первый свой день пребывания в рядах ополчения, я увидел «пленных» укропов, мирно таскавших нам воду для умывания и ремонтировавших разбитую технику. Никаких конвойных у них не было. Их не били, не издевались и не обзывали. Такие же парни, как и мы, только в своей коричневой форме без шевронов и украинской символики. Они стреляли у нас сигареты, выпивали с нами, матеря сложившуюся ситуацию и Петра Порошенко. Единственное различие между нами было в ярко выраженном акценте при разговоре.