Страница 22 из 23
– Какая ты умница, матушка! Я как в воду глядел: точно гениальная матрона! Пусть Даза делает военную карьеру! Получай благословение у основателя тетрархии! А я рукоположу парня цезарем, когда сам стану августом… эээ… только пусть не торопится и меня в спину не подталкивает. Поспешишь – людей насмешишь! Спешить надо не торопясь, иначе кисти оторвёт по самую шею так, что и все зубы повылетают. Цезарь без зубов – не император, пусть даже потерявши голову по волосам и не плачут! Главное – выше головы не прыгать! Голова у человека – не токмо шапку носить! – цезарь внутренне порадовался своей оперативной памяти: Диоклетианов урок воспроизвёл близко к оригиналу, почти дословно.
Ромула, о чём-то задумавшись, словно Икаром улетела на небо.
– Вернись ко мне, матушка! Что с тобой? Ты чего в облаках витаешь?
– Я вспоминаю, что ты мне в детстве пообещал. Помнишь?
– Я не забываю то, что ты мне обещала!
– Что?
– Не что, а кого?
– Сам про «что» упомянул. И кого же?
– Юнону!
– Будет у тебя твоя Юнона, даже если звать её будут Ирина Мальгиновна, – неожиданно выдала дакийская жрица, сама изумившись своим словам, содрогнувшись и внутренне тут же от них отрекшись.
– А это ещё кто такая? – замешкался Галерий.
– В своё время узнаешь! Непременно тебе перескажу, когда сама в курс дела войду. Всему своё время – всему свой черёд! Сам не уходи от вопроса.
– Какого?
– Помнишь, что ты мне обещал?
– Нет!
– Ну, когда ты хворал, и я тебя травяными отварами отпаивала. Ась?
– У меня прекрасная оперативная память, но вот этого не помню, хоть убей, матушка-жрица! Как же давно это было! И может, я в бреду был? Или при смерти?
– Ты обещал стать императором и мне кумирню на родине подарить… эээ… отгрохать.
– Не помню такого. Может, я, и правда, бредил? Мало ли что в бреду набалаболишь. Впрочем, как видишь, император перед тобой во всей красе! Слово держу крепко, как третьеримский купец!
– Но когда же для меня святилище построишь? Я наедине с собой буду там молиться одному посконному Богу. Не скажу какому, но он римский… наш, иллирийский… эээ… дакийский… эээ… балканский. Дакийско-иллирийский! Но римский и посконный!
– Стопудово построю. Раз обещал, то выполню! Совсем скоро этим займусь. Как только – так сразу! Персы разгромлены, повержены в пух и прах, теперь многия лета в себя приходить будут, поэтому обязательно и Храм возведу, и отменную дорогу из брусчатки к нему проложу, матушка! И брусчатку потом не раз поменяю! Не раз в год! Эээ, не так… я не смогу себе позволить, чтобы ты ходила по брусчатке из коллекций каждого прошедшего месяца! Всё сделаю и всё на Балканах будет так, как ты и мечтаешь. В нашей родной Иллирии. Или в Дакии. Что-то я запутался, где именно. А где же я, собственно говоря, родился-то? Но моё слово – кремень, непременно целую резиденцию тебе и себе отгрохаю! Мужик сказал – мужик сделает! Стоять будет века! Тысячелетия! Назовём мы сиё райское местечко Felix Romuliana. Тебе нравится такое название?
– Прямо в честь меня?! – восхитилась Ромула, и голос её дрогнул, а глаза наполнились влагой, кристально-солёной. – Тогда всё-таки лучше в Дакии, а не в Иллирии! Ой, да неужели же в честь меня? Ой, потрафил! Ой, порадовал жрицу!
– А во славу кого же мне ещё назвать мои будущие великие новоделы?! В честь тебя и Рима-Романии! Романии, а не Румынии! А может, и Румынии тоже. Скоро собственной персоной на Балканы отчалю. Вот только все самые неотложные дела в Никомедии разгребу и переделаю! Если не я, то кто же? Без меня тут не справятся. Дай мне только срок! И вообще я в Фессалониках решил отгрохать свой главный дворец и сделать сей град личной резиденцией, каких свет не видывал! Я сам придумал это строительство, мне никто не подсказывал и не приказывал! Я уже великий воитель, теперь стану великим архитектором… эээ… строителем, как грядущий Давид IV Багратион! Один раз уже отложил на потом, более откладывать невмоготу. Я креативный парень! Ты веришь мне, что это моя идея, моя инициатива безо всяких намёков свыше, сбоку и снизу?
– Я тебе, конечно, верю, разве могут быть сомненья! – улыбнулась дакийская жрица, смахивая нечто блеснувшее с ресниц. – А во время звездопада я видала, как по небу две звезды летели рядом. А ты мне веришь или нет?
– Это наш с тобой секрет! – воодушевлённо согласился Галерий, подмигнув родительнице.
– А ещё ты о дочери своей подзабыл! – совсем расчувствовалась дакийка, но тут же осознала: надо брать себя в руки.
– О какой ещё дочери? Неужели опять? Она будет третьей звездой? Сообразим на троих? Когда же я успел с дочерью-то?
– Не опять, а снова! Хотя, может, и опять, то мне неведомо. Я-то говорила не абы о каком ребёнке, а о Максимилле, давно и ныне здравствующей. Она твоя не просто единокровная, а законная дочь. От первого брака. Ты забыл о своей первой супруге? Вы с ней перед Богами в верности друг другу клялись. Как же ты мог?! Эх ты!.. эээ… впрочем, сын, ты, конечно, правильно поступил, что развёлся с матерью Максимиллы. Это был поступок не мальчика, но мужа! Вовремя предать – это значит предвидеть! – выговорила, слегка запинаясь, Ромула, в процессе своей речи вспомнив, что её сын и не сумел бы иначе стать цезарем, ибо Диоклетиан, выбирая себе соправителей, не забывал связывать-перекрещивать их с самим собой и друг с другом семейными узами. – Ты грамотно сделал, что взял в жёны умницу и красавицу Валерию. Дальновидно! Пусть она не комсомолка и не спортсменка, всё равно хвала тебе! Однако и Максимилла не абы кто! Она твоя законная дочь! И она уже взрослая дева, на выданье, а у западного августа Максимиана Геркулия как раз сын Максенций подрастает – ему скоро пятнадцать годков стукнет. Ох, как время неумолимо летит, словно Икар на своих крыльях. И мне пора о правнуках подумать. Время пришло! Такого шанса больше не представится – упускать нельзя!
– Ты в своём уме, матушка?! – не на шутку испугался Галерий за психическое здоровье Ромулы. – Максимилла вышла замуж почти десять лет назад. Вот тогда действительно и ей, и Максенцию было меньше пятнадцати годков каждому. Я говорил, что она мала ещё, но… в общем, ты настояла, а Диоклетиан, кажется, приказал… эээ… убедительно попросил. Из уважения к сединам я не мог отказать ни матери, ни старцу… эээ… Господину и Богу. Теперь-то с какого перепугу им, взрослым людям, связанным узами брака, второй раз жениться? Для этого им сначала надо развестись, а уже потом по новой начинать постройку семейного счастья! А ведь у них с Максенцием уже дети подрастают, мои внуки и твои правнуки! Первенца Максимиллы Ромулом кличут. И даже не в честь основателя Рима, а в честь тебя его назвали, матушка! Разве не помнишь? Езжай себе и нянчись, сколько в тебя влезет, коли не шутишь и душа твоя рвётся в полёт… эээ… к малышам!
– Ой, и правда, что-то с памятью моей стало: всё, что было не со мной, помню! Но ты всё равно Максимиллу забыл, не помогаешь ей! Не звонишь даже… эээ… не пишешь. Хоть две строчки всего! Почему?
– Писать не умею! И дочь в Риме, а я – в Никомедии! Ей теперь супруг во всём помощник… эээ… вернее, она ему помощница, надежда и опора.
– М-да, тяжела ты, шапка Мономаха! – вздохнула Ромула, уже полностью придя в себя.
– Что за шапка такая? Частенько о ней слышу, но никогда не видел. И никто пока, как следует, мне не разъяснил, что это за чудо-юдо такое! – живо заинтересовался Галерий.
– Золотая. Остроконечная. Снизу подбита собольим мехом. Но я оговорилась, поправилась, а сказать хотела о диадеме и пурпурном плаще!
– Эти как раз совсем не тяжёлые! Я сам их на вес проверял неоднократно. Вот и сейчас они на мне. Глянь, как твоему сыну впору и к лицу. Точно влитые на своём цезаре сидят, тютелька в тютельку! Мне самому по нраву и по вкусу. Прямо под мои габариты изготовлены! И примерку с меня брали. Нигде мастера не накосячили! Попробовали бы они напортачить! Те, кто когда-то пробовал, теперь далече!