Страница 10 из 23
– Ты знаешь, что? – опешил повелитель Ирана и не-Ирана от наглости, то ли забывшей, то ли вообще отбросившей прочь субординацию.
– Знаю! Я всё обо всём и обо всех знаю! – обрадовался вазург-фраматор тому, что Царь царей услышал его совет. – Сначала надо собрать выкуп для вызволения из плена вашего бездонно-безразмерного гарема и, извиняюсь, моих родственников. Я уже сигнализировал тревогу и согнал в одно место весь цвет верных мне фискалов, которые и будут собирать подати, дань и оброки. Они уже несколько суток стоят наизготовку и сами проголодались. Руки у них чешутся…
– Я же дал повеление вызволять. До сих пор не приступили? – Царь царей не удосужился услышать визиревых слов «моих» и «мне»: доверял – не проверял.
– Ждали ваших повелений на то, чтобы начать сбор выкупа. Это неподъёмная для державы сумма! Нужен был ваш толчок, ведь всем будет больно, а многим и смертельно: как бы чего ни вышло – какой-нибудь революции или переворота…
– Инертные! Пассивные! Повелеваю! Собирайте! Что ещё?
– Ещё надо вызволить Азармедохт, она тоже попала в плен, – словно, между прочим, пробубнил великий визирь, имевший виды на девушку, а потом и – чем чёрт не шутит! – на корону Сасанидов после Ормизда как прямого наследника Нарсеса или сразу вместо оного.
Нарсе взвился, припрыгнув:
– Как? Снова плен? А говорят ещё, что снаряд катапульты в одну и ту же воронку два раза не попадает! Вызволяй Азармедохт в первую очередь, а потом уже всех остальных! Сколько надо выкупа, столько с людишек и сдери. Не стесняйся, как липку, обдирать всех подряд! Соскребай вместе с кожей! И с головами, если будут возникать! И перво-наперво – с олигархов, у них кожа толстая, с подкожным жирком! Если же и толстосумы начнут возражать, лупи их, как сидоровых коз! Отправляй на плахи всех несогласных! Руби головы! Лично руби, отделяя зёрна от плевел, мух от котлет, а ангцев от козлищ! – внешне в шахиншахе взыграл дэв ярости, Аэшма, но про себя же Нарсе спокойно и рационально подумал: «Азармедохт могла и просто пропасть, как шамаханская царица, будто её вовсе не бывало, она девушка такая, непредсказуемая и противоречивая». По ходу дела на рубеже принятия того или иного решения Нарсе учился становиться прагматиком, чтобы потом, после жирной точки в выборе решения, снова проникнуться то ли романтизмом, то ли сексизмом.
– Слушаюсь и повинуюсь. Однако не приведёт ли это не просто к бузе, но к бунтам, бессмысленным и беспощадным? А может, к перевороту и к революции! – словно вторично намекал и будто бы давил на мозоль или подталкивал повелителя к краю пропасти вазург-фраматор: в иностранных агентах во всех державах недостатка сроду не наблюдалось.
– Это все твои знания о том, что надо делать. Это окончательное видение перспектив? – то ли с иронией, то ли с сарказмом, то ли с неподдельным интересом приподнял мохнатую бровь Царь царей, но ногой не топнул.
– У вас есть невероятно способный сын Ормизд! – то краснея, то бледнея и словно стесняясь, с трудом выговорил свою глубоко продуманную мысль главный министр Иранской державы, вобравшей в себя и не-Иранскую.
– Подними голову, а лучше – встань! Вставай, проклятьем заклеймённый, я сказал! Поднимайся! Это приказ! Родина в смертельной опасности, и в такие минуты нам не до субординаций! – прагматично усмехнулся Царь царей, изображая грозу в начале мая, когда весенний, первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом.
Великий визирь, тушуясь, поднялся на ноги. Нарсе попытался поймать его взгляд, но безуспешно: глазки вазург-фраматора главного министра то ли лукаво, то ли бесхитростно бегали-скакали туда-сюда, по всем углам палаты.
– Вчера ещё в глаза глядел, а нынче – всё косится в сторону! – с какой-то безнадёгой и апатией в собственном взгляде и в голосе произнёс шахиншах вслух. – Ормизду не рано ли? Тяжела шапка Мономаха! Ох, и тяжела! Я на себе проверил!
– Для меня в самый раз… эээ… не для меня, а для Ирана и не-Ирана! Всё для Родины, всё для победы! – визирь тоже был патриотом и романтиком одновременно. – Шапку потянем – это не ноги протянуть! Я подержу… кхе-кхе… поддержу, если что!
– Ты торопишься к плахе! Жить надоело? – цинично и теперь без экивоков усмехнулся Нарсе. – Созови-ка мне олигархов. Пусть соберутся представители всех региональных и бизнес-кланов державы! Тащи сюда все семь знатных родов державы: Дахаев, Михранов, Парни, Сохаев, а также недорезанных представителей Аршакидов из домов Аспахапетов, Каренов и Суренов! Всех на бочку! Полундра! Свистать всех наверх! Я знаю, кто на чём заработал, не ставя меня в известность, пусть теперь раскошелятся. Или же я отправлю их в загоны для скота, в изгнание, на плахи, в клетки ко львам и в обители дивов! Я ведаю, что вся иранская элита ситуативно сплотилась против меня, но вокруг тебя, козла отпущения. И кстати, не помнишь ли, случайно, кто подсунул мне в мой личный музей чучело Валериана?
– Эээ… не помню, о величайший! – ничуть не смутился вазург-фраматор, но при этом ненароком проэкал, а не прокхекхекал.
– А я вот помню! Ты! И выпросил за это налоговые льготы, субсидии, компенсации, преференции и право на беспошлинную торговлю всех твоих компаний с Римом! Монополист! Ты хоть раз в своей жизни слышал о свободной рыночной конкуренции, создающей национальный доход?
– Бес попутал… эээ… дэвы! Это они меня смутили! Но я всё отдал державе на выкуп вашего гарема. Мои фискалы все, как один, это подтвердят! Пощади, о величайший! – визирь снова бухнулся в ноги Царю царей, ползал вокруг да около, но лабутенов и восхитительных штанов на Нарсе странным образом не обнаружил, поэтому и не лобызал. Хотя штаны на шахиншахе были! Очень длинные – до самых ступней. Голубого цвета. Лазоревые. Подпоясанные цветистым ремешком.
– Встань, смерд! Не до церемоний теперь! Родина в опасности, кругом одни враги! Я знаю обо всех твоих подпольных сборищах с олигархами и с их кланами. Разведка нечестивцев из «Слова и дела» поделилась со мной оперативной информацией в рамках соблюдения междержавного договора об обмене нематериальными ресурсами, – как будто добивая своего первого министра, чётко, почти по слогам, выговорил властитель Ирана и не-Ирана.
– Каких таких моих сборищ? Почему моих? – опешил вазург-фраматор великий визирь, не уловив мысли, связанной с междержавным договором, ибо ничего не знал о секретных приложениях к нему: о них ведали другие неподвластные ему пара-тройка чиновников и глава службы личной шахиншахской охраны бессмертных.
– Потому что ты, скотина, с закрытых пьяных фуршетов и олигархических посиделок сутками не вылезаешь, дёргая там за ниточки заговора. И Ормизд туда частенько по твоему совету захаживает. Мнишь себя политическим Демиургом?
– Не велите казнить, великий Царь царей, велите миловать! Свою… эээ… вашу долю я резервировал в потайных закромах лишь для того, чтобы никто не умыкнул и чтобы в грядущие времена без утайки перечислить в фонд, на который вы некогда указали мне пальцем. Я ж ни копейки не сокрыл! – снова упал оземь и подполз к ногам абсолютного монарха главный министр Ирана и не-Ирана. Он не на шутку испугался, будучи вдоль и поперёк повязан с державно-монополистической элитой толстыми канатами, тонкими верёвками и невидимыми нитями: откаты за госзаказ, взятки за лоббирование, общий легальный и теневой бизнес. Персидский олигархат рвался к прямой без расшаркиваний и экивоков власти через визиря и Ормизда.
– И вообще я хотел вывести всех заговорщиков на чистую воду! – резюмировал вазург-фраматор.
– Будем считать, что вывел…
«А не зарезать ли мне этого Нарсе прямо сейчас? Ормизд наверняка скажет спасибо. Впрочем, во дворце верная шахиншаху охрана – живым отсюда не уйти, да я и не дамся, да и кинжала с собой нет, на входе пришлось бессмертным оставить. Казнить нельзя помиловать – до этого я смог додумкать. Или, если вдруг улизну, Ормизд сделает козлом отпущения и отправит в расход, чтобы самому морально оправдаться! Куда ни кинь – всюду клин! Ах, какой я умница!», – отрефлексировал великий визирь и притормозил на поворотах с новыми месседжами. Впрочем, все ключевые уже прозвучали или были разгаданы отнюдь не только лишь сегодня.