Тень (ЛП)

В любом случае, легче было думать об этом как о работе — актёрской игре или обслуживании столиков.

Вопреки тому, что я прислушивалась всякий раз, когда информация казалась мне полезной, я всё равно скатывалась в скуку всякий раз, когда дело сводилось к наблюдению за тем, как они шьют, подбирают сочетания цветов и образцы тканей. Полагаю, как женщина, даже женщина-видящая, я действительно безнадёжна.

Я старалась не позволять себе приходить к неизбежным выводам, которые напрашивались из этого, а также не слишком сильно задумываться над тем, что два моих единственных серьёзных бойфренда оба изменили мне с женщинами, которые прекрасно понимали правила этой игры.

Команда костюмеров, похоже, была так же не в восторге от моего безразличия, как я — от их артистического видения. Вместо того чтобы взаимодействовать непосредственно со мной, они поручили слугам развлекать меня чаем и маленькими мисочками с лапшой, фруктами и пирожными, книжками с картинками, антикварными калейдоскопами и устройствами виртуальной реальности — скорее всего, просто чтобы я им не докучала.

Когда я спросила, можно ли мне поработать над навыками разведки, они испытали явное облегчение. Главный костюмер даже лично отправился к Вой Пай, чтобы получить у неё специальное разрешение снять с меня ошейник на время примерок.

Они обсуждали меня и моё тело, не утруждаясь говорить тихо, даже при перечислении моих «недостатков», а также потребности во всех косметических процедурах, существующих на планете. Одна из них, похоже, особенно возмущалась состоянием моих волос — полагаю, это не должно было меня удивлять, потому что я не делала нормальную стрижку последний год или около того.

Они прислали свою команду косметологов, которые с энтузиазмом взялись за меня, пока костюмеры ушли к вешалкам, чтобы продолжить работу над созданием и продумыванием комбинаций одежды и аксессуаров для меня, как только они сочтут моё тело презентабельным. Мне выщипали брови, побрили ноги и зону бикини. Мне сделали несколько чисток лица, педикюр, маникюр, волосы подстригли и уложили. На моём лице протестировали и нанесли минимум две дюжины вариантов макияжа, и некоторые из них мне показались откровенно пугающими.

К плюсам можно отнести то, что мне каждый день делали массаж. Четыре разных видящих шлифовали мою кожу, укутывали её полотенцами и горячими камнями. Меня скребли, увлажняли, и наконец, хорошенько растёрли и затолкали в парную больше чем на час, пока другая видящая занималась моими ногами.

Затем они опять вернули меня в гардеробную.

Полагаю, они все должны были выполнить свою работу.

Гордость, соревновательный дух и сохранение имиджа, казалось, было для Города таким же важным, как для любого другого представление своей работы на подиуме Нью-Йорка. Они хотели, чтобы клиентов поразила хотя бы презентация, даже если про себя они могли сомневаться, что я сама тоже их поражу. Проблема в том, что они хотели видеть клиента в экстазе, визжащего и довольного до невозможности, но это просто не в моём духе.

Иронично, но вместо этого я осознала, что больше соглашаюсь с ними.

Я критично смотрела на себя, находясь словно вне своего тела. Я замечала недостатки, пыталась решить, делали ли они меня уникальной или принижали. Я пыталась представить разные реакции, которые может вызвать моя внешность в зависимости от того, как я держалась, как располагала свои руки и ноги. Я пыталась предсказать, какое впечатление разные стили окажут на большинство мужчин-людей.

Я также пыталась посмотреть на себя с точки зрения мужчины-видящего или женщины-видящей.

Но вообразить реакцию видящих было сложнее.

Я никогда толком не знала, что Ревик думал о моей внешности, за исключением наблюдений. Ревик, за которого я вышла замуж, мало что говорил о том, что привлекало его в ком-либо, и уж тем более во мне. Он как-то раз сказал мне, что я красивая, но он пытался затащить меня в постель. Сайримн льстил больше, но всё это смешивалось с мифом о Мосте.

Конечно, я знала, что привлекала его, но я понятия не имела, что происходило в рамках этого спектра, и какова я в целом.

В любом случае, я понятия не имела, считал ли он меня привлекательной до тех пор, как мы влюбились друг в друга.

С видящими у меня в целом было меньше опыта — по крайней мере, с теми, кто сказал бы мне правду. По словам Улая, реакции видящих всё равно были намного более многогранными.

В любом случае, я воспринимала своё лицо и тело как реквизит, и глядя на другие реквизиты на складе, я осознавала, что ощущаю себя не очень хорошо, понимая, что не дотягиваю до большинства из них.

Улай сказал мне, что всё это бред. Похоже, это по-настоящему разозлило его. Он думал, что Ревик подорвал мою самооценку.

В конце концов, одна из видящих-костюмеров, похоже, уловила, как я воспринимала весь этот процесс. Это была женщина по имени Вахлу, и она начала разговаривать со мной почти как с коллегой.

Другие последовали её примеру, и на третий день я могла задать любому из них вопрос о том, чего именно они хотели добиться данным цветом или стилем, в каком порядке мне раздеваться, как держать руки или как встать, чтобы показать определённые аспекты моего тела через одежду. Я спрашивала у них, чего ищут мужчины-видящие в плане физических характеристик, и схоже ли это с тем, чего примерно ищут мужчины-люди.

Вахлу часами объясняла, как они разрабатывали внешний вид разных костюмов, какие части мне нужно оставить на себе, когда и как избавиться от остальных, какие цвета подходили к моим волосам и коже. Она много рассказала мне много о мужчинах-видящих, даже специально прошлась по моему телу и рассказала, что они оценят превыше всего, а также указав, где я по-прежнему незрелая в некоторых аспектах. Она объяснила, как превратить это в преимущество или скрыть, в зависимости от конкретного мужчины.

Она подходила к этому с моей точки зрения, то есть ближе к тому, как я подходила к тренировке разведчиков. По правде говоря, мне не было дела до своей внешности как таковой. Я просто хотела продержаться так хорошо, как могла. Я знала, что часть работы сводится к интимности, ну или к притворной интимности, но я осознала, что этому тоже можно научиться. Если это и не было чистой воды притворство, я хотя бы могла избирательно использовать свой свет, чтобы создать иллюзию чувства.

Что-то во мне расстраивало других видящих.

Полагаю, это связь и то, что они чувствовали это через меня. Сначала я заметила это с Улаем, но видела это и в глазах Вахлу, и даже у некоторых своих одноклассников, с которыми обучалась разведке.

Должно быть, в какой-то момент они вывели Ревика из резервуара.

На протяжении первых двух недель боль разделения постепенно усиливалась до тех пор, пока я уже не могла скрыть её от других видящих. Всё дошло до такой степени, что я спала с трудом. Примерно на середине третьей недели я начала терять в весе. По глазам Улая и даже по хмурому выражению Вой Пай я понимала, что они начинают беспокоиться.

Однажды утром стало легче.

После этого я сумела удержать еду в желудке. Дышать стало легче, а мой свет как будто вспомнил, что принадлежит моему телу. Тем утром я даже проспала — наверное, потому что впервые за последнюю неделю меня не разбудила боль разделения.

Мой свет вновь стало легче контролировать, и похоже, это приободрило Улая. Позднее он сказал мне, что беспокоился, сумею ли я вообще принимать клиентов в таком состоянии. Он несколько раз встречался с Вой Пай, чтобы обсудить, что им делать в случае, если мне будет становиться только хуже. Они даже поговаривали о попытке связать меня с другим видящим, и это было единственное частичное решение проблемы, которое они сумели найти.

Его последнее признание шокировало меня. Я никогда не слышала о лекарстве, когда дело касалось разорванной супружеской связи, так что это оказалось для меня новостью.

Улай подтвердил, что повторное связывание — это чертовски рискованно, и часто не приживалось. И даже когда связь приживалась, этого не всегда оказывалось достаточно, чтобы сохранить видящего в живых. Они пробовали такое всего один раз, когда супруг связанного видящего на самом деле умер.