Девушка с плеером

– Как тебе сказать… На мой взгляд, он просто крикливый рокер, каких полно. Но я знаю, что многие считают его гением не от мира сего. Я в этом не разбираюсь, музыка – не моя тема. Но тогда, в 2007‐м, когда они еще играли вместе с Марком Риммером, получалось что‐то действительно необыкновенное. Знаешь, когда прям мурашки по коже, вот так.

– Кто такой Марк Риммер? – спросила я, прокручивая в памяти все, что слышала и видела за последние несколько недель. Точно никакого Марка Риммера.

– Он играет в The Red Room и пишет им песни, насколько я знаю.

– А где сейчас Крис?

– Все еще здесь, в Ноутоне. Живет в том же доме с красной дверью.

Дом с красной дверью? Это какая‐то неизвестная мне идиома? Я не подала виду, но сделала мысленную пометку позже посмотреть значение фразы.

– Как ты думаешь, он согласится поговорить со мной?

– Не знаю. Смотря в каком настроении ты его застанешь. Да и помнит ли он Джен и всю эту историю? Я слышала, он так бухает, что мог давно все забыть.

Последние слова Мегс задели меня за живое. Как можно тебя забыть? Твою кошачью улыбку, вечно растрепанные волосы, смех. Если я не смогла тебя забыть, то и никто не мог.

– Кстати, он на днях выступает в «Королеве» в честь их открытия.

У меня по спине пробежали мурашки – все складывалось так, будто я приехала сюда в какой‐то определенный, задуманный и подстроенный кем‐то момент, раз все игроки твоей истории готовы были вылезти из своей скорлупы, чтобы показать себя.

– Как удачно. Я как раз остановилась прямо над пабом – снимаю комнату у бармена, – обрадовалась я.

– Вот так совпадение! В комнате с окнами во двор?

– Нет, на улицу. А что?

– Там три спальни. Ее выходила окнами во двор.

– Ее? – Меня прошиб холодный пот.

– Да, Джен жила там. Последние несколько месяцев она снимала комнату у Алистера, – невозмутимо продолжила Мегс.

– Но Ханна сказала…

– Когда мы с Джен познакомились, она и правда снимала дом вместе с Ханной недалеко от паба. Но потом, после их ссоры, твоя сестра съехала.

– Ссоры? Ханна говорит, они были лучшими подругами.

– Ну… Вообще‐то они поругались за пару месяцев до исчезновения Джен.

– Из-за чего?

– Я не знаю. – Мегс неопределенно пожала плечами. – У них была странная дружба.

Пару минут мы молча пили кофе, погрузившись каждая в свои мысли. Хотя, бьюсь об заклад, думали мы об одном и том же.

– Расскажи, какой она была? – наконец решилась заговорить я. – Понимаешь, в последний раз я видела ее, когда мне было тринадцать, и с тех пор столько всего случилось. Мне кажется, я забыла сестру, а может, и вовсе никогда не знала. Понятия не имею, какие ей нравились парни, какой ее любимый сорт кофе, делала она депиляцию или брила ноги, во сколько лет потеряла девственность, чем собиралась заняться после университета. Я помню так немного! Она часто смеялась, иногда плакала, писала стихи. Вокруг нее всегда было так весело, так тепло. А сейчас мне отдали ее айпод, и теперь я знаю, что она любила грустные и злые песни. И это все совсем не вяжется друг с другом. Как будто есть два разных человека, две ее, а мне так важно знать, какая из них настоящая, понимаешь?

К горлу подступил комок. Наверное, до этого момента я не осознавала, какое значения для меня имеют все эти детали. Ведь, кроме них да твоей музыки, мне от тебя совсем ничего не осталось.

– Я знала ее недолго, но она была лучшим человеком из всех, кого мне доводилось встречать, – вздохнула Мегс. – Она приняла меня как родную с первого дня. Я сирота, сменила кучу приемных родителей. Всю жизнь на меня смотрели как на жертву аборта – даже те, кто мне помогал. Все, кроме нее, считали меня отбросом и просто зарабатывали себе очки положительной кармы, или место в раю, или бог знает что еще, когда делали для меня что‐то хорошее. А Джен была другой, она красила мне ногти и научила готовить омлет.

Меня затопила странная тоска, идущая откуда‐то из солнечного сплетения: почти физическое ощущение потери, настолько реальное, что меня начало мутить. Наверное, у меня проблемы с поджелудочной.

Мегс заметила, как я побледнела.

– Слушай, хочешь пройтись? Здесь как‐то душно.

Я заплатила и последовала за ней к выходу. Улица была полна людей – у служащих банков и городской управы был в разгаре обеденный перерыв. Мы влились в поток и какое‐то время позволяли ему нести нас в направлении «Королевы».

– Значит, ты там уже была? – Мегс бросила взгляд на створчатые двери паба.

Я согласно кивнула.

– А я вот нет. Не могу набраться смелости. Призраков в этом пабе даже больше, чем было когда‐то народу вечером в пятницу.

– Я никого не заметила, – усмехнулась я.

– Зато они наверняка заметили тебя, – пробормотала Мегс, слегка притормозив и заглянув в окно «Королевы».

– А ты бывала на их знаменитых вечеринках после закрытия? – поинтересовалась я.

– Нет, куда мне, шестнадцатилетке. Меня отправляли домой. Разве только кроме одного раза, когда Али не было. Но я тогда перебрала и ничего особо не помню.

По ее лицу я поняла, что ей неприятно это вспоминать. «Такими ли уж добрыми были те развеселые старые деньки?» – подумала я.

– Жаль, я думала, ты сможешь рассказать мне больше, – сказала я вслух.

– Ханна сможет рассказать тебе больше, намного больше, – многозначительно протянула Мегс. – Если, конечно, захочет.

– Вчера у меня сложилось впечатление, что ей очень неприятно вспоминать те дни.

– Как странно. Для нее все сложилось самым лучшим образом.

– Что ты имеешь в виду?

– Да так, это не имеет отношения к Джен, правда. Сплетни – это проклятье городков вроде этого, не стану уподобляться местным.

Лучше я сама узнаю у Ханны, подумала я. Все равно нужно позвонить ей и выяснить, почему она не рассказала о ссоре.

– Значит, вы с Ханной не очень‐то дружили?

Мегс ухмыльнулась и произнесла, избегая моего взгляда:

– А вот ее и спроси!

Мы двинулись дальше по широкой улице, удаляясь от центра, мимо многоэтажной парковки, джентльменского клуба с облупившейся вывеской, нескольких футбольных пабов. Затем перешли дорогу, направляясь в сторону средневековой часовни, окруженной крошечным кладбищем, которое утопало в яркой зелени, не стыдящейся праздновать жизнь, растущую из чьих‐то столетних костей.

– Я нашла кое‐что среди вещей Джен, которые достались мне от Ханны. – Я чуть сбавила шаг и достала трубку.

– Ах, это, – сказала Мегс без всякого выражения.

Я шумно сглотнула, почувствовав подкативший к горлу горький комок.

– Но она принадлежала не Джен, если ты волнуешься из‐за этого.

– А кому?

– Мне.

– Тебе? – Я остановилась и посмотрела на Мегс.

– Ну да. Говорю же, у меня было трудное детство. Джен отняла ее у меня. С тех пор я завязала.

– А сама она не употребляла?

– Как тебе сказать… – Моя спутница медленно шагала по улице. – Посмотри вокруг. В этом городе все так или иначе на чем‐то сидят. Будь то химические вещества или деструктивные отношения. Здесь не очень‐то много других развлечений.

– Я имею в виду…

Она не дала мне закончить:

– Я поняла. Нет, она не была зависимой, по крайней мере не от наркотиков точно. За ней водились другие слабости.

Она говорит о твоем парне, подумала я, но не стала переспрашивать, чтобы не произвести впечатление не понимающей намеков дуры.

Мы повернули еще несколько раз, петляя по застроенным невысокими зданиями из красного кирпича переулкам, и оказались в начале узкой длинной улицы, упирающейся в зеленое облако парка. Дома тут были выше и шире, почти все по три этажа, в основном покрытые белой штукатуркой, что придавало улице вид сериального павильона. Мы остановились напротив трехэтажного дома, укутанного строительными лесами и пленкой по самый конек крыши. В порыве поднявшегося невесть откуда ветра уголок пленки взлетел вверх. На секунду мне показалось, что в окне последнего этажа мелькнул смазанный силуэт.