Из свитков Клио

– Идиоты! Что я теперь скажу Ринальдо?

На шум подошёл сам Ринальдо Бонакольси, избранный народом сеньор Модены и командир моденского ополчения. Он посмотрел на беснующегося Корельи, съёжившегося Луку, невозмутимого Конрада, а также на толстяка Браччо, державшего в могучих руках нелепое деревянное ведро из колодца возле южных ворот Болоньи. А затем Бонакольси рассмеялся. Этот маленький человек хохотал так громко и заразительно, что вскоре к нему присоединились все командиры армии, одержавшей позавчера блистательную победу под Дзапполино. Успокоившись, мантуанец примирительно произнёс:

– У нас всё равно не хватило бы сил, чтобы взять Болонью. Мы превосходим их только в кавалерии, да и то, незначительно. А пехотинцев они могут выставить в шесть раз больше, чем удалось набрать нам даже со всеми союзниками. Так что будем считать, что приказа взять Болонью не было. А эти отважные воины сумели пробраться в стан врага и выкрали ведро. Корельи! Выдайте героям по серебряному флорину. Это не просто ведро – это символ того, что Модена, наконец, после стольких лет бесчестья берёт верх над своим исконным соперником. Это ведро – месть за короля Энцо, месть за Баццано и Савиньяно. Послезавтра мы устроим триумфальный вход в Модену и ваш трофей займёт особое место в этом действии!

У ворот Сан-Ладзаро с раннего утра собирался народ. Всем хотелось увидеть победоносное ополчение, поквитавшееся со старинным врагом. Старожилы вспоминали, как в 1175 году в городе открыли университет, чтобы не отставать от болонцев, и судачили о том, что пора бы уж надстроить Гирландину, дабы колокольня собора стала выше, чем у ненавистных соседей.

И вот в полдень, когда неяркое зимнее солнце поднялось на максимальную высоту, затрубили трубачи у ворот Модены. Эхом донёсся ответ из лагеря ополчения. Вскоре на дороге показались отряды пехотинцев в коричневых панцирях из варёной кожи. Солнечные зайчики скакали по их блестящим шлемам, отражались от начищенных лезвий алебард. Когда прошагали все пешие, по дороге загарцевали всадники в парадной одежде. Самые блестящие из них сопровождали Ринальдо Бонакольси и его командиров. А в середине колонны здоровяк Лука вёз на кончике пики разукрашенное ленточками ведро. То самое, которое он с товарищами захватил в Болонье. Народ рукоплескал.

Когда Лука проехал через Болонские ворота, он опустил свой трофей на дорогу перед епископом Гвидо. Тот осенил ведро крёстным знамением, побрызгал святой водой и воздал хвалу небесам за столь чудесную победу моденского оружия. Затем пара дюжих служек водрузила ведро на носилки и понесла к собору. Трубили трубачи, барабанщики выстукивали непрерывную дробь. Во всех церквях Модены звонили в колокола.

Бонакольси ехал с видом триумфатора. Он одаривал самыми приветливыми улыбками граждан свободного города, а те восторженно махали ему руками. Несмотря на маленький рост, вид Ринальдо имел горделивый и величавый.

Ведро поставили в соборе Модены, чтобы каждый житель города мог полюбоваться трофеем. А вечером в здании Городского совета устроили банкет в честь ополчения и союзников. Кондотьер Корельи, раскрасневшийся от выпитого вина, рассказывал лучшим людям Модены о том, как спланировал операцию по захвату ведра по всем законам военной науки, как отправил на выполнение этой важной задачи своих лучших солдат. В дальнем конце стола медленно напивались за счёт муниципалитета великан Лука, тощий Конрад и толстяк Браччо. Поглощённые трапезой, они не обращали ни малейшего внимания на болтовню своего командира.

– Бонакольси! Для чего вы устроили этот цирк с ведром? – спросил у Ринальдо Гвидо Бегарелли, почтенный зерноторговец и городской советник.

– Надо же чем-то развеселить граждан Модены. Насколько я помню, на камень позора на главной площади уже давно никто не садился голым задом, – попытался отшутиться мантуанец.

– И у вас не нашлось ничего более значительного, чем этот несчастный дубовый ушат? – не унимался Бегарелли.

– А вы вспомните, что все войны, которые Модена вела с Болоньей в прошлом, были проиграны. Вспомните, что ещё весной их солдаты захватывали моденские владения на границе. Болонья богаче и сильнее, и нам ещё придётся вернуть ей все крепости, взятые осенью, поскольку наши союзники ненадёжны. Но сегодня мы можем праздновать, и это тот самый праздник, которого моденцы ждали столько лет. А цирк с ведром – пусть будет хотя бы ведро, отнятое у старинного врага. Этого достаточно, чтобы народ торжествовал.

Зимой моденцы узнали, что Бонакольси подписал мир с Болоньей и даже отдал исконным соперникам все замки и крепости, взятые в 1325 году. Их возмущению не было предела. Злые языки утверждали, что Ринальдо присвоил себе деньги, заплаченные болонцами за возвращение крепостей. Мантуанца прогнали из города вместе со всем семейством. Его счастливая звезда заканчивала свой бег по небосводу. Через два года Бонакольси погиб в родной Мантуе, сражённый мечом Альберто Савиоллы, цепного пса Луиджи Гонзага.

Но то самое ведро осталось в Модене. И когда на переговорах о перемирии с соседями-врагами был поднят вопрос о возвращении дубового ушата в Болонью, моденцы отказались даже обсуждать эту тему. И война продлилась ещё целую дюжину лет, неся невзгоды и страдания жителям обоих городов.

Достопамятное ведро можно увидеть и по сей день, если зайти в здание Городского совета Модены. Реликвия XIV века хранится в стеклянной витрине в небольшой комнате рядом с залом заседаний.

Мумия и Гонзага

16 августа 1328 года.

Туман, пришедший с берегов Мантуанских озёр, накрыл засыпающий город белым пушистым покрывалом. В этой дымке улицы Мантуи казались загадочными и зловещими. Редкие прохожие старались поскорее убраться под крышу. В южной части площади Святого Петра густая мгла помогала группе горожан оставаться незамеченными. Из всех собравшихся в нише гильдии суконщиков более всего выделялся представительный мужчина с белой окладистой бородой, чуть раздваивавшейся в нижней части. Бородач беспрестанно отдавал своим спутникам распоряжения.

– Где веронцы?

– Подходят к площади.

– Передайте Кастельбарко, чтобы он атаковал дворец Бонакольси только по моей команде. Ринальдо во дворце?

– Да, отец. Мы подкупили прислугу, и теперь знаем даже какого цвета сорочка у сеньоры Аньезе.

– Филиппо на месте?

– Да, отец.

– А где Савиола и его люди?

– Там, где и договаривались. Они ждут твоего сигнала.

– Ну, с богом. Начинаем.

Бородач-подеста проводил взглядом людей в тёмных плащах. Один за другим они исчезали в тумане. А ему оставалось лишь молиться, чтобы всё прошло, как запланировали. Вскоре вернувшиеся вестовые доложили, что Савиола бесшумно разоружил часовых на площади Святого Петра. В это же время отряд под командованием старшего сына подеста Гвидо заблокировал в казармах всех ломбардцев, верных Ринальдо. Бонакольси остался в своём дворце лишь с горсткой телохранителей. И в тот момент, когда налетевший с севера ветер начал разгонять белую пелену, на площадь вступила конная сотня из Вероны под командованием кондотьера Кастельбарко. Подеста Луиджи Гонзага шумно выдохнул. Дело осталось за малым – во что бы то ни стало захватить городского капитана, Ринальдо Бонакольси. Живым или мёртвым. И второе – предпочтительнее.

В суматохе Бонакольси попытался сбежать. Когда Ринальдо, без оружия и полуодетый, хотел выскользнуть из дворца на своём гнедом, капитана нагнал Альберто Савиола. Два беспощадно точных удара мечом – и вот уже Бонакольси, истекая кровью, скачет обратно. Каким-то чудом Ринальдо удалось удержаться в седле, но других чудес этой ночью для городского капитана больше не оставалось. Луиджи дал знак, чтобы поверженного врага не преследовали.

Утром, когда всё уже закончилось, сторонники Гонзага нашли в дворцовой конюшне холодный труп Бонакольси. Подеста задумался: может, стоило похоронить Ринальдо с почестями? Ведь он, как-никак, был городским капитаном славной Мантуи. Или же выставить тело на поругание, чтобы чернь выместила на нём всю свою злость и зависть к лучшим людям?