Страница 32 из 76
Капитан часто дышал, пытаясь унять тревогу. Если Генка сбежал, Чипейко устроит Варфоломеевскую ночь. Объявит выговор в приказе. Или понизит в должности, а то и в звании… А если узнает, что, пока Рыбаченко ловил попутки и менял поезда, Сквира занимался неизвестно чем в местном костеле, может и погоны сорвать…
Из-за угла дома выпрыгнуло пятнышко света. Оно все приближалось и, наконец, превратилось в фонарик в руках лейтенанта.
— Всюду темно, — доложил Козинец. — Может, Генка свалил из города?
— Может, — вздохнул капитан.
— Будем объявлять в розыск? — спросил Василь Тарасович.
Сквира взял у него фонарик и посветил на дверь. Потрепанный дерматин был кое-где заляпан давней уличной грязью. Капитан поднес фонарик к дверным петлям, но ничего особенного не увидел. На всякий случай потрогал металл пальцем. Потом осветил замочную скважину…
Сердце невпопад стукнуло и оборвалось.
— Василь Тарасович! — тихо позвал Сквира.
Лейтенант нагнулся.
— Каково! — прошептал капитан.
Козинец почесал лоб.
— Вижу. Замок. Вроде целый. Шурупы с ржавчиной. На планке налет уличной пыли. Все путем.
— Путем, путем, — раздраженно передразнил Сквира и показал пальцем на скважину: — А это что?
— Где? — не понял Василь Тарасович и вдруг замер: — Это ж ключ!
— Вот именно, — удовлетворенно сказал Сквира. — Ключ. Вставлен изнутри. — Он выпрямился и повел плечами. — Окна заперты?
— Открытых нет. Я их, правда, не пробовал…
— Вот что, — почему-то зашептал Сквира, — соседей и участкового сюда!
Василь Тарасович кивнул и бросился к ближайшему дому.
— И слесаря тоже! — громко прошипел ему вдогонку капитан.
Лейтенант на бегу махнул рукой.
Сквира втянул всей грудью холодный ночной воздух. Пригнулся и опять посветил фонариком на замок. В скважине явственно поблескивал кончик ключа.
Северин Мирославович подергал ручку. Дверь даже не шелохнулась.
Капитан спустился с крыльца и пошел вдоль стены дома, пытаясь открыть все окна, которые ему попадались по пути. Дергал, давил на них. Все они были заперты.
Освещал он и землю вокруг, но даже если там и имелись следы, они терялись в оставшихся после сегодняшнего дождя лужах. Воды было так много, что она кое-где затапливала траву, обильно заполонившую запущенный огород, и решительно вторгалась на асфальтовый «воротник» вокруг фундамента.
Северин Мирославович обошел весь дом. Заглянул в деревянный сортир, стоявший у боковой стены. Голая лампочка на витом шнуре. На гвозде — несколько обрывков газет.
Он направился через двор к колодцу. Откинул деревянную крышку. Цинковое ведро на подставке. Железная цепь, тянущаяся от его ручки к коловороту и свивающаяся здесь во множество колец. Метрах в трех внизу — неподвижная черная вода.
Во дворе послышался шум. Калитка скрипнула, и небольшая группка людей, беспорядочно светя несколькими фонарями, потянулась к крыльцу.
— Это соседи, — тихо сказал Василь Тарасович, подходя к Сквире, — Чигурко Дмитро Степанович и его сын, Любомир.
— Здравствуйте, — почему-то хрипло поприветствовал пришедших капитан. Закрывая крышку колодца, он прокашлялся и нарочито громко и уверенно, даже с вызовом повторил: — Здравствуйте.
Чигурко переглянулись.
— Вечер добрый, — отозвался Дмитро Степанович.
Чигурко-младший, парень лет двадцати пяти, неуверенно сказал:
— Я вообще-то слесарь. Могу открыть дверь, если нужно.
— Участкового ждем, — тут же зашептал Козинец. — Он уже едет.
— А вы Рыбаченко знаете? — спросил Сквира. Получилось излишне громко.
Чигурко опять недоуменно переглянулись.
— Генку, что ли? — уточнил Любомир. — Знаем. Что-то он сегодня всем нужен! Днем, вон, какой-то мужик приходил. Говорил — из милиции. Его почтальон видел.
— Это, кажись, я был, — хмыкнул Василь Тарасович. Он тоже стал говорить в полный голос. — Я, когда Генку искал, пересекся с почтальоном. Где-то после двух.
— А, ну понятно… — кивнул Любомир. — А вечером участковый наш прибегал.
Сквира тревожно оглянулся, будто за это время дом мог исчезнуть.
— А что за человек этот Рыбаченко?
— Не похоже, чтобы он сильно на своей работе работу работал… — усмехнулся Дмитро Степанович. — Я это участковому нашему сто раз говорил.
С улицы донесся шум подъезжающей машины. Яркие лучи фар выхватили из темноты кусок забора. Милицейский «бобик» остановился у калитки.
— А «Москвич» когда материализовался?
Оба Чигурко пожали плечами.
Сквира не мог устоять на месте от нетерпения.
Во двор, наконец, вошел грузный человек в милицейской форме. Он помедлил немного, разглядывая группу людей, но, узнав Козинца, направился к нему.
— Здорóво, — сказал он.
— Это участковый, лейтенант Сало, — представил его Василь Тарасович.
— Сало? — Северин Мирославович невольно улыбнулся.
— И не говорите! — благодушно прыснул в усы лейтенант, обмениваясь с ним рукопожатием. — Я с этой фамилией уже сорок лет мучаюсь! — Он кивнул семейству Чигурко.
— Ну что, будем заходить? — торопился Сквира.
— Ключ, говорите, изнутри торчит? — Сало взял фонарик и довольно легко взбежал на крыльцо. — Да, торчит, — подтвердил он, пригнувшись к замку. Потом сверкнул фонариком во двор. — И машина его здесь. — Участковый громко, с силой, постучал кулаком в дверь и закричал: — Рыбаченко! Открывайте, иначе придется ломать дверь!
Соседские собаки, встревоженные шумом, залаяли во дворах.
Сало терпеливо ждал. С улицы к забору подошли несколько человек.
— Что там у вас? — крикнула какая-то женщина.
Чигурко-отец махнул рукой.
— Ну что, — вздохнул участковый, — будем дверь вскрывать?
— Нет, нет, — остановил его капитан. — Дверь трогать нельзя. Давайте вон то окно, дальнее, первое от угла.
— Я мигом, — тут же отозвался младший Чигурко.
В руках у него появился короткий ломик. Раздался треск, и одна из половин окна, приподнявшись на несколько сантиметров, вывалилась наружу. Чигурко ловко подхватил ее и с помощью Сквиры благополучно опустил на землю.
Толпа невольно придвинулась.
— Все назад! — тут же скомандовал участковый. — Стойте, где стоите!
Северин Мирославович подпрыгнул, повис на карнизе, неуклюже заскользил туфлями по стене дома, кое-как подтянулся и перевалился через подоконник.
Автоматически стал стряхивать известку с брюк, но тут же одумался. Выпрямился.
…В доме было тихо. Сквира постоял несколько мгновений, прислушиваясь. Включил фонарик, занятый у Козинца. Луч света выхватил из темноты прихожую, служившую Рыбаченко одновременно и кухней, — деревянный стол, табуретки, груду посуды в мойке, плиту на четыре конфорки…
Капитан сделал несколько осторожных шагов и щелкнул выключателем. В прихожей вспыхнул яркий свет.
— Милиция! — крикнул он.
Дом никак не отреагировал на этот крик.
Входная дверь была не просто заперта на ключ — изнутри ее подпирал стул.
Северин Мирославович, осторожно ступая, прошел по скрипучим половицам к двери в комнату, заглянул туда.
Света, падавшего из кухни, хватало, чтобы разглядеть что-то вроде гостиной с низеньким сервантом, диваном и телевизором. В углу, у печи, стоял журнальный столик с огромным бобинным магнитофоном. В центре солидно возвышался стол побольше. За ним, откинувшись на стуле, сидел Рыбаченко.
Северин Мирославович замер, не в силах отвести от него взгляда.
Глаза Рыбаченко были закрыты. Под легким сквозняком, проникшим через распахнутую дверь, волосы на его голове зашевелились. Сквира почувствовал, как по телу пробежал озноб. Майка Гены была залита чем-то, казавшимся в полутьме тяжелой черной массой. Эта масса покрывала шею и подбородок. Она же расплескалась на множество луж и брызг на столе и полу. Руки Геннадия безвольно висели, испачканные той же массой. Под ладонью, в черной луже, лежала открытая опасная бритва.
Четверг, 23 сентября 1982 г.