Трезуб-империал

Процессию с венками замыкали четверо парней, явно уже вернувшихся из армии, но почему-то в пионерских галстуках. Они несли обитую красной тканью деревянную пирамидку со звездой на вершине. По-видимому, она должна была служить временным памятником на могиле коммуниста Ревы.

За пирамидкой люди двигались уже беспорядочной толпой. Возглавлял ее пожилой мужчина с огромным пузом. Вокруг него царила суета. Прямо на ходу ему подавали пальто и разворачивали длинный шерстяной шарф.

Сквира подобрался. Это был первый секретарь горкома. С ним капитан встречался вчера, получил отеческое напутствие, пожелание скорейшего завершения расследования и грозно прозвучавшую просьбу «доложить дней через пять».

«Первый» повернул голову и встретился с капитаном взглядом. Северин Мирославович слегка поклонился. Мужчина равнодушно отвел глаза. Похоже, Сквиру он не узнал.

В толпе показался следователь прокуратуры. Рядом с ним шагал Териенко, начальник райотдела милиции. Теперь уже на всякий случай выпрямился Козинец.

Оркестр перешел на подходящую случаю советскую мелодию. Вновь замелькали знакомые лица — плотной группкой шли соседи Ревы.

— Какая отпадная старушенция! — восторженно прошептал Василь Тарасович, отвлекая капитана от невеселых мыслей.

Сквира обернулся. В конце процессии, практически перед самым оркестром, он увидел Часныка, Дзюбу и Кранц-Вовченко.

Володимир, костел Св. Иоакима и Анны, 17:55.

Перед капитаном возвышалось большое сооружение с наглухо заложенными кирпичами окнами и толстыми побеленными известкой стенами. Табличка на воротах сообщала, что это памятник архитектуры XVIII века, охраняемый государством.

Здание выглядело так, будто изначально задумывалось как крепость. Архитектор поставил толстые стены в правильное осадное каре. Но потом вдруг решил увенчать их двускатной крышей греческого храма. Затем подпер эту крышу по углам двумя многоярусными башнями, в которых пилястры сменялись арочными нишами, а арочные ниши — пролетами. На эти башни взгромоздил обитые жестью стрелы звонниц. Чтобы сохранить простую строгость храма, он не стал украшать стены завитками, фигурными фронтонами, колоннами, маскаронами, теламонами, а лишь провел вдоль здания две горизонтальные выступающие линии. Водрузил католические кресты, и получился костел, который при желании можно было отнести к виленской архитектуре, украинскому барокко или даже неоклассической школе.

Чтобы войти в костел, требовалось спуститься по каменной лестнице примерно на метр ниже уровня земли и потянуть на себя тяжелую, обитую железом дверь, прорезанную в огромных воротах.

Внутри царили полумрак и холод. Возносившиеся ввысь на десятки метров стены ограничивали огромное пространство, пустоту которого подчеркивали шесть колонн, подпиравшие своды с боков. За ними виднелись небольшие нефы. В противоположной от входа части располагалась пятигранная апсида.

Сквира завертел головой, осматривая это чудо. Он боялся опустить взгляд на дико смотревшиеся здесь шкафы, серванты, комоды, столы, стулья, диваны, кресла. Вся эта мебель на продажу, распакованная и в ящиках, казалась крошечной, почти игрушечной на фоне неизмеримого пространства собора. Ее тщетно пытались осветить электрические лампы, свисавшие на длинных проводах откуда-то сверху.

Покупателей не было. При появлении Сквиры товаровед этого необычного мебельного магазина, толстая пожилая женщина, одетая в традиционную меховую жилетку, подняла голову и через мгновение опять склонилась над своими бумагами.

Капитан постоял немного, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. При каждом выдохе из его рта вырывалось облачко пара. Оно поднималось, стремясь достичь невидимого отсюда потолка, но рассеивалось уже через несколько метров.

Сквира медленно двинулся вперед по центральному проходу. Его взгляд перебегал со свода на хоры, с хор на ложи, с лож на колонны… Интересно, кто додумался заложить кирпичами огромные окна? Света не хватало катастрофически.

Жизнь, бурлившая здесь два века назад, проступала старинными буквами на истертых бронзовых табличках, выглядывала пятнами на месте уничтоженных лепных фигур, источала легкие ароматы, пробивавшиеся сквозь запахи столярного клея и дезрастворов.

— Не правда ли, впечатляет? — услышал Северин Мирославович знакомый хриплый голос. — Впрочем, вы не первый, кого берет оторопь в этом каменном склепе.

На одном из диванов шевельнулась высокая худая фигура.

— Присаживайтесь, — старуха указала на место рядом с собой.

Сквира невольно стрельнул глазами в сторону товароведа.

— Не бойтесь, — усмехнулась Кранц-Вовченко, — ей не до нас.

Северин Мирославович пожал плечами и сел.

— Этот костел упоминал Орест Петрович по телефону? — продолжил он разговор, начатый на кладбище.

— Этот? Может быть, может быть… Орест сказал, что ведет свои поиски в подземелье. А потом спросил: «Собор знаешь»?

— А разве слово «собор» не подходит больше к Успенскому епископальному собору? Его, кстати, так и называют: «собор».

— Не подходит, молодой человек, — тем же тоном, что и Сквира, произнесла старуха. — В боковых помещениях Успенского собора находится краеведческий музей. А в краеведческом музее днюет и ночует Часнык. А Часнык знал бы, если бы его ближайший друг и товарищ Рева вздумал вести раскопки в подвалах Успенского собора.

Сквира кивнул.

— А здесь что, возможны раскопки? — его взгляд невольно пробежал по ровному полу, тонувшему в полутьме. — Это же камень.

— Смотря что называть раскопками, — оптимистично ответила старуха. — К сожалению, вон тот рыцарь шариковых ручек даже близко не подпускает меня к самым интересным местам. Не хотите помахать удостоверением, чтобы смягчить ее сердце?

— Формально без ордера нельзя, — задумчиво проговорил Сквира, но все же поднялся и пошел к товароведу.

Марта Фаддеевна последовала за ним.

Женщина в жилетке, почувствовав их приближение, настороженно подняла голову.

— Добрый день, — вежливо сказал капитан, протягивая удостоверение.

— Что, неразорвавшийся снаряд времен войны? — ехидно спросила товаровед, едва взглянув на красную книжечку. — Пани уже пыталась тут все ощупывать.

— Про снаряд не знаю, — серьезно ответил Сквира, — но вы ведь окажете содействие?

— Ого, как официально! — проворчала женщина. — Ну, смотрите.

Марта Фаддеевна подошла к стене и положила на нее обе ладони.

— Прямо холодильник! — Она провела пальцами по неровностям известки. Замерла, будто прислушиваясь к чему-то.

Сквира тоже приложил руку к стене. Холодная шершавая поверхность. Влажная.

— Неужели мебель не гниет? — поинтересовался он.

— Не успевает, — женщина пожала плечами. — Раскупают.

Кранц-Вовченко, прикасаясь ко всему, на что падал ее взгляд, двинулась вдоль стены.

Капитан остался на месте. Потрогал металл вмурованной в стену плиты.

— Не боитесь, что свалится на вас? — обратился он к товароведу. — Подвинули бы стол.

— На меня не свалится, — сказала женщина. — А радио только тут ловит.

На столе стоял небольшой радиоприемник, из которого доносилась тихая музыка.

Марта Фаддеевна, глядя под ноги, все еще шла вдоль стены. Дойдя до конца нефа, остановилась. Потом направилась к противоположному нефу.

— Все? Пани посмотрела? — товаровед начинала нервничать.

— Это вы ее спрашивайте. Вы, кстати, некоего Реву не знаете?

— Убитого? — оживилась женщина. — Так вы по поводу него пришли?

— А он бывал здесь?

— А как же! Мебель себе иногда присматривал. Пару месяцев назад полочку для кухни покупал… Или стул…

— А Геннадия Рыбаченко вы знаете?

— А это кто? — товаровед слегка нахмурилась. — Город маленький. Наверное, знаю.

— Ничего. Спасибо, — И Сквира пошел обратно к диванам.

Женщина еще какое-то время следила за ним взглядом, потом вернулась к бумагам.

Северин Мирославович примостился на облюбованном диване и стал наблюдать, как Марта Фаддеевна, трогая стены, обходит костел по периметру.