Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 13



Помимо позволения напиваться, Джон, будучи бастардом, имеет особый взгляд на события, происходящие внутри семьи лорда. Он занимает хорошее место – процессия проходит по залу мимо него, сидящего на скамье, и способен понимать людей: «Бастарду приходится все замечать, учиться читать истину, которую люди прячут за своими глазами» (ИП). И конечно, восприятие пира Джоном очень двойственно, что обусловлено, с одной стороны, избытком вина, с другой – особой проницательностью. Подобно пирам, процессии имеют символическое значение, так как представляют собой демонстрацию иерархии и социальных связей: тот, с кем я вхожу в комнату, так же определяет меня и мое место в обществе, как и тот, с кем я разделяю еду и напитки. В этом случае, однако, процессии имеют еще одну функцию: официально представить – или даже, возможно, конкретизировать наше впечатление, – основных персонажей и проблемы саги. Что же мы узнали из этого немного сумбурного вступления? Например, когда Эддард Старк приветствует королевскую семью, его впечатления основаны на жизненном опыте: он, конечно, помнит Серсею и ее братьев, но детей он еще не видел, их имена не были упомянуты, хотя всех уже представили друг другу: «Потом позвали детей, их представили, и обе стороны одобрили молодежь» (ИП). Но внимание Эддарда приковано к Роберту, толстому и благоухающему, ни чем не напоминающему молодого сильного узурпатора, с которым он покинул Штормовой Предел. Подобно отцу, Джон увлеченно разглядывает людей, но, в отличие от него, слишком погрязшего в воспоминаниях о героическом прошлом, бастард представляет новое, молодое поколение, и его взгляд обращен в настоящее. Поэтому, когда Старки с королевской семьей входят в зал, нам представляется возможность не только узнать принятое в Вестеросе положение вещей, но и, подобно Джону, инстинктивно понять, что оно обманчиво. Как покажут последующие события, когда Эддард заплатит за все, взгляд бастарда Джона более точен и восприимчив, чем искаженные представления, созданные давними воспоминаниями и утраченными традициями.

Первыми в залу входят лорд Старк и королева, за ними следуют леди Старк и король. Такой порядок имеет очевидный смысл: Эддард Старк – лорд Винтерфелла и поэтому входит первым. Но Роберт – король, и его позиция на втором месте предупреждает нас о дальнейших событиях: история «Игры престолов» на самом деле не о Роберте, но о том, что происходит вокруг него и из-за него. Сам Роберт, его восстание и загадочная любовь к Лианне Старк – призрачны и играют второстепенную роль, настоящие протагонисты здесь, по крайней мере, в этой части, – Нед и Серсея. Роберт и Кейтилин, каждый по-своему, обречены быть на втором плане, позади. На самом деле реакция Джона на Роберта точно такая же, как и у его отца: он видит «толстяка, краснолицего, заросшего бородой, взмокшего под всеми шелками» (ИП). Не имея воспоминаний, Джон видит короля таким, какой он есть, человеком из прошлого.

Следом идут дети во главе с малышом Риконом, который с достоинством трехлетнего ребенка остановился поприветствовать Джона, но его заставили вернуться на место. Согласно книжной версии, судьба Рикона до сих пор окутана тайной, но его видное место здесь предполагает, что юный Старк может снова вернуться и сыграть важную роль, хотя в телевизионный версии все совершенно иначе – Рикон умирает в конце шестого сезона. За ним следуют три пары: Робб и Мирцелла, Арья и Томмен и, наконец, Санса и Джоффри. Никто из них Джону не нравится, ни один из трех королевских детей и даже Робб, отношения с которым только начали налаживаться, не избавлен от нападок: Мирцелла, оказавшаяся застенчивой, кажется Джону пресной, а Робб, практически без эмоций, глупо наслаждается ее восхищением. Волосы Томмена длиннее, чем у Арьи, и он кажется пухлым. Джоффри безразличным взглядом смотрит на главный зал Винтерфелла, что не нравится Джону, но Санса тем не менее выглядит увлеченной им. Эта небольшая процессия показывает вещи, которые станут причиной последующих событий и в значительной степени затронут дом Старков: Робб наслаждается вниманием женщин, Арья больше похожа на мальчика, чем на девочку, суждения Сансы не заслуживают доверия. Эти мелкие, но важные черты детей определят события, которые произойдут в дальнейшим с каждым из них.

Красная свадьба

Наконец мы добрались до Красной свадьбы – примера, возможно, самого жестокого предательства, переходящего все границы. На самом деле, Красная свадьба является контрмерой: Робб Старк женился на Джейн Вестерлинг, тем самым нарушив обещание взять в жены одну из дочерей Фрея. Когда он приходит просить прощения, Фреи мстят ему с помощью Ланнистеров. Но Старки являются в замок Близнецы не только для того, чтобы загладить вину – им нужна поддержка Фрея по тактическим и стратегическим причинам, так как, пока Робб воевал на западе, Винтерфелл пал из-за предательства Теона Грейджоя и железнорожденных. Но Старкам нечего предложить, так как Робб уже женат и не намерен бросать жену ради одной из Фреев. Вместо себя он предлагает своего дядю Эдмара Талли. В этом смысле Красная свадьба является не единичным случаем предательства, а, скорее, последним событием в череде обманов и вероломств с обеих сторон. Каждый присутствующий на Красной свадьбе настороже: Кейтилин Старк уверена, что в Близнецах их ждет опасность, но она даже не подозревает о ее масштабе. Поэтому она обеспокоена, что лорд Фрей должен предложить им хлеб и соль, принимая их как гостей в своем доме, и чувствует себя в безопасности, когда они наконец пьют вино лорда Фрея и едят его хлеб: «Кейтилин, пригубив свою чашу и надкусив хлебный ломоть, почувствовала себя намного лучше. „Теперь нам нечего опасаться“, – решила она» (БМ). Как уже упоминалось выше, в Древней Греции закон гостеприимства назывался xenia и почти во всем древнем мире считался священным, своего рода столпом, на котором держалось общество многие поколения. Нарушить xenia было святотатством, поэтому на Фреев посыпался град обвинений на религиозной и моральной почве. Нарушение священных обязанностей, касающихся пищи и гостеприимства, обосновывает тот факт, что Уолдер Фрей в конце концов нарушит табу и непреднамеренно отведает плоть своих сыновей, что станет окончательным и бесповоротным актом мести и поставит точку в череде предательств.



Но в то время как общее застолье (в данном случае – церемониальное разделение хлеба и вина) должен олицетворять безопасность, этот свадебный пир вселяет чувство тревоги. В отличие от изысканных блюд на Пурпурной свадьбе или даже от меню на свадьбе Дейнерис, угощения здесь довольно скромны: «Для начала им подали жидкий луковый суп, за ним последовал салат из зеленых бобов, лука и свеклы. Затем принесли щуку в миндальном молоке, пареную репу, успевшую остыть по дороге, студень из телячьих мозгов и жилистую говядину» (БМ). Кейтилин сразу же подумала, что таким образом лорд демонстрирует свое бедственное положение. Конечно, это меню напоминает скорее огромную камбалу Домициана, чем пиры с олениной Одиссея и Энея, разделенные с их людьми. Еда на Красной свадьбе, с другой стороны, скудна, холодна и не слишком разнообразна.

Но, несмотря на то что Фрей скуп на угощение, вина он не жалеет, и это подсказывает, чем обернется свадьба: чрезмерное количество вина ведет к чрезмерной жестокости. «Эль, вино и мед текут рекой», – замечает Кейтилин и, по мере того как она осматривает зал, замечает, что все главные знаменосцы Старков, в том числе и Большой Джон, уже пьяны, за исключением двух телохранителей Робба. Вот что она думает об этом: «Свадебный пир – не поле боя, но от пьяных всего можно ожидать, и короля нельзя оставлять без охраны…» (БМ). С ней не поспоришь, но, как мы помним в связи с кентавромахией и свадьбой Дейенерис в Пентосе, свадьбы могут перерастать в сражения, и зачастую так и происходит[20]. Кейтилин думает о том, что завтра Роббу предстоит новый бой, и замечает, что довольно странно думать о том, что он будет более безопасен, чем то, что происходит сейчас в Близнецах. И здесь, как покажет последующая резня, она была абсолютно права.

20

Римляне, как и Джордин Спаркс и Пэт Бенатар, считали любовь полем боя (militia amoris), и это было важной темой любовной лирики.