Прошлой ночью с герцогом

Познакомившись с управляющей агентством по найму, Бенедикт вдруг понял, какую женщину хочет видеть своей женой. Она должна не только делить с ним постель, но и уметь поддержать беседу. Среди готовых на все содержанок и вдовушек такие ему не попадались.

Бенедикт усмехнулся. Возможно, он потому и ухитрился прожить так долго, что вовремя порвал с любовницами, выпивкой и игрой. Теперь, в свои двадцать восемь, он, похоже, опять готов наслаждаться всем, что предложит ему жизнь, но на сей раз не пускаться во все тяжкие.

Поскольку из-за дебюта сестер ему придется посещать все мероприятия сезона, стоит, пожалуй, задуматься о поисках такой леди, которая могла бы пробудить в нем не только плотский, но и интеллектуальный интерес. На балах будет множество молодых дам: есть из кого выбрать. Может, удастся отыскать такую, которая заинтересует его так же, как эта мисс Свифт.

Она не побоялась говорить с ним откровенно, разве что постеснялась признаться в финансовых трудностях. Смущала ее и необходимость объяснять ему все обстоятельства своей жизни, хоть и напрасно: ее вины в обрушившихся на нее бедах нет. Молодой женщине очень непросто самой заботиться не только о себе, но и о сестре. Подумать только: она совершенно одна, но все же справляется со всеми трудностями. Это чертовски его впечатлило. И как держалась! Бенедикт не мог себе объяснить, что с ним творилось, но чем больше она убеждала его, что не сможет опекать его сестер, тем упрямее он настаивал на своем. Она продолжала твердить, что никогда не была компаньонкой, но он уже решил, что именно она нужна Саре и Вере.

И больше для него ничто не имело значения, в том числе и то, что общество действительно может посчитать ее слишком молодой для компаньонки леди-дебютанток. Гриффин тут же представил выражение ужаса на лицах вдов и старых дев, и это вызвало у него едва ли не злорадную улыбку.

В обществе слишком хорошо его знали, чтобы ожидать меньшего. Решимость мисс Свифт, с которой она противилась ему, показала, что в ней достаточно сил и твердости, чтобы держать в узде его избалованных сестер.

Поначалу он не мог понять, почему уперся как осел в своем желании, чтобы именно она приглядывала за этими сорвиголовами, а потом вынужден был признать, что хотел ее, пусть и помимо собственной воли. Все очень просто. И нет смысла это отрицать. Ничто не изменит того обстоятельства, что он безумно ее хотел: в постели… под ним… тихо стонущей от наслаждения.

Желание опять дало о себе знать напряжением в паху. Он почти сдался и приготовился упиваться этими ощущениями, но спохватился: сейчас для этого не время, – поэтому постарался отделаться от неотступного чувства, которое так неодолимо манило…

Давно уже его не влекло к женщине с такой силой, как к мисс Свифт. Неудивительно, что она занимала все его мысли. В конце концов, он мужчина, а у нее было чем притянуть: сильная, стройная, красивая, – но он не даст воли первобытным инстинктам, которые она так безоглядно в нем пробудила. Теперь она служит в его доме, а значит – под его защитой. Он никогда не пытался соблазнить горничную или служанку и не собирался начинать, однако отказывать себе в общении и беседах с этой девушкой не хотел.

С этой мыслью, твердо засевшей в мозгу, он надел шляпу и быстро пересек под проливным дождем улицу, где его ждал экипаж.

– Сент-Джеймс, – коротко бросил герцог вознице.

Устроившись поудобнее на бархатных подушках, Гриффин снял только что надетую шляпу и стряхнул с нее капли, прежде чем положить на сиденье. Карета выехала на мостовую, и лошади помчались рысью, но уже через несколько секунд остановились: экипаж сильно тряхнуло, потом протащило по камням, так что пассажир подскочил до потолка.

– Проклятье! – выругался Гриффин, упершись ладонями в противоположное сиденье.

Шляпа скатилась на пол. Единственное, что могло заставить кучера так резко остановиться, – кто-то перебегавший улицу. Решив узнать, какого дьявола происходит, герцог потянулся к двери, но ее неожиданно дернули, так что рука его схватила только воздух, и внутрь ворвался герцог Ратберн, а следом за ним и Солан Нокс, герцог Хоксторн. Оба уселись напротив Гриффина. Значит, ничего ужасного вроде раздавленного пешехода или животного не произошло, ну а к глупым выходкам своих приятелей он привык.

Рядом с открытой дверью кареты стоял кучер, вид у него был совершенно ошеломленный, а по шляпе стекали струи воды.

– Займите свое место. Я дам знать, когда буду готов ехать, – приказал Гриффин кучеру. – А вы, друзья, может, объясните, какого черта едва не погубили мой экипаж и лошадей?

– Это не входило в наши планы, – ответил Хок, снимая шляпу и приглаживая темно-каштановые волосы. – Мы как раз выходили из моего экипажа, когда вылетели твои кони, словно летучие мыши из дымохода на закате. Вот мы и помахали кучеру. Кто же знал, что он отреагирует так быстро.

– Ну, скажем, не только помахали… – смущенно признался Рат, вытирая ладонью мокрое лицо. – Я вовсе не хотел пугать беднягу, не говоря уж о лошадях.

– Радуйся, что все обошлось! – буркнул Гриффин, поднимая шляпу с пола и укладывая на сиденье.

– Он рад, – подтвердил Солан и поспешно добавил: – То есть мы оба рады. Вообще-то мы искали тебя почти два часа.

– Тебя трудно найти, – поддакнул Рат.

– С каких это пор? У меня ничего не изменилось: один дом на Сент-Джеймс, второй – в Мейфэре, да и клубов, которые я посещаю, всего два. – Гриффин расправил плечи и развалился на сиденье. – Если я в Лондоне, то в одном из этих четырех мест.

– Мы там были, – сухо возразил Ратберн.

– И возвращались как раз с Сент-Джеймс, когда увидели твой экипаж. Возможно, стоило дождаться тебя, а не пугать кучера.

– Возможно, – согласился Гриффин, благодаря Бога, что несчастного случая не произошло.

– Нам нужно было встретиться с тобой, – пояснил Хоксторн. – До нас дошли кое-какие слухи, и мы решили как можно скорее тебе сообщить.

Гриффин взглянул на серьезные физиономии друзей и понял, что они, вероятно, тоже слышали, что кто-то жаждет выместить свою злобу на него на его сестрах. Он подозревал, что не потребуется много времени, чтобы слухи распространились по всему городу, и оказался прав. Именно такие новости в свете обожали и с готовностью передавали из уст в уста, чтобы потом обсуждать часами.

С Хоксторном Гриффин был знаком с Итона, а Ратберна знал со времени поступления в Оксфорд. Рат был на год моложе Гриффина и Хока, но молодые люди легко подружились. Гораздо беспечнее и легкомысленнее приятелей, Рат выкидывал один фортель за другим, и всегда это заканчивалось плохо. Друзья то и дело впутывались в какие-то истории, и одно объяснение с ректором следовало за другим. Довольно часто им попадало и от отцов.

В отличие от Рата Хок всегда следил за своим внешним видом. Как и Гриффин, он был трудолюбив, аккуратен и по большей части рассудителен. Рат же был полной их противоположностью. Черные глаза и волосы до плеч делали его похожим скорее на грека, чем на англичанина, хотя он принадлежал к чистокровным английским аристократом. Его прическа всегда выглядела так, словно он только что вылез из постели и забыл про расческу. Галстук никогда не был завязан как следует, а сюртук зачастую не подходил к жилету и брюкам. Ему не было дела до моды, и это бросалось в глаза. Кроме того, его небрежный внешний вид никогда не беспокоил дам, скорее наоборот – они липли к нему, как пчелы к меду.

Три друга, три герцога, три холостяка прославились на всю Англию. Скандальные газетенки бурлили слухами, и началось это почти десять лет назад, но так и не затихло, хотя повесы повзрослели и виделись теперь не так часто, как раньше. Обязанности, прилагавшиеся к титулам, удерживали их в фамильных поместьях. Кроме того, приходилось заседать в парламенте и выезжать в свет. Множество народу требовало их внимания: кто-то просил об одолжении, кто-то приходил заключить сделку или пригласить на какое-то светское мероприятие. Все трое были весьма привлекательны, но, подобно Гриффину, последние годы старались держаться подальше от светской жизни и посещали лишь те собрания, которые никак нельзя было проигнорировать.