Фирменный поезд 'Фомич'

- Предлагаю отдохнуть, - сказал вдруг Степан Матвеевич. - Все, что можно предусмотреть, мы сделали. Ребята дежурят по всему поезду. Организованы смены. Утром будет завтрак. Для детей и пожилых людей горячий. Если что, вас разбудят. Отдохнуть надо, потому что силы понадобятся и завтра. Не вечно же мы будем так ехать! Я лично посижу. Стариковская бессонница начинается. А вы давайте на отдых.

- Там в последнем тамбуре сидит товарищ Обыкновеннов, - сказал я. Кого-то надо послать к нему. Что он там один сидит?

- Интересно, - сказал писатель Федор. - Вчера не имел возможности встретиться по причине занятия гиревым спортом. Разрешите воспользоваться сейчас, так сказать, лично встретиться и побеседовать.

- Если хотите, - ответил Степан Матвеевич.

- Иду, лечу! - вскричал Федор и действительно чуть ли не полетел по коридору.

- Я сосну, - сказал Валерий Михайлович. Вид у него был и в самом деле уставший.

- А я здесь буду, - сказал Иван и залез на свою полку.

В последнем купе еще не спали, хотя Тося и Зинаида Павловна лежали на полках, укрытые простынями. Инга сидела, словно и не собираясь спать. А вот Сашенька преспокойно спал, и ни до чего в мире ему еще не было дела.

- Давай немного поговорим, - предложила Инга.

- Давай, - согласился я. - А Сашенька?

- Идите, идите, - напутствовала нас Зинаида Павловна. - Мы посмотрим за мальчиком. - И тотчас же около ребенка оказалась Светка, продемонстрировав при спрыгивании с полки свои длинные голенастые ноги.

Мы вышли в тамбур.

- Артем, я боюсь, - сказала Инга.

- Ты, Инга, не бойся, - ответил я и прижал ее к себе.

- Я знаю, что не надо бояться, а боюсь все равно.

- Помогут нам, да и сами мы что-нибудь придумаем.

- Помогут, я знаю. Только я не об этом.

- Тогда о чем же, Инга?

- Я о Сашеньке...

- Ну, тут Зинаида Павловна все сделает. Счастливый она человек Все-то у нее получается, все-то она знает. И что за добрая душа!

- Да. Она очень добрая и много знает... А ведь у нее, Артем, муж и двое детей умерли недавно...

- Да ты что, Инга! - вскричал я. - Неужели правда?

- Правда, - сказала Инга тихо. - Она нам рассказывала. Ей на счастье других приятно смотреть. Вот она и хлопочет.

- Да что же с семьей-то произошло? Катастрофа какая?

- Нет, понимаешь, заболели и умерли.

- Трое в одной семье?! Да возможно ли такое в наши дни? Куда только медицина смотрела?

- Сначала старший сын от аппендицита. Потом муж. Сердечный приступ с ним произошел. А дочь от воспаления легких. Просто ужас какой-то.

- Не могу поверить.

- Она и сама до сих пор не может поверить. А уже полгода, как совершенно одна осталась. Она сейчас к матери в Старотайгинск ездила... Больно-то ей как. И как только такое может в жизни происходить? Невозможно это. Нет, невозможно.

- Да. Страшно. Вот так Зинаида Павловна! А кажется такой радостной, счастливой.

- Она просто держится. Нельзя, говорит, раскисать. Это на других людей действует. И все равно я не смогла бы так. Это какую волю нужно иметь, чтобы так жить?

- Не знаю... У тебя страхи начались после ее рассказов?

- Да нет. Тогда она еще ничего не рассказывала. Это просто... Так... Я ведь понимаю, что Сашенька появился как-то странно. Ну и что? Ведь он появился. Ведь он мой и твой. И пусть странно. В этом поезде все странно... А вдруг все это кончится, поезд станет нормальным и все исчезнет, и ты, и Сашенька? Боюсь я этого.

- Ну я, положим, никуда не исчезну. Я всегда с тобой буду. Время странная штука. Не знаю, весь ли поезд или только я да ты, но мы точно побывали в другой реальности и встретились там когда-то в прошлом. На озере. Помнишь?

- Мне тоже кажется, что все это было на самом деле.

- Та реальность ведь отличается от нашей. Мы были другими. И события там происходили по-другому. А Сашенька у нас родился обычным способом, только мы этого не помним, потому что уже живем в своей, настоящей реальности. Так что за Сашеньку ты не беспокойся. А вот опасение у меня тоже есть.

- Какое?

- Понимаешь... Мама-то твоя что скажет, когда увидит нас троих?

- Обрадуется...

- Так уж и обрадуется! Уезжала одна, а приехала втроем. Валерка вон какой шум поднял.

- Валерка - другое дело. Его простить надо. Ему все прощать надо. Потому что он... понимаешь... он уже давно... Да и знала я, знала. Может, мне надо было вообще его к себе близко не подпускать и не разговаривать даже?

- Ну почему же уж и не разговаривать? Он вон как все в поезде организовал, и с дежурством, и с раздачей пищи.

- Это он может. Он и родился организатором. Только уж очень он сухой человек.

- Да нет, Инга. Мне этого не показалось. Хороший он парень. Мучается ведь, наверное, сейчас?

- Наверное...

Мы снова замолчали. Потом я спросил:

- Значит, ты уверена, что мать твоя ничего не скажет, не прогонит меня с Сашенькой?

- Да что ты! Да зачем же она тебя прогонять будет? Ведь это все нужно мне, а не ей.

- А отец твой?

- А отец сразу начнет приглашать на рыбалку. У него без рыбалки ни одно воскресенье не обходится.

- Ты мне хоть скажи, как их зовут.

- Маму - Валентина Александровна, а папу - Владимир Александрович... А у тебя?

- А у меня, Инга, никого нет.

- Совсем-совсем никого? - удивилась она.

- Совсем никого, Инга. Из детского дома я.

- Вон как?! Да как же ты один?

- Друзья у меня есть. Работа. А вот теперь ты и Сашенька. Я вот еще что хочу сказать. Жить мы будем у меня. Хорошо?

- Хорошо. А почему?

- Я один. Никому мешать не будем, да и нам никто. Правда, у меня лишь одна комната, но больше ничего не могу предложить. Согласна?

- Согласна... У нас дома тоже тесно. У меня ведь еще брат есть. В восьмом классе учится...

Мы еще стояли и говорили. Я ей рассказал про свою квартирку. О работе говорил мало, уж слишком специальная у меня была область науки. А Инга рассказывала о своей семье. И мне уже хотелось познакомиться и с Владимиром Александровичем, и с Валентиной Александровной, и с Борькой.

31

Был уже третий час ночи, когда мы вернулись в вагон. Я залез на свою верхнюю боковую и сразу же уснул.

Сначала в уставшем мозгу все вспыхивали картины прошедшего дня, в самых нелепых сочетаниях и комбинациях, потом сон стал спокойнее... Я был в каком-то южном городе, не знаю каком, потому что на юге вообще никогда не был. Домики, белые с красными черепичными крышами, лепились на горе, а внизу была бухта, довольно грязная, с кораблями, подводными лодками, стоявшими как стадо уснувших китов, с катерами и лодками, с гудками электровозов, потому что железнодорожная станция была у самой бухты. Потом я поднялся в гору и увидел, что бухта, которую я только что оставил за собой, была частью залива или еще большей бухты. Кто-то объяснял мне, что вот это Южная бухта, а та - Северная. Там вот дальше Инкерман. И тогда я сообразил, что это Севастополь, в котором я никогда не был. А все объясняла мне Инга. Она даже вела меня за руку. За вторую руку держался мальчишка лет четырех, который оказался моим сыном Сашенькой и который задавал матери вопросов гораздо больше, чем я.