Размышления русского генерала

Формулируя свои принципы теории высшей стратегии, А.Е. Снесарев доказывает: эти определения означают «основной духовный капитал» войны, политики, государства, главное и определяющее качество цивилизации (здесь он на полвека впереди А. Тойнби) – ее духовный коэффициент «пси», как сумму аксиологических ресурсов целей-и-ценностей, гносеологической энергии понятий, праксеологических «приемов» деятельности (технологий) – этим определением, так называемой пассионарное™, А.Е. Снесарев на полвека опережает Гумилева. Но, уточняет генерал Снесарев, такой «здоровый дух» может находиться лишь в здоровом государственном и общественном «теле» – четко и разумно организованной и функционирующей системе. Только в ней может пребывать и действовать полноценный «Тамерланов мозг» – Генеральный штаб (а в России данный орган образовался лишь в 1905 г.; А.Е. Снесарев был одним из первых его офицеров).

Оценивая успехи и промахи политики России в центре Азии, располагая «Тамерлановым мозгом» если и не всегда организационно, то всегда – методологически, не дублируя своих коллег и не вдаваясь в подробности, как и когда Россия успела утратить многие из исторически приобретенных навыков стратегической мудрости, он, тем не менее, указывает на типологию ошибок и недостатков отечественной геополитики, пути и способы их скорейшего преодоления. Он напоминает, что в Средней Азии вследствие недолжного уровня подготовленности, бюрократизма и утраты исторической инициативы Россия оказалась к началу XX в. в далеко не выгодной позиции: ее границы на Амударье как бы повисли в воздухе без должной опоры (рубеж, навязанный англичанами, никогда естественно-историческим не был, он рассекает Западный Туркестан наподобие индо-афганской линии Дюранда). Граница русского Памира прошла всего в переходе от Индии, – но и она весьма уязвима. Наконец, согласие Петербурга на так называемый нейтралитет Афганистана под полным контролем Англии и с изоляцией его от России А.Е. Снесарев считает непростительным и недопустимым, чреватым немалыми для России осложнениями и угрозами.

Подводя итог, необходимо отметить следующее. Продвижение России сперва в Сибирь, а затем в центр Азии носит естественно-исторический характер и происходит от изначального (еще домонгольского) симбиоза Руси с кочевниками Дикого поля. Корни и закономерности многовекового формирования континентальной Российской империи вполне прослеживаются, во-первых, в процессе собирания Руси вокруг Москвы и борьбы с ордынским игом; во-вторых, в процессе поглощения реликтов Золотой Орды посредством института «касимовского» двоецарствия; в-третьих, в процессе собирания Сердца Земли по следам Тамерлана (зачастую, однако, не «Тамерлановым мозгом», а будто его же «хромою стопой»).

Нейтрализуя остатки Золотой Орды и постепенно подчиняя своему влиянию (затем контролю) Казахстан и Среднюю Азию, Россия выступила физическим и духовным преемником не этой орды, а – уровнем выше – Белой орды Джучидов. Именно по данной причине с начала XVI в. русский царь на Востоке именовался Белым царем (а в XIX в. его генералы – Белыми генералами, скорее всего по той же причине). Присоединение Казахстана и Средней Азии к России явилось так или иначе источником порядка и справедливости, идеал которых связан в регионе с памятью о «просвещенном деспотизме» Тимура и Тимуридов. Впервые за многие столетия было покончено с массовым разбоем, работорговлей, разгулом крупных и мелких тиранов (с борьбы с ними начал свой путь Тимур). Высшее оправдание империи – в защите слабых от произвола сильнейших.

Итак, окончательным присоединением Казахстана и Средней Азии к Российской империи в течение 60-80-х гг. позапрошлого века завершились более чем три столетия хаоса в регионе – Сердце Земли.

Исход процесса можно признать взаимовыгодным для России и народов региона. Россия, распространившись в XVII в. до Тихого океана, не могла считать себя стабильной и безопасной в своем центре (как старом волго-окском, так и новом уралосибирском), последствия монголо-татарского ига не могли считаться вполне преодоленными, а его рецидивы – исключенными. Народы же региона обрели максимум спокойствия и безопасности при сохранении своих традиций и уклада жизни (с устранением таких «традиций», как работорговля, баранта, кровная месть, сверхдеспотизм элит). Безопасность распространялась на всех. Если при Александре I было опасно выехать за черту Самары или Саратова, то в конце века будущая жена А.Е. Снесарева могла совершенно спокойно доехать в почтовом экипаже от родительского дома в Оше до гимназии в Оренбурге.

Государства Средней Азии в целом сохранились, и весь бассейн Амударьи остался в их составе (упразднен был поздно возникший и целиком обанкротившийся Коканд). В целом народы региона ощутили возможность более энергичного развития вне зон жесткой колониальной модернизации западного типа. К началу XX в. Российская империя обрела новое двуединство: славяно-тюркское и православно-исламское; она в почти равной мере стала Русью и Туркестаном; в Петербурге Исаакиевский собор и мечеть сопоставимы не только своими размерами, но и своим значением.

Несмотря на все имевшие место сложности и противоречия, полузабытое, недооцененное и недоиспользованное «касимовское» начало самим ходом истории, ее естественной логикой было поставлено во главу угла строительства Российской империи. Допетровское «двоецарствие» преобразовалось в культурную и даже политическую автономию народов и государств Туркестана в составе империи. В этой связи эти народы в целом спокойно и с пониманием собственной выгоды относились к пребыванию российского генерал-губернатора в Ташкенте – ключевом политическом и экономическом пункте края, а также российской администрации в Самарканде – столице государства Тимура и священном городе мусульман Средней Азии. Власть Российской империи в Казахстане и Средней Азии была в достаточной мере исторически обусловлена и, в не меньшей степени, субъективно легитимирована в глазах новых подданных Белого царя – правопреемника Чингисидов, Тимуридов и Шейбанидов».

Игорь Кефели: мы включили в этот сборник отрывок из большого (800 страниц) научного исследования Леонида Григорьевича Ивашова под названием «Геополитика русской цивилизации», чтобы показать не только его влюбленность в природу среднеазиатского региона, красоту и интересы его людей, но и подчеркнуть общность исторической судьбы русского и среднеазиатских (и Казахстана) народов, объединившихся в большую Россию (СССР) – континент Евразия.

Глава 2

Школа Д.Ф. Устинова

И.К. Леонид Григорьевич, я почти тридцать лет, работая профессором, заведующим кафедрой Балтийского государственного технического университета «ВОЕНМЕХ» им Д.Ф. Устинова, познакомился с тобой сначала заочно, читая твои книги по геополитике и публикации, связанные с воспоминаниями о выдающемся организаторе оборонной промышленности и косми-ческой отрасли СССР, а с 1976 года – Министре обороны СССР, знаменитом выпускнике нашего «Военмеха» Дмитрии Федоровиче Устинове.

Нарком вооружений СССР Д.Ф. Устинов

Это действительно великий человек. Буквально накануне Великой Отечественной войны, 32-летний инженер-конструктор, награжденный к тому времени орденом Ленина, с должности директора крупного ленинградского оборонного завода «Большевик» назначается И.В. Сталиным на должность наркома вооружений СССР. В 1941 году это было, пожалуй, самое главное оборонно-промышленное ведомство. Оно, образно говоря, отвечало за разработку и выпуск всей номенклатуры стреляющей военной продукции: боеприпасы, стрелковое и артиллерийское вооружение для пехоты, авиации, флота.

Министр обороны СССР Д.Ф. Устинов