Пересечение вселенных. Трилогия

Сэмэл, примиряющее приобняв Лану одной рукой, а Таниту другой, повлёк их в сторону столовой.

— А ну, давайте быстрее! А то наши учёные за три дня так проголодались, что нам может даже салат из противных малярий не достанется, — хихикнул он.

— Малярии полезные, — возразила Танита. — От них наш цвет ярче. А вот ты — вредный.

— Я тоже полезный! — не согласился Сэмэл. — Меня как лекарство от хандры можно принимать. Я её шутками разгоняю.

15. Оуэн а гневе

— Фью! Ты снова придумал что-то? — посмеиваясь, спросил Оуэн, выбираясь из своей пещеры и садясь на большой камень, который он специально сюда. — Давненько ты не появлялся.

— О, а как ты узнал, что я уже тут? — удивился Фью. — Я же специально подкрался. Хотел проверить твою бдительность, исполинский осьминог, он же спрут.

— Не ожидал от тебя такого коварства, Фью. Хотел мною позавтракать? — пошутил Оуэн.

— Как тебя есть? — хихикнул Фью, — Тобой же любой подавится. Да и какое коварство? Я хотел, чтоб ты был повнимательнее, — отмахнулся он. — Небось, опять сидел, скучая и ломая голову невесть о чём? А тут у нас такое происходит!

— Зачем же — невесть о чём? О вашем дельфиньем городе думал. Знаешь, Фью, как он назывался в Борее?

— А чего ж не знать. Знаю. Только нечего забивать голову всякими старыми сказками. Есть вещи посовременнее. И, скажем так — поважнее.

— Например.

— Да я ж говорю — будь повнимательнее, великолепный спрут. Смотри вокруг! Например — сюда идёт судно.

— И что? Это важная новость? Идёт и пройдёт.

— А то, что у него неправильный курс. Все морские суда проходят к югу, там течение подходящее. А этот движется сюда, к нашей горе.

— С чего ты это взял, может, с курса сбился? — сказал Оуэн. Но тут же почувствовал этот корабль. И плывущего на нём давнего знакомого — биолога Стивена. И он действительно плыл к Сопун-горе, — Ого! Ты уже умеешь мысли читать?

— Ну, я бы так не сказал, — ответил Фью. — Это не мысли, а образы, что ли. Но кое-что понять могу. Например — опасность. А иначе как бы мы, дельфины, могли защищаться? Зубов, как у акул, у нас нет, ядом и током, как некоторые, не стреляем, телепортироваться, как ты, не умеем. Приходится видеть через расстояния, стены и прочие препятствия. Ну, и про кое-какие мысли мы тоже догадываемся. В общих чертах. Фух! Как трудно перевести всё это в слова! Короче — этих людей интересуют какое-то извержение Сопун-горы. И, конечно, они обнаружат рядом с ней наш город. И тебя. Ты великоват немного. Это всех нервирует.

— Ага, понял. А ты чувствуешь их коварные приборы, которые могут увидеть и дельфиний город, и меня, великолепного спрута?

— Вот именно! Приборы! — радостно выдохнул Фью. — Забыл это слово. И тебе надо уходить, великолепный спрут — ты слишком приметен! И их приборы даже ночью могут тебя найти. А люди, как и все, боятся гигантов. Я чувствую, эти сухопутные двуногие слишком мрачные — совсем не умеют веселиться. И жадные — всё что получше, должно быть ихним. И это нехорошо для них.

Оуэн вздохнул. Он был согласен с Фью. Тот был хотя и молод, но — как и все дельфины, да и любые творения природы — имел чутьё. Почему-то такое чутьё отсутствовало у людей. Очевидно, — из-за их самоуверенности.

— Я — наверх, глотну воздуха, ага? — сказал Фью и уплыл.

Оуэн, задумчиво сидел на своём любимом камне. Он тяжело вздыхал. Кажется, на него напала хандра, которая случилась у него в последний раз много тысяч витков назад — когда из-за природных катаклизмов чуть не погибла человеческая цивилизация.

Мимо курсировали разноцветные рыбки и разные козявки — нет им числа. Актинии шевелили роскошными прядями и лепестками, вальяжно поджидая добычу. Водоросли, будто танцуя, покачивались в подводном течении.

Куда-то по своим срочным делам спешил огромный краб и, приняв неподвижного спрута за часть скалы, деловито пробежал по его ноге. Поодаль, с любопытством поглядывая на осьминога, вертелся подросший усач. Очевидно из помёта той самой родительской пары, которая как-то запугивала им своих детей.

Их сынок, как видно, плохо усвоил тот урок и подплыв совсем близко к Оуэну. Да и огромный краб ушёл не далеко, того и гляди схватит малыша. И Оуэн, решив закрепить курс обучения, неожиданно выбросил в его сторону руку. Усач испуганно рванул в сторону и скрылся в водорослях.

Оуэн усмехнулся: "Впредь будешь осторожней".

"Что же делать? — обречённо думал он. — Уходить? Искать новое прибежище? Проявлять осторожность, ждать от каждой тени опасности, уподобляясь этому малышу-усачу? Жить по принципу — бдеть, реагировать и прятаться?"

Но Оуэн не хотел так жить.

Он не хотел опять убегать куда-то. Ему нравились здесь: его пещеры — Ближняя и Дальняя, его весёлый и забавный новый друг Фью, он привык к этому месту. У него, — разумного моллюска, осьминога, криптита, — благодаря его гигантским размерам, практически не было врагов. Не мешал ему и человек. Но техника и приборы усиливали физическую мощь человека, а Душа за этим не поспевала. Вот он и, не зная в этом меры, уничтожил на суше всех, кто был сильнее его. И чем крупнее была добыча, тем значительнее ощущал себя человек, как он заявил о себе: "Я — царь природы". То же и в океане. Киты, например — самые крупные обитатели морей, теперь по его вине находятся на грани исчезновения. А человек и не понял, что у них, по сути, была своя цивилизация. Коллективный разум китов был Душой океана. Оуэн любил когда-то слушать их философские рассуждения — о смысле жизни, о Творце, о множественности вселенных, о красоте и гармонии мира. Обожал и хоровое гармоническое пение китов. Всё это теперь в прошлом. Человек, назвав это китовым промыслом, вылавливал их, чтобы есть, хотя в море всегда полно рыбы, а мясо кита для человека почти несъедобно. И самое поразительное — кит способен был себя защитить, легко перевернув вместе с людьми судно, которое за ним охотилось. Но, как всякое разумное существо, кит не мог этого сделать, считая недопустимым губить кого-то, даже убивающего его. Поскольку высоко чтил жизнь любого существа, возникшую в результате длительной Эволюции. Киты предпочли вымереть сами, но не уронить достоинство цивилизованного существа.

А что же он, криптит, осколок древней цивилизации, тоже предпочтёт погибнуть? И стать пыльным чучелом в музее редкостей? Ведь Стивен не успокоится, пока не получит Giant Octopusа, заманчивую диковинку. Нет! Он этого не позволит!

И Оуэну вдруг показалось, что он — загнанная одинокая мишень на открытом пространстве океана, окружённая со всех сторон бездушными стрелками…

Стоит ли дальше бороться? Куда бы он ни перебрался, его найдут, убьют и набьют опилками, чтобы выставить на обозрение, как очередной трофей …

"Нет! Я не сдамся! Что для меня люди на этом судёнышке? Всего лишь существа, не знающие жалости! Я телепортирую их… на Северный полюс! И они поймут, что не цари природы и не они управляют миром!"

Оуэн сам не заметил, что поднялся над камнем вверх, пылая как раскалённый вулкан, а огненные сполохи энергии, носящиеся вокруг него, были видны за километр. "Спасайтесь! Уничтожу! Сожгу!" — гневно вопила алая окраска гигантского спрута, распространяя вокруг страх и ужас. И все живые существа — рыбы, крабы, черепахи, мальки, — до этого мирно копошащиеся вокруг, мгновенно поняли этот сигнал и разлетелись, кто куда, и попрятались в расщелинах и зарослях.

"Что это с ним? — в панике думали они. — Куда бежать? Что он задумал? "

Фью, который в этот момент возвращался, увидев столь разгневанного и неузнаваемого друга, вмиг, не рассуждая, свечой взмыл вверх, высоко взлетев на поверхностью вод.

"Что это с ним? — воскликнул он про себя. — С ума он сошёл, что ли?"

Оуэн заметил мелькнувшего поодаль и тут же умчавшегося Фью и… опомнился. Он снова сел на камень и расслабился, постепенно приняв обычную окраску. Только все его три сердца — основное и два возле жабер — бились с такой силой, что всё тело содрогалось. Он медленно приходил в себя…