Слишком верная жена

– Заверения, что с моей стороны с Сашей покончено навсегда.

– И она, насколько я понимаю, это заверение получила?

– Конечно! И предложила отметить.

– Что отметить? – не понял следователь.

– Это событие.

– Вы меня запутали! Вы же сказали, что Фалалеев взбрыкнул и возвращаться к жене отказался?

– Ну, отказался. И что с того?

– Дьявол вас побери! – вырвалось у Наполеонова.

– Не ругайтесь! – Маргарита погрозила следователю пальцем и возмутилась: – Какой вы тугодум!

– Я?!

– Вы, конечно! Я ведь вам русским языком сказала, что прогнала Сашку! И, значит, идти ему, кроме как к Анне, некуда.

– Насколько я знаю, у него есть собственная квартира…

– Это неважно! – перебила его Маргарита, – Сашка всегда или со мной, или с Анной.

У Наполеонова это в голове не укладывалось, но он продолжил:

– И Анна предложила вам отметить ваш отказ от ее мужа?

– Типа того, – улыбнулась Маргарита.

– И вы отметили?

– Я не хотела огорчать свою милую кузину, и мы хорошо выпили. Когда я проснулась утром, то Анны уже не было. Но днем она позвонила мне и сказала, что Саша подтвердил, что мы с ним расстались навсегда. Голос у нее был звенящим от счастья.

– На какой телефон она вам звонила?

– На домашний.

– Это все?

– Нет, ночью, уже где-то под утро, Анна неожиданно позвонила снова и в слезах твердила, что Саша не вернулся домой.

– А должен был?

Маргарита пожала плечами:

– Откуда мне знать? Я, как могла, успокоила ее, велела выпить валерьянки и лечь спать.

– Во сколько она звонила вам в последний раз?

– Я не помню, – Маргарита капризно повела плечом, – за окном еще было темно.

– И все-таки, сколько было времени? – настаивал Наполеонов, – сейчас и в семь утра темно!

– Не знаю, – рассердилась Максименкова, – я не смотрела на часы.

– Постарайтесь вспомнить! Это важно! – настаивал следователь.

– Может, три утра, может, пять. А может, меньше или больше. Но я не уверена.

– Счастливые часов не наблюдают, – ядовито заметил следователь и спросил: – Во сколько же вы легли спать?

– А вам какое дело?! – огрызнулась Маргарита.

– Раз спрашиваю, значит, есть дело. Но уж точно не для расширения кругозора интересуюсь.

– У меня была бессонница, – ответила она сердито, – я не спала до утра.

– Интересно…

– Ничего интересного!

– И часто это с вами случается? – спросил Наполеонов.

– Довольно часто.

– Вы выходили из дома?

– Нет!

– А что вы делали?

– Думала…

– О чем?

– Не ваше дело! – резко ответила она.

– Вы курите? – неожиданно спросил Наполеонов.

– Да, а что?

– Минздрав предупреждает…

Маргарита звонко рассмеялась.

«Незаметно, чтобы она печалилась по поводу гибели любовника, пусть и бывшего», – подумал Наполеонов, а вслух попросил:

– У вас не найдется немного воды?

– Воды?

– Пить очень хочется.

Когда она выпорхнула из комнаты, Наполеонов взял из пепельницы пару окурков и быстро их спрятал. Он добросовестно выпил принесенный Маргаритой стакан воды и распрощался.

И уже на пороге спросил:

– Вы уверены, что не убивали Фалалеева?

– Что?! – удивилась она вполне искренне и вдруг разозлилась: – На кой черт мне его убивать, если я его выставила?!

– Последний на сегодня вопрос, на какой телефон звонила вам ночью или под утро Фалалеева?

– На сотовый, – не задумываясь, ответила Маргарита.

Наполеонов кивнул и едва успел шагнуть за порог, как дверь за ним с грохотом захлопнулась.

– Так, – пробормотал он, спускаясь по лестнице, – Фалалеева утверждает, что не видела кузину уже две недели, а Маргарита Иннокентьевна Максименкова уверена, что Анна Васильевна приходила к ней два дня назад вечером, то есть, можно сказать, почти накануне убийства Фалалеева.

Сверху по лестнице с визгом пронеслась болонка. Наполеонов невольно посторонился, прижимаясь к стене.

– Не бойтесь, – добродушно пробасила дородная дама, спустившаяся двумя минутами позже, – моя Фенечка не кусается.

– Я так и понял, – сердито ответил следователь, думая о своем, – а что, если Фалалеева, встревожившись отсутствием мужа, поехала на дачу? – Наполеонов вздохнул: – Получается, сразу две нестыковки. Первая – друзья уверяли, что Анна на дачу мужа никогда не ездит, и вторая – почему она не сказала, что была у Маргариты два дня назад?

Следователь сел в автомобиль и тронулся с места. Под колесами приятно зашуршали опавшие листья. Но Наполеонов не слышал их шороха, погруженный в свои мысли.

«Маргарита могла солгать, – думал он, – и скорее всего, лжет именно она».

Предъявлять Максименковой туфлю и записку пока не входило в его планы. Ему нужны были данные экспертизы. Для этого он и окурки прихватил. Конечно, изъятые таким образом, они не могут быть учтены судом. Но для сравнения с найденными на даче очень даже пригодятся. А уж потом, если их идентичность подтвердится, он изымет новые в присутствии понятых. В том, что новые окурки будут найдены в квартире Маргариты, он не сомневался. Бросать курить-то дамочка, по всему видно, не собирается.

Следователь осуждающе покачал головой:

– Для таких закон не писан.

Максименкова, несмотря на ее красоту, произвела на следователя отталкивающее впечатление. Может быть, дело было в ее кажущемся высокомерии или в легком отношении к жизни, которое она продемонстрировала следователю?

– Не нравится она мне, – пробормотал себе под нос Наполеонов, – не нравится, и все тут!

Но антипатию к делу не пришьешь. Нужны прямые доказательства. Пока ясно одно – алиби у Максименковой нет. Никто ее в то время, когда произошло убийство, не видел, ни с кем она не общалась…

На следующий день Наполеонов явился на работу спозаранку, вечером ему удалось вручить окурки Незовибатько и уговорить его провести экспертизу к сегодняшнему дню.

Следователь сидел в своем кабинете и слушал тишину за окном. Звонить эксперту было рано, Афанасий Гаврилович небось еще только завтракает со своей разлюбезной Оксаной Федоровной.

«Эх, живут же люди, – мысленно вздохнул Наполеонов, – в любви и согласии столько лет. Может, и мне жениться на радость маме?»

Он невольно улыбнулся, вспомнив, сколько усилий прилагала его мама Софья Марковна Наполеонова, чтобы поскорее женить сына. А он, ссылаясь на свою молодость и занятость на работе, ловко спроваживал одну претендентку на свою руку и сердце за другой.

– Пойми, ма, – говорил он, стараясь быть убедительным, – нет у меня времени на семью!

– А на посиделки с Мирославой и компанией время у тебя есть, Шурочка?! – наступала Софья Марковна.

– Это совсем другое, – отмахивался Шура, – там у нас продолжение обсуждения рабочих моментов и коллективный поиск истины.

– Да-да, конечно, – усмехалась Наполеонова.

– Ну, ма, не будем ссориться, – ластился Шура.

– Конечно, не будем, – соглашалась Софья Марковна.

Подруги утешали ее:

– Софи, просто твой мальчик еще не влюбился. Вот встретит свою вторую половинку и потеряет голову.

– Когда же это случится? – вздыхала Наполеонова.

– Однажды, – заверяла самая мудрая из подруг и заговорщически подмигивала, намекая на то, что сама Софья Марковна вышла замуж вовсе не юной девочкой.

Да, и это было правдой. Известной пианистке было за тридцать, когда она познакомилась с молодым, но уже много добившимся ученым Романом Наполеоновым. Можно сказать, что Софья почти что буквально потеряла тогда голову, но виду не подала. К счастью, Роман ответил ей взаимностью, и они поженились. Ровно через год у них родился сын.

Но судьба не дала супругам насладиться долгим семейным счастьем. Роман Наполеонов вылетел на симпозиум в Японию. Самолет до Токио не долетел.

Софья Марковна и слышать не хотела о новом замужестве. Смыслом ее жизни стал сын Шурочка и оставшаяся с ней музыка.