День непослушания

Потом Вадим едва не убил мальчишку уже в школе, но никто не знал, что именно он, Глад, это сделал. Вадим подкрался к нему со спины, когда тот шел из школы домой, и ударил его обломком кирпича в затылок. Мальчишка выжил, но с тех пор стал заикаться и носить очки с толстыми линзами – сильно ослабло зрение. За что Вадим его ударил? За то, что тот посмел неуважительно с ним говорить в школьном коридоре. Вадим врезался в него, когда бежал в туалет, и мальчишка (он был на два года старше) обругал его и назвал корявым недомерком. Ладно бы там козлом обозвал или матом обложил бы – а он вот так, «интеллихентно»: «Корявый недомерок, у тебя глаза есть?!» В общем, парень едва не лишился глаз. В открытую Вадим с ним тогда бы не справился – тот был рослым, крепким, но вот так, исподтишка – запросто.

Были и еще случаи, о них Глад вспоминал с удовольствием, как о приятном, памятном событии. Исцарапать новую машину соседа, вымазать дерьмом дверь бабке, которая сделала ему замечание, уже и не помнит – за что. Яд разбрасывал – подкармливал соседских кабыздохов и потом смотрел, как они катаются на земле, умирая в страшных мучениях, а их хозяева воют, не зная, что делать и куда бежать. В такие моменты он чувствовал себя удивительно сильным, живым, он буквально… испытывал сексуальное удовлетворение о того, что кому-то плохо и больно. Но признавать себя маньяком Вадим не собирался. Он нормальный! Это все вокруг твари и мрази! Не он такой, жизнь такая!

А потом и до гоп-стопа дело дошло. Не так, чтобы всерьез, чисто ради развлекухи. Ну а если что-то перепадет, какие-то копейки, так почему бы и нет? Телефон у лоха можно отжать, а продать в другом районе. Специально в Ленинский ездили, чтобы попробовать. Два раза неплохо прошло, на третий менты чуть не накрыли. Еле ушли.

Ментов Глад ненавидел всей своей душой, как волк ненавидит собак. Волк – гордое животное! Живет с крови! Собака – мерзкая тварь, ловит волков. Менты – собаки, их надо уничтожать!

Когда увидел у остановки Андрюху Комарова, Комара, внутри просто все взыграло! Вот же мразь! Высоченный, плечистый, морда как у киноактера! Небось, девки кипятком ссут, когда его видят! Боксер хренов! Когда с ним вместе учились, он был еще рыхловатый, лох лохом, а теперь вон чего! Даже двигается по-другому, от бедра, как тигр! Скотина!

Да, Глад ему завидовал. Просто до воя завидовал! Он всегда хотел быть таким – красивым, уверенным в себе, сильным. И куда рыхлость-то у Комара подевалась? Гаденыш…

Осилят его отмудохать? Да пошел он! Их четверо! А он один! А можно слегка и ножичком пописа́ть… сразу прыти поубавится. У Карла дубинка еще есть – пружинная. Так оттянет, мало не покажется!

Глад не мог думать ни о чем, кроме того, как Комар сейчас будет валяться на земле, хрипя и заливаясь кровью. Как и положено мусорской прокладке! Бей мусоров! АУЕ!

Не получилось. Когда по небу полетели метеориты, начался шум, пошла суета, этот ссыкун Комар под шумок и смотался. Ну, ничего! Они с ним еще встретятся! Кстати, Глад помнит, где тот живет. Можно как-нибудь вечерком поторчать в подъезде, дождаться.

Постояли, посмотрели на то, как падают метеоры, а потом разбежались по домам. У одного мамаша дежурит на промысле, другой что-то якобы вспомнил, дело важное и неотложное, третий еще что-то. Так теперь одному Гладу тут торчать? Тоже домой пошел.

Дома, как обычно, нытье мамаши на тему, какой он неуклюжий болван и что толку от него не будет никакого, невкусный ужин – мамаша за всю свою жизнь так и не научилась готовить, из-за чего у них с папашей вечные скандалы. Тихие скандалы, не вылезающие за стены квартиры. Ведь семья-то, как говорят соседи, «такая хорошая, такая хорошая! Уважительные! Всегда здороваются». Знали бы вы, дуры старые, что про вас говорят в этой «хорошей семье»! Небось, уши бы в трубочку свернулись!

А потом лег спать. Честно сказать, что-то не по себе. Простыл, что ли… температура вроде как поднялась.

Утром проснулся от того, что скрутил невероятный, жестокий приступ рвоты! Да такой, что и добежать до сортира не успел! Выблевал на пол, потом минут пять содрогался в спазмах, пытаясь выкинуть вместе с желчью и сам желудок, и, только когда организм успокоился, побрел за тряпкой и ведром. Надо убрать. Во-первых, воняет. По жаре нюхать еще и блевотину – это выше всяких сил. Родичи, жлобы хреновы, не ставят кандюк! Типа «от него болеют»! Жадные, вот и всё! И денег стоит, и электричество палит. «Что того лета-то?! Два месяца! Потерпел, вот и закончилось! И зачем нам сплит-система?»

Два месяца! Арифметики хреновы! А он тут мучайся, потей! И окно не откроешь, во-первых, там такая же жара, как и дома, во-вторых, пыль с улицы летит! Пятиэтажка, последний этаж и никакого тебе чердака. Сковорода, да и только.

А ведь какие-то сволочи живут и в хрен не дуют! Прохладным воздухом наслаждаются! Тот же Комар – у него родаки нежадные и бабло имеют. Мамаша врачиха, папаша «мусор», а «мусора» всегда с граждан бабло имеют! И честных бродяг щемят! У-у-у… твари!

Стоя на коленях, убрал блевотину, а потом добавил в ведро новую порцию рвоты. Теперь полоскало гораздо дольше, просто вывернуло наизнанку, сил нет! Дотащил ведро до сортира, вылил в унитаз и взял ведро с собой. Поставил у кровати, как после пьянки. Туда будет делать свои делишки.

Где, сука, родаки?! Работают? Бабло куют? Пока он тут подыхает!

Отравился, что ли? Мамочкиной жратвой? А что, запросто! Только языком трепать может, а чтобы вкусно сготовить – так ни хрена! А вот у Комара мамаша, небось, вкусно готовит. Тварь смазливая!

И что это все время Комар в голову лезет? Сам не понял. Не видел его… сколько? Года два? Три? Тогда он еще мелкий был, а щас… сука! Башку бы ему отрезать, гаду! И сделать из нее тсантсу! Гы-ы… ага, точно! В кино видал – в Южной Америке головы отрезают и уменьшают, с кулак величиной делают. Вот бы и Комара так! Подвесил его у кровати на ниточке и щелкаешь по носу: «Что, Комар, молчишь? А помнишь, как ты языком трепал лишнего? То-то же… повиси, повиси! Гы-ы…»

Я с трудом открыл глаза и обнаружил, что нахожусь у себя в комнате. Пахло чем-то кислым и вонючим, и я через пару минут размышлений пришел к выводу, что это несет от меня. Я так вонял. Простыня прилипла к телу, на груди, с которой простыня сползла, виднелись следы чего-то неприятного, теперь уже засохшего. Видать, выблевал себе на грудь.

Итак, похоже, что на «Скорой» меня не увезли. Я потерял сознание и остался лежать в своей постели. В принципе это даже хорошо – ну на кой черт мне больница, что я там не видел? Дома свой врач! Уж мамуля-то знает, как и что лечить! Врач она от бога, так все говорили.

Кстати, ее уже давно звали работать в платную клинику, большие деньги обещали. Но она не пошла, типа «а кто тут останется? Кривая Машенька?»

Я, когда первый раз эту Машеньку увидел, обомлел! Пришел маму навестить на работу – ключи забыл от квартиры. Ну и вот, эта Машенька реально кривая, у нее глаза в разные стороны смотрят. Мало того, у нее страшные кривые зубы и еще признаки церебрального паралича. Она как-то подергивается и руками двигает странно. Как можно было больного человека поставить терапевтом, я не знаю. Маму спросил, так она плечами пожала. Мол, почему бы и нет? Главная задача Машеньки – отправить посетителя к узкому специалисту, направление выдать. Жалуется на уши – к лору! Жалуется на глаза – ясно куда, не к проктологу. Ну и так далее. Но вот назвать ее настоящим доктором язык не повернется. Все дельные врачи ушли в платники, и кому работать? Остались или совсем никудышные, или отстаивающие справедливость, такие, как моя мама. Ну вот не может она бросить своих пациентов, и все тут! И черт с ней, с зарплатой, – хоть платят нищенскую, зато совесть чиста!

Папа в принципе не протестовал – мол, поступай как знаешь. Прокормлю! Вот так и живем – дворцов не нажили, но совесть чиста. Иногда даже обидно – люди вон в бассейнах купаются, на Мальдивы катаются. А мы…