Страница 19 из 27
- Тетя Феня! Это вы про кого рассказываете? – послышался сонный голос Николая.
Мама, несколько смутившись, отвечает:
- Про тебя, Коля!
Встреваю в разговор:
- Ты сейчас ходил без костыля и без обуви - совсем не хромал.
- Ладно, врать то! – удивляется он.
Витька со своей кровати ехидно подтверждает.
- И раньше так ходил, а сегодня решил к девушке пристроиться. С ней же приятней спать, чем одному.
Николай смутился и покраснел. Мама его успокаивает.
- Ничего страшного не случилось. Ты меня извини, Коля, что я об этом рассказала.
- Тетя Феня, думаю в отделении и так все знают. Не верится – неужели я смог без костыля и ботинок ходить - даже не хромая…
17 февраля 1969 год.
Кистевой экспандер не выпускаю из рук. Самостоятельно поворачиваюсь на бок. Пролежни на спине и тазовых костях практически зажили, но иногда стал странно просыпаться:
«Вижу палату, окружающие предметы и спящих людей, а тело обездвижено, мне не подчиняется. Страшно. Хочу кричать, но голос отсутствует. Мысленно напрягаюсь – заставляю себя окончательно проснуться. Охватывает отчаяние – тут просыпаюсь по-настоящему».
Сегодня привиделось совсем необычное.
Мама, протирая влажным полотенцем мое лицо, говорит:
- Саша, у тебя какой-то странный взгляд и лицо бледное!
С трудом прихожу в себя.
- Было странное видение.
- Расскажи, сынок, сон.
- Это не сон, мам, а видение! Проснулся – в палате сумерки. Вижу тебя, спящую на стульях, а надо мной в воздухе невесомый ангел с лавровым венком в руках. Он бесшумно опускается и надевает его на меня. Страха не было, просто удивился. Все видел наяву.
Мама смотрит мне в глаза.
- Это Саша, знак свыше. Ты обязательно вылечишься…
Ближе к вечеру, мама привела ко мне парня в больничной пижаме, возрастом чуть старше меня.
Что-то есть в этом крепком скуластом юноше, скромно стоящем возле мамы, знакомое. Приветливо улыбаюсь.
- Саша, Леня – сын моего двоюродного брата Григория.
Продолжая улыбаться, протягиваю ему руку:
- Получается ты мне двоюродный племянник? - Леня несколько сконфуженно протянул свою.
В моей памяти, молнией, воскресли события прошлого лета:
«Футбольная команда рябят из поселка Вейсэ, в которой был я, играла с футболистами села Шугурово, а на воротах у них стоял вот этот парень.
Возник конфликт. Забитый в его ворота гол, шугуровская команда не хотела засчитывать. По их мнению, игрок нашей команды, забивший этот мяч, находился в офсайде. Спор перешел в обоюдные оскорбления, а затем и в драку. Я благоразумно наблюдал за заварухой со стороны – обе деревни родные».
Ленька осторожно пожал мою худую руку. По его настороженному взгляду понял, он меня узнал.
- Хорошо, что мы с тобой друг другу морды не набили – с эрзянским акцентом, сказал он.
Рассмеявшись, соглашаюсь:
- Раньше бы познакомились!
Мама слышит наш разговор, но не понимает о чем.
- Так вы знакомы?
Отвечаю:
- Знакомы, но не близко.
Ленька, освоившись, спокойно спрашивает:
- А ты почему к нам не заходил? Твой брат Коля, несколько раз у нас гостил.
- У бабушки в Вейсэ жил, а в Шугурово у всех родственников большие семьи – не хотелось стеснять.
- Зря! Для родных у нас всегда место найдется. Как вылечишься, обязательно к нам заходи.
- Зайду. А ты здесь, с чем лежишь?
- В правом легком обнаружили жидкость. Будут откачивать.
Мама вытаскивает из тумбочки апельсин и подает ему:
- Ленька, ярцак (Ленька, ешь)
- А карман (Не буду)
- Мекс? (Почему?)
- Монь уж андымись (Меня уже угощали). Сон пек ризаня (Он очень кислый)
- Те ульнесь лимон (То был лимон)
Мама отчищает апельсин и падает его Леньке. Он с недоверием, осторожно пробует и удивляется.
- Да, тантий (Да, вкусный). Мон городса васеньтеге, а велесэ апельсинт и лимонт, а касыть. (я в городе впервые, а в деревне апельсины и лимоны, не растут)
- И городсо, а касыть – раматано базарсто (И в городе не растут – покупаем на базаре).
Ленька доедает апельсин и сморит на меня.
- У нас, Сашка, все продукты вкуснее – молоко, яйца, картошка, в лесу ягоды, на лугу щавель и опята. Ты картошку жаренную, с луговыми опятами ел?
- Да! – у меня слюнки во рту потекли
- Когда в деревню в следующий раз приедешь, мы с тобой на рыбалку сходим. На берегу уху сварганим - пальчики оближешь. А апельсины и лимоны – это баловство для городских.
28 февраля 1969 год.
Леньке откачали шприцем из плевральной полости жидкость и направили лечиться в туберкулезный диспансер.
Коле оформили документы на инвалидность и выписали из отделения.
Виктор, ходит прихрамывая по палате и тоже готовится домой на амбулаторное лечение.
Усердно сжимаю резиновое кольцо – тренирую мышцы рук и ежедневно пытаюсь самостоятельно сесть.
В палату быстрым шагом зашел Василий Данилович. Обращается маме:
- Пожалуйста, уберите все лишнее. Будет общий обход. Заведующая, Мария Васильевна, приведет к Саше консультанта – московского профессора.
Торопливо отчищаем рану, покрываем ее чистой пеленкой. Мама укладывает в тумбочку перевязочный материал, а домашние вещи, аккуратно запихивает под кровать. Сама выходит из палаты.
Тишина – все ждут общий врачебный обход.
Первой входит, семеня ногами, низкого расточка старушка - заведующая вторым хирургическим отделением. За ней степенно шагает высокого роста, пожилой представительный мужчина – московский профессор. Следом небольшая группа врачей, и все останавливаются у моей кровати. Мария Васильевна, быстрым движением откидывает мое одеяло, затем срывает пеленку и дребезжащим старческим голосом, обращается к профессору:
- Убедитесь сами, это то, о чем мы Вам докладывали.
Московский консультант с интересом рассматривает мой дырявый урчащий кишечник и заключает:
- Давайте все же попробуем!
Заведующая обращается к моему лечащему врачу:
- Василий Данилович, скажите медсестре, пусть доставит приготовленный для профессора перевязочный материал.
Через минуту подкатывают, знакомый по первому отделению, столик на колесиках.
Мария Васильевна отходит в сторону, а консультант садится рядом на стул, надевает резиновые перчатки. Заметив мой напряженный взгляд, успокаивает:
- Не бойся мальчик, это будет совсем не больно.
Профессор берет со столика перчатку из толстой резины и засыпает в нее серый похожий на цемент порошок. Трясет –порошок оседает в пальцах перчатки. Затем обращается к врачам:
- Подойдите кто-нибудь ко мне - подходит Василий Данилович. - Подержите перчатку.
Доктор держит ее, а профессор каждый палец перчатки обвязывает ниткой и отрезает их ножницами. Получившимися резиновыми пробками, он поочередно затыкает мои кишечные свищи и фиксирует их марлевым бинтом, пропущенным через поясницу. Затем осматривает проделанную им работу и обращается к врачам:
- Примерно так необходимо закрывать свищи кишечника и больной со временем наберет вес. Он накрыл рану пеленкой, встал и направился к выходу. Все пошли за ним, кроме Марии Васильевны и Василия Даниловича. Они продолжили обход больных нашей палаты. Осмотрев за пол часа моих соседей, вновь подошли ко мне.
Мария Васильевна, осторожно сняла пеленку с моей раны. Бинты намокли и обвисли, а вылетевшие из свищей «профессорские пробки» лежали на недовольно фыркающем кишечнике в центре раны.
Заведующая вздыхает и с сарказмом говорит:
- Учить, каждый горазд - поворачивается к Василию Даниловичу. – Выбросить это все, а что видите - профессору ни слова. Нам ссорится, с москвичами не надо.
Мария Васильевна продолжая ворчать, уходит.