Страница 87 из 111
— Успокойся, — Ратибор погладил плечо Светы, поцеловал её волосы. — Всё будет хорошо. Вот увидишь. Я что-нибудь придумаю.
— Ну, раз ты пообещал, — девушка улыбнулась сквозь слёзы. — Я вообще не знаю — у тебя когда-нибудь что-нибудь не получалось?
— В чистой одежде подолгу ходить, — признался всадник.
— Тогда я в нашем будущем уверена! — она тряхнула головой, обдав всадника каскадом неповторимого аромата своих волос. — Прости бабскую слабость. Нашло чего-то. А самая ближняя жилетка — твоя, хоть и замасленная. Тебе вообще-то поспать надо.
— Я наперёд выспался, — запротестовал Ратибор.
— Вот только давай без этого! — отрезала Света. — По трое суток без отдыха. Куски на ходу. Ты за безопасность отвечаешь, я — за комфорт. Или ты погони опасаешься?
— Да пока вроде нет.
— Тогда без разговоров. Разведи огонь и спать. Я обед приготовлю. Да и лошадке нашей надо отдохнуть. Ей бедной, сколько сегодня побегать пришлось!
— Ну, если ты настаиваешь. Хотя…
— Настаиваю.
Ратибор почувствовал насколько права Света, когда, приготовив место для костра и запалив огонь, прилёг в тени куста. Усталость огромной, выжидавшей удобной минуты зверюгой, навалилась на него. Всадник, вовсе не собиравшийся до этого засыпать, сопротивлялся считанные секунды.
— Огонь большой не разводи. С продуктами… , — так и не закончив фразы, Ратибор погрузился в забытьё.
Света улыбнулась. Хоть её возлюбленный и самый лучший на свете, но, сколько же в нём самоуверенности и тщеславия. Считает, что без него всё сделают не так и не правильно, уверен, что только ему известны верные решения. Наверное, и самые достойные представители мужского пола не в силах избавиться от этих, типичных для своего племени, грехов. Но зато во всём остальном, он действительно лучший. Маленькие слабости можно и не замечать. Таких девушка раньше не встречала. Теперь ей стала понятна так часто мелькающая в разговорах с подругами фраза о вырождении мужчин. Разве сравняться дряблые нытики или самовлюблённые лжеатлеты её Мира с Ратибором. Свете они казались жалкими уродцами рядом с простоватым, но надёжным всадником.
Вспомнить хотя бы типичный мужской разговор — да я, да мне, да у меня, да все — козлы, кроме, естественно, присутствующих. А Ратибор, или хотя бы приятель его — вот ввязались где-то в драку, вроде и победили, а и полусловом об этом не обмолвились. Словно и не было ничего. Современный представитель сильного пола, если окрикнет с балкона высокого, очень высокого этажа малолетних хулиганов, пригрозив им милицией, то не один день будет рассказывать о своём великом подвиге. Особенно, если успел вовремя спрятаться за шторкой, и уверен, что хулиганы его не заметили. Ратибор же одолел шайку головорезов, столкнулся нос к носу с саблезубым тигром, а будто ничего и не случилось — сидит и рассуждает о мировом устройстве, словно профессор из умной передачи. Странно…
Размышляя подобным образом и предвкушая, каким обедом удивит возлюбленного, Света не заметила, как место их стоянки накрыл пурпурный туман.
— Кхе-кхе! — девушка вскинула голову и ничего не увидела: ни костра, ни Ратибора, ни лошади.
— Здравствуй, дочка! — послышалось откуда-то из клубящихся дебрей. — Несчастная дочка!
Света, начавшая привыкать к чудесам Межмирья, почувствовала, как земля уходит из-под ног. До боли в пальцах сжала только что отрезанный кусок сыра — единственную ниточку, связавшую с реальностью и со здравым смыслом. Ниточка оказалась не особо прочной, раскрошившись в кулаке девушки.
— Не бойся, — заявил всё тот же скрипучий голос. — Я тебе плохого не сделаю.
Туман расступался. Света разглядела смутные очертания какого-то помещения.
— Ничему не удивляйся. Всё происходит на самом деле, — девушка обернулась на голос. На фоне светлого пятна — окно, наверное, — увидела сгорбленный силуэт.
— Я тебе сказать хочу кое-что, — прокаркало существо, оказавшееся, при ближайшем рассмотрении, древней старухой. Лицо — печёное яблоко, тусклые глазки, крючковатый нос, между тоненьких бесцветных губ поблёскивает зуб, скорее всего единственный, седые патлы выбиваются из-под бывшего когда-то цветным платка.
— Добро пожаловать, — сильно припадая на одну ногу, старуха проковыляла к Свете. — Проходи, нечего в дверях стоять.
Высохшая рука, покрытая старческими пятнами, протянулась к девушке. Света отпрянула.
— Боишься? — губы растянулись в улыбке, обнажая розовые дёсны и одинокий зуб. — Противно? Думаешь твоя краса навеки? И по мне когда-то с ума сходили. Помню, только лёд ушёл, а вместе с ним мохнатые звери с двумя хвостами. Меня тогда Даной звали. Потом, когда детишки народились, нарекли Апией. Теперь же кроме как Ягой — Костяной Ногой и не кличут, а то и вовсе — хрычовкой старой или ведьмой.
— Так вы, бабушка…
— Я, внучка моя несчастная. Я, дочка моя обречённая.
Света огляделась. Туман пропал. Было всё так же, как в известных с детства сказках и фильмах — бревенчатые стены, закопчённая печь на половину комнаты, слюдяное оконце, чёрный мохнатый кот выгнул спину и не сводит с гостьи изумрудного взгляда.
— Быть не может! — выдохнула Света.
— Чего не может, дочка? — прошамкала Яга. — Котлов с младенцами не видишь, сундука с заговорённым золотом? Чему дивишься? Это выдумки всё.
— Я не про то… Я вообще…
— Поверить не можешь? Так проходи, садись. За разговором и втянешься.
— Мне назад надо. У меня…
— Ничего не случится с твоим самцом! — глаза старухи стали жёсткими. — Ишь, как они после своей победы разбаловались! Минуты без присмотра не останутся! Разрушители!
— Ратибор не такой, бабушка, — возразила Света. — Он… Он хороший.
— Дитятко ты моё несчастное, — слезинка потерялась в лабиринтах морщин. — Сама, голубка, под стрелку калёную летишь, да ещё хвалишь своего погубителя.
— Вы его не знаете! — девушка начинала сердиться. — Зачем так говорите?
— Все они одинаковые — племя Каиново! Но не буду, не буду, моя красавица, хаять твоего ненаглядного, — Яга суетливо обмахнула фартуком кривоногий стол. — Сядь на лавку, золотце, уважь старуху.
Света осторожно села за стол, стараясь держаться подальше от Яги. Старуха, несмотря на хромоту, оказалась на редкость проворной. То и дело её высохшее тело оказывалось рядом, а похожая на птичью лапу рука то дотрагивалась до пальцев девушки, то ловила прядь волос, то гладила по щеке. Всё это сопровождалось причитаниями, всхлипами и вздохами.
— Ну, хватит! — Света встала, удивилась сама себе — так смело поступает, словно с самого рождения общалась с надоедливыми старухами на костяных ногах. — Или говорите, что хотели, или отправляйте меня назад! Мне обед ещё надо приготовить!
— Отправлю, моя звёздочка, — засуетилась Яга. — Всё по-твоему сделаю! Прости меня, старую. Уж тысячу лет ни с кем не виделась, кроме оболтусов, что по лесам себе прекрасных да премудрых невест ищут. Отведай-ка угощения, внучка!
На столе, поверхность коего трудно было назвать идеально чистой, появилась миска с румяными, ещё дымящимися пирогами. Аромат свежего хлеба, корицы и ещё чего-то очень аппетитного наполнил убогую светёлку.
— Кушай, внучка, не стесняйся, — кудахтала Яга. — С брусникой, с грибками, с налимьей печёночкой, с зайчатинкой. Со всем, чего твоя душенька пожелает!
Преодолев брезгливость, Света взяла горячий пирог. Надкусила. Сама не заметила, как проглотила его целиком. Вкус потрясающий! Куда уж фабричным лакомствам до пирогов старухи из лесной избёнки!
— Вот и славно! — обрадовалась Яга. — И я с тобой перекушу. С моими-то зубами много не наешь. Один пирожок до вечера мусолить буду. Потом отвара цветочного да травяного выпьем.
Чёрный кот, учуяв аромат мясной и рыбной начинки, соскочил с дальней лавки. Задрав пушистый хвост, он с достоинством полкового знаменосца прошествовал к ногам девушки. С громоподобным урчанием принялся тереться о джинсы. Света бросила на пол кусок пирога с налимьей печенью. Животное посмотрело на неё с укоризной — повежливей, мол, нужно, не дворняга какая-нибудь — неторопливо подошло к угощению, брезгливо обнюхало и принялось выбирать достойные внимания кусочки рыбы, игнорируя тесто. Поддавшись обаянию меховых одеяний кота, девушка протянула руку к его спине. Утробное рычание и мелькнувшие в волоске от пальцев рыболовные крючки когтей, предупредили о том, что пушистый красавец не одобряет подобных фамильярностей.