Страница 18 из 27
Он первым подошёл к стене. Но она была крута и, вымокнув под таявшим снегом, сделалась скользкой. В стене не было ничего, за что можно было бы ухватиться или опереться.
Помогли освободившиеся узники. Они подсадили его снизу. Выпрямившись, Нага ухватился одной рукой за край ямы, подтянулся и другой рукой ухватился за кол, вбитый рядом с входом. Ловким прыжком он выскочил наверх…
Албасты зарылся лицом в подушку, словно желая выдавить, вытеснить из головы образ Амины. Но воспоминания не исчезали, а лишь ускоряли свой бег, и всё новые и новые картины одна за другой, как яркие пятна, проносились перед его закрытыми глазами. Вспоминается всё, что случилось за последнее время: покойный Жарден, доверчиво смотрящий в его глаза, Амина… И он, Калык, который забавлялся всем этим. И жил с ними рядом, ел из одного котла, пил. Теперь ему в мучительном бреду казалось, будто он испортил им жизнь. Растоптал их, раздавил и уничтожил. Потом его мысли окончательно спутались, и ясным осталось только одно: Жарден убит, потому что он, Калык, предательски ударил его сзади кистенем по голове, Амина где-то скрывается, а вот Садык…
Албасты вышел из юрты. Калык умер подвешенный за шею на дереве казаками. А из него возродился Албасты – злой дух, который…
Увидев, что один из пленников, уцепившись за край ямы, пытается выбраться наружу, он, закипая от ярости, закричал:
– А ну вставайте, хорьки вонючие! Скорей, проклятые. Рабы разбегаются, а они…
Из юрт выскочили его беспечные воины.
– Где? Кто? Куда? – растерянно выкрикивали они.
– Всех переловить, а то вас самих на кол всех пересажаю!
Сабарманы бросились отлавливать разбегавшихся узников. Тех, кого ловили, тут же избивали прикладами ружей и нагайками. Избиваемые жутко кричали.
– Вай, вай, вай! – истошно вопили они. – Аллах… Господь… Смертушки пошлите. Смертушки нам пошлите-е-е…
Вскоре всех беглецов выстроили перед юртой Албасты.
– Все здесь? – хмуро спросил он.
– Как будто все, Албасты, – ответили разбойники.
– Верните их в яму да привяжите покрепче. Если ещё раз разбегутся, посажу вас вместе с ними.
Он окинул своё воинство презрительным взглядом и вернулся в юрту. Сабарманы вооружились крепкими ремнями, бросали в сторону беглецов ругательства и проклятия.
– Вот они, бараны смиренные! Разбежались, как крысы, и верёвки порезали!
– Только как вот они это сделали?
– У них был нож, а мы и не заметили!
– А ну нож отдайте, скоты! – набросились на пленников разбойники, и в воздухе засвистели плетки.
– Нет у нас ножа, – закричали они, закрываясь руками от наносимых ударов.
– А я вам говорю: отдайте! – заорал один из сабарманов и ударил ближайшего пленника по окровавленной голове.
– Не бей, а то помрет, – ухватил его за руку стоявший рядом разбойник. – Мы лучше обыщем их всех!
– А подохнут, шайтан с ними!
– Ишак тебя нюхал, Сабир! А кого мы на базар в Хиву погоним?
Всех обыскали, но ничего режущего не нашли. Пленников опустили обратно в яму и опять крепко-накрепко связали. Один из кольев оказался «незанятым».
– О Всевышний, один сбежал! – бледнея, проговорил один из разбойников.
– Их было тринадцать.
– Сколько их сейчас?
– А теперь их двенадцать.
– Так, убежал тот, молодой, которого мы в Сеитовой слободе сцапали!
– Если Албасты узнает, он шкуру с нас спустит!
– И что делать будем?
– Надо обыскать степь.
– Слушайте вы, – обратился джигит к пленникам. – Отпущу сразу того, кто мне скажет, куда побежал отсутствующий пленник.
– Вон в ту сторону! – отозвался один, указывая на то место, где вылез Нага.
Когда сабарманы подошли к краю ямы, один из них увидел оброненный нож.
– Вот чем они разрезали верёвки! – показал он всем свою находку.
– Быстро по коням, – закричали разбойники. – Он не должен далеко уйти. Мы его быстро догоним!
У ямы оставили двух караульных, а все остальные вскочили на лошадей и умчались в степь.
Через пару часов они вернулись.
– Ну? Где он? – спросил вышедший из юрты Албасты, которому успели донести об отсутствии Наги и его поисках в степи.
– Как сквозь землю провалился. Даже следов не нашли, – оправдывались сабарманы.
– Значит, утром я начну искать виновных среди вас, – разозлился Албасты. – Лучше бы вы этих всех баранов не нашли, а его…
Он злобно выругался, погрозил всем кулаком и вернулся в юрту.
Утопая по пояс в снегу, Нага отбежал от стоянки разбойников метров на сто, после чего растянулся на снегу с твёрдым намерением не поддаваться дремоте и, чтобы не замёрзнуть, бодрствовать всю ночь. Уходить в степь было бы безумием. В лучшем случае его настигла бы погоня. А в худшем – он непременно бы заблудился и…
«Лучше бодрствовать у юрт сабарманов, пока меня в степи ищут!» – подумал он, наблюдая, как снег засыпает его с ног до головы. При его душевном состоянии выполнить это решение было нетрудно. Он не испытывал ни малейшей усталости, во всём теле чувствовалась лёгкость, голова была полна светлых мыслей.
Над степью царила тишина, ничто не нарушало течения мыслей Наги. Он спрятал мёрзнувшие руки в рукава полушубка и стал пристально смотреть в сторону разбойничьей стоянки. Но не видел ни одной юрты, перед глазами его проходили события последних дней.
С всё возрастающей радостью припомнил он происшедшее, а в голове вырисовывался замечательный план. Он старательно внушал себе, что если хорошо постараться, то возможно всё. И тогда ему всякий раз приходилось бороться с собой: его неудержимо тянуло войти в юрту Калыка и немедленно, собственными руками придушить его или прирезать.
Проведя в степи чуть больше двух часов, Нага почувствовал, что начинает замерзать. Всё больше и больше тянуло ко сну, а это верный признак переохлаждения и надвигающейся смерти.
Решив рискнуть, он вернулся на стойбище сабарманов и, стараясь не попасться караульным, зарылся в снег у юрты Албасты. Он напряжённо прислушался и удивлялся, что из юрты не доносится храп главаря разбойников. Может быть, Албасты вовсе не спит? Нет, это невозможно. По нему было видно, что разбойник устал до изнеможения. Нага был также уверен, что Калык в юрте один.
Побуждаемый осторожностью и в то же время потребностью двигаться, чтобы не замёрзнуть, он встал, крадучись обошёл вокруг юрты, часто останавливаясь, замирая и прислушиваясь. Напряжённее всего он прислушивался у входа в юрту, как будто из неё могла исходить самая большая опасность. Наконец, к его большой радости, послышался знакомый издавна храп вожака разбойников, которого он так долго ждал.
Откинув полог, он быстро вполз в юрту. Албасты спал, укрывшись шкурами. Его сон был так крепок, что он не услышал, как Нага подкрался к его ложу и осторожно вытянул из ножен саблю. Албасты встрепенулся и перестал храпеть лишь тогда, когда остриё лезвия коснулось его горла, а грозный голос Наги строго предупредил:
– Только посмей пикнуть, Калык. Я сразу же перережу твоё горло!
В том, что именно так он и поступит, Албасты не усомнился даже на секунду. Он лишь нервно облизал кончиком языка пересохшие губы и прошептал:
– Чего тебе надо, Садык?
– Смотри-ка, ты и впрямь воскрес! – воскликнул насмешливо Нага, и его глаза злобно сверкнули. – А я думал, куда исчез мой раб? Едва не запил от горя!
Будь перед ним любой другой человек, Албасты ответил бы резко. Кровь и сейчас бросилась ему в голову, но он сдержался и ответил тихо, почти умоляюще:
– Садык, ты вправе надо мной насмехаться. Ты всегда был сильнее, умнее и проворнее меня. Разок хотел тебя переиграть, но, как всегда, всё получилось иначе.
Что-то тронуло жестокое сердце Наги – то ли смиренный, униженный тон, какого он никогда ранее не слышал от своего «раба», то ли его жалкое существо, дрожавшее под толстыми шкурами не от холода, а от страха; поэтому Нага сказал уже гораздо мягче: