Страница 14 из 27
Этот вечер Жаклин и капитан Барков, как всегда в последнее время, коротали вдвоём.
– Быть может, вы мне скажете, Александр Васильевич, сколько нам ещё понадобится времени, чтобы дождаться приезда Анжели? – спросила Жаклин. – Мне уже начинает казаться, что дело не в золоте французов, а в том, что вы умышленно удерживаете меня в Оренбурге!
– Но для чего? – удивился Барков. – Почему вы так думаете?
– Вы хотите как можно дольше находиться со мною рядом, – уверенно ответила Жаклин.
– Но для чего? – взволнованно повторил капитан.
– Чтобы влюбить меня в себя! – ответила она, глядя в его обеспокоенные глаза.
Барков побагровел до самых корней волос. Он решил, что Жаклин удалось каким-то образом разгадать его планы. Совесть нашёптывала ему, что он разоблачён. Приговор вот-вот будет произнесён, его ждёт кара за двуличие: женщина больше не пожелает его видеть и выставит за дверь. Бедняга! Он и не догадывался, что, знай Жаклин о его планах, это бы не только разъярило её… Жаклин было приятно видеть капитана у своих ног, утверждать свою власть над ним, заставляя его терять голову от любви к ней. Но ей было ещё приятнее ощущать, что она не одна коротает время в своём унылом доме и что ей не приходится выть от одиночества, или впасть в очередную безумную попытку покинуть город одной, зимой и без надёжного сопровождения.
– Господи, да вы и так знаете, что я изнемогаю от любви к вам, милая Жаклин! – справившись с замешательством, ответил капитан. – А если вы захотите меня полюбить, то никакие уловки в этом мне не помогут! Признаться, я давно уже ищу заветную тропиночку к вашему сердцу. Безумец, я хочу найти своё счастье на земле, а можно лишь уповать найти его на небе!
– Фу, Александр Васильевич! Вы говорите то, во что сами ничуть не верите. Все вы, мужчины, таковы. Если вы знаете, что земного счастья не существует, почему вы так настойчиво добиваетесь моей любви? Зачем стремитесь к этому, даже пожертвовав своей блестящей карьерой?
– Мне свет не мил без вас, Жаклин, не говоря уж о какой-то там карьере.
– А вот меня что-то беспокоит молчание губернатора, – решив сменить избитую тему, призналась Жаклин. – Неужели ему ещё неизвестно о бегстве Ании?
– Наверное, нет, – нахмурился, как от приступа зубной боли, Барков. – Мы же не говорили никому об этом. Да и гости перестали посещать ваш дом. К чему бы это?
Столик, заставленный вазами с пирожными, с наполненным вином графином в центре стоял перед креслом Жаклин, точно ограждая её от врага. Она приподнялась настолько, чтобы видеть поникшую голову своего собеседника.
– К тому, что для всех горожан я уехала в Париж, – сказала она запальчиво. – А о моем якобы возвращении тоже не говорилось никому!
После этих слов Жаклин откинулась к спинке кресла и закрыла глаза. А Барков смотрел на неё и сгорал от очередной огненной бури в сердце, вызванной любовью к этой падшей, но сказочно прекрасной женщине.
Капитан Барков отчаянно боролся с собой, стараясь очистить душу от этой любовной скверны. Он пытался заставить себя устоять перед губительной страстью. Освободиться от чар Жаклин, которая околдовала его. Но он не мог сбросить узы с сердца. Он ждал, что в любви к этой внешне очаровательной женщине обретёт упоительные восторги, но уже успел убедиться, что она приносит лишь разочарование и упрёки совести. И всё же у него не было сил вырваться из этого плена. Он знал, он не мог не знать, что вся она зла и фальшива, что она смеётся над ним, презирает его любовь, потешается над его чувствами. Но она позволяла ему обожать себя, и это настолько раздуло пожар его страсти, что уже ничто не могло этот пожар потушить. Он молчал, смотрел на её прекрасное лицо и думал, что должен сломить её гордость ещё большей гордостью, должен напускным равнодушием заставить её полюбить себя. Раньше он думал, что знает, как можно укрощать женщин подобного сорта. Но при попытке применить свои «знания» на практике он потерпел желанную неудачу. Он любил Жаклин бешено, безумно и искренне, а она вовсе его не любила. И она продолжала цинично насмехаться над ним, а он продолжал терпеть это…
Внизу кто-то сильно постучал в запертую входную дверь.
– Кто это может быть? – удивилась Жаклин, раскрыв глаза и привстав с кресла. – Может быть, Анжели принесли черти в это позднее время?
Появившаяся из кухни служанка быстро пересекла комнату и прилипла к окну.
– Это ряженые, – сказала она, не отрывая взгляда от улицы. – Думала, что в нынешние Святки они к нам не придут.
– Ряженые? – удивилась Жаклин. – А что им у меня понадобилось? Я думала, что в таких городах, как Оренбург, подобной дикости не предаются.
– Ещё как предаются, – ухмыльнулся Барков. – Даже в императорском дворце на Святки такие вольности похабные вытворяют, что только диву даёшься!
– А здеся любят потешаться над всеми, – дополнила его ответ служанка. – Над соседями впервочерёдно. Ежели на их стук дверь не отворяют, то могут её в щепки разнести.
– Чем? – ужаснулась Жаклин.
– Бревном вестимо, чем же ещё, – ответила служанка и тут же воскликнула: – Батюшки, а они и впрямь с бревном к вашему дому заявились, госпожа?
– Так что прикажете делать? – спросила Жаклин, посмотрев на капитана взглядом, молящим о помощи.
– Открывать, наверное, – пожав плечами, посоветовал Барков. – Они не отвяжутся, я думаю. А так, немного побезобразничают и уйдут. Хотя бы дверь целой останется.
– Ой, они уже и бревно в руки взяли, – сообщила взволнованно служанка. – Сейчас разбегутся и ка-к-ак шандарахнут!
– Господи, средневековье какое-то. Александр Васильевич, ну делайте что-нибудь? – взмолилась перепуганная Жаклин. – Только в салон и сюда, на второй этаж, этих мерзавцев не впускайте!
– Может, лучше я сама открою? – вдруг спросила служанка. – Они знате, какую пакость учинить могут?
– Какую? – прошептала подавленно Жаклин.
– Возьмут навоз мёрзлый и прямо в ведре его кипятком запарят, – ответила служанка.
– И для чего это? – брезгливо поморщившись, спросила Жаклин.
– А вот стучат, и им не открывают. Тогда бревном дверь вышибают, а тех, кто открывать не хотел, этой жижей вонючей с ног до головы и вымазывают!
– О Господи! – воскликнула потрясённая Жаклин, которой вовсе не улыбалась перспектива быть вымазанной чьим-то дерьмом. – Александр Васильевич, – обратилась она к Баркову. – Заряжайте пистолеты. Если эти скоты только посмеют что-то в этом роде попробовать…
– Я вас понял, госпожа, – кивнул понимающе капитан и поспешил к ящику, в котором Жаклин хранила порох, пули и пистолеты.
– Ну, я пошла открывать? – с сомнением посмотрела на встревоженную хозяйку служанка.
– Ступай скорее, – поторопила Жаклин, – пока дверь не вынесли, мерзавцы ряженые.
Пёстрая толпа ряженых ввалилась в покои Жаклин. Они сновали по комнатам взад и вперёд, пили, ели, кричали и шутили. Большинство ряженых столпилось вокруг представительного старца в яркой одежде. Седой бородатый человек спокойно сидел прямо на полу, бренча на балалайке, а вокруг него плясал «огромный медведь». Старик глуховатым голосом напевал не совсем пристойные частушки, а толпящиеся рядом ряженые громко ему подпевали.
– Где-то я уже видела этого человека, – сказала Жаклин стоявшему рядом с пистолетами наготове Баркову. – Но где, не могу вспомнить, да и не могу как следует его разглядеть из-за его парика и наклеенной бороды. И мне кажется…
– Надеюсь, они не долго будут здесь глотки драть, – не слишком-то ласково высказался в отношении непрошеных гостей капитан. – И мне кажется, что эти шуты ведут себя как-то не так, как обычно ведут себя люди на таких вот праздниках.
– Мне тоже они не нравятся, – согласилась Жаклин. – Может, попытаемся их выпроводить?
Она сказала свою последнюю фразу именно тогда, когда ряженый «старик» прекратил бренчать на балалайке и распевать частушки. Он слегка ссутулился, положил рядом на пол свой инструмент и наклонил голову. Вдруг он по-молодецки вскочил на ноги, подобрал балалайку и сказал, обращаясь к присутствующим: