Страница 10 из 13
– Надо быть мужчиной.
– А я? – обиделся поэт. – Разве я не мужчина?
– Мужчиной, у которого на голове шлем, в руках шпага, а на сапогах золотые шпоры.
– Вот как! – насмешливо протянул Гренгуар. – Значит, без золотых шпор нет и мужчины. Ты кого-нибудь любишь?
– Я скоро узнаю, – произнесла, подумав, Эсмеральда.
– Почему не сегодня вечером? – нежно спросил поэт. – Почему не со мной?
Она серьезно взглянула на него.
– Я полюблю только того мужчину, который сумеет защитить меня.
Гренгуар покраснел. Девушка, очевидно, намекала на то, что два часа назад, когда ей грозила опасность, он не смог вызволить ее из рук похитителей.
Оба замолчали. Гренгуар стал царапать стол ножом, девушка принялась ласкать Джали.
– Какая хорошенькая козочка! – сказал Гренгуар.
– Это моя подружка, – ответила цыганка.
– Почему тебя зовут Эсмеральдой? – спросил поэт.
– Не знаю.
– А все же?
Девушка вынула маленькую овальную ладанку, висевшую на цепочке у нее на шее. Ладанка была обтянута зеленым шелком; посредине была нашита зеленая бусинка.
– Может быть, поэтому, – сказала она. – Мое имя по-испански значит «изумруд».
Гренгуар хотел взять ладанку в руки, но Эсмеральда резко отстранилась.
– Не прикасайся к ней! Это амулет.
Девушка спрятала ладанку и снова погрузилась в молчание. Гренгуар лихорадочно выдумывал тему, чтобы продолжить разговор.
– Когда ты приехала во Францию?
– Не помню. Я была совсем маленькая.
– А в Париж?
– В прошлом году. Когда в августе наш табор входил в Папские ворота, над головой у меня пролетела камышовая славка. Я еще подумала, что зима будет суровая.
– Да, так оно и было, – подхватил Гренгуар, радуясь, что разговор, наконец, завязался. – У меня всю зиму коченели пальцы. Значит, ты пришла с табором. Ты умеешь гадать?
– Нет.
– Кто тот человек, которого вы называете цыганским герцогом?
– Глава вашего племени.
– Он сочетал нас браком, – робко заметил поэт.
– Я даже не знаю, как тебя зовут.
– Пьер Гренгуар, – поспешно представился поэт.
– Я знаю более красивое имя, – отрезала девушка.
– Оно принадлежит твоему любимому?
Эсмеральда пожала плечами и промолчала.
– Ничего страшного, – заметил Гренгуар. – Может, ты полюбишь меня, узнав поближе. Ты рассказала мне свою историю, теперь моя очередь. Я сын сельского нотариуса. Двадцать лет назад, во время осады Парижа, моего отца повесили, а мать зарезали солдаты. Так в шесть лет я остался сиротой. Подошвами моим ботинкам служили мостовые Парижа. Сам не знаю, как мне удалось выжить. Я побирался. Торговка фруктами давала мне сливу, булочник бросал корочку хлеба. По вечерам я старался, чтобы меня подобрал на улице ночной дозор. Меня отводили в тюрьму, и там давали охапку соломы. Ты никогда не была в тюрьме, Эсмеральда?
Цыганка молчала. Казалось, она не слушала.
– В шестнадцать лет я решил выбрать себе род занятий, – продолжал Гренгуар. – Я пошел было в солдаты, но мне не хватало храбрости. Потом я стал монахом, но оказался недостаточно набожным, а кроме того, не умел пить. С горя я поступил в обучение к плотникам, но они прогнали меня, потому что я был неаккуратен. Больше всего мне хотелось стать школьным учителем. Грамоты я не знал, но это меня не смущало.
Гренгуар помолчал минуту. Эсмеральда не шевелилась, думая о чем-то своем.
– Убедившись, что я ни к чему не пригоден, я стал сочинять стихи и песни, – вновь заговорил поэт. – Это все же лучше, чем промышлять грабежом. К счастью, я познакомился с отцом Клодом Фролло, архидьяконом Собора Парижской Богоматери. Это ему я обязан тем, что стал по-настоящему образованным человеком, знающим латынь, начиная с трудов Цицерона и кончая «Житиями» святых. Я автор мистерии, которая сегодня с таким успехом была представлена во Дворце правосудия.
Гренгуар поглядел на девушку, желая убедиться, какое впечатление произвели его слова. Эсмеральда сидела, уставившись в одну точку, и болтала ногой.
– Я написал философский труд на шестьсот страниц о комете тысяча четыреста шестьдесят пятого года, из-за которой один несчастный сошел с ума, – похвастался Гренгуар. – У меня есть и другие достижения. Я работал над сооружением огромной бомбарды, которая взорвалась на мосту Шарантон и убила двадцать четыре человека. Я для тебя неплохая партия, Эсмеральда. Я напишу и посвящу тебе стихи. Я знаю множество забавных фокусов и могу научить им твою козочку. Например, я умею передразнивать парижского епископа. Потом я получу за свою мистерию большие деньги, если, конечно, мне за нее заплатят. Словом, я весь к твоим услугам; мой ум, мои знания, моя ученость. Я готов жить с тобой так, как тебе будет угодно – в целомудрии или в веселье: как муж с женой или как брат с сестрой…
Гренгуар умолк. Глаза Эсмеральды были опущены.
– Феб, – промолвила она вполголоса. – Что это значит?
Гренгуар не понял, какое отношение этот вопрос имел к тому, о чем он говорил, но воспользовался случаем блеснуть своей ученостью.
– Это латинское слово, оно означает «солнце», – приосанившись, ответил он.
– Солнце! – повторила цыганка.
– Так звали прекрасного бога-стрелка, – присовокупил Гренгуар.
– Бога! – повторила мечтательно Эсмеральда и провела кончиками пальцев по глазам.
Один из ее браслетов расстегнулся и упал на пол. Гренгуар наклонился, чтобы поднять его. Когда он выпрямился, девушка и козочка исчезли. Поэт услышал, как щелкнула задвижка на дверце, которая вела в соседнюю каморку. Эсмеральда заперлась изнутри.
– На сегодня все, – вздохнул Гренгуар.
Он обвел каморку взглядом. Лечь спать можно было только на длинном деревянном ларе. Ничего другого не оставалось, и Гренгуар, кряхтя, растянулся на жестком ложе.
– Какая странная брачная ночь! – пробормотал он и тут же уснул.
13. Полеты во сне
Пьеру Гренгуару снилось, что он летает и с высоты птичьего полета обозревает величественный Собор Парижской Богоматери.
Поэт сравнил бы это сооружение с симфонией в камне. Колоссальное творение рук человеческих вырастало внизу во всем своем великолепии, и каждая деталь огромной церкви ярко вспыхивала в воображении Гренгуара.
Во сне он парил над крыльцом с одиннадцатью ступенями, приподнимавшими собор над землей, и касался нижнего ряда статуй, изображавших двадцать восемь древних королей Франции.
Потом поэт взмыл в безоблачное небо и стал медленно кружить в вышине, любуясь раскинувшейся внизу панорамой. В те времена Париж был разделен на три города, резко отличавшихся друг от друга, обладавших каждый своим специальным назначением, своими нравами, обычаями, привилегиями и историей. Эти части назывались Сите, Университет и Город, и Пьер Гренгуар отчетливо видел каждую из них.
Сите располагался на острове. Это была самая древняя и самая незначительная по размерам часть Парижа. Университет занимал левый берег Сены, от башни Турнель до Нельской башни. Город, самая обширная из трех частей Парижа, стоял на правом берегу реки.
В Сите преобладали церкви, в Университете – учебные заведения, в Городе – дворцы. Юридическая власть на острове принадлежала епископу, на левом берегу – ректору, на правом – торговому старшине. В Сите Пьер Гренгуар пролетел Собор Парижской Богоматери, в Университете – Сорбонну, в Городе – Лувр и Ратушу.
Поэт парил в небесах, и душа его пела от счастья. Смутно в голове его стали складываться ритмичные рифмованные строки, которые ему никогда не удавалось написать наяву. Гренгуар силился запомнить их, но они ускользали, не давались ему, хитрили с поэтом, словно малютка Эсмеральда, которая тоже парила над городом. Каждый раз, когда Гренгуар протягивал к девушке руки, она переворачивалась в воздухе и превращалась в маленькую белую козочку.
14. Добрые души
Погожим воскресным сентябрьским утром 1466 года в деревянных яслях на паперти Собора Парижской Богоматери, куда обычно клали подкидышей, корчилось поразительно уродливое живое существо. Оно возбуждало нездоровое любопытство большой группы зрителей, столпившихся рядом.