Плата за рай

На городской площади, на возвышении, под статуей Эркиндик3 можно было увидеть первых лиц государства со свитой, в окружении ветеранов Великой Отечественной войны, продолжавших служить Родине, действующих генералов армии и других высокопоставленных представителей власти. Грудь многих из них покрывали медали и знаки отличия. Но чтобы обладать такой привилегией – наблюдать за парадом из «партера», вам нужно было быть в составе правительства и непременно в милости у государя (без этого никак), либо же выиграть войну, либо просто являться родственником Президента.

Одним из тех, кто заслужил такое право, участвовав в войне, был генерал К., благодаря которому и Петр Аристархович тоже удостоился этой привилегии.

Генерал К. был уроженец села Корумду Иссык-Кульской области. Родился он в семье крестьянина-бедняка. Был закален холодом, голодом и отсутствием какого бы то ни было изобилия – всегда довольствовался минимумом. Никогда не жаловался, что нет еды; не злился на судьбу зимними ночами, когда не мог уснуть из-за холода, пробиравшего до костей через продранное и обветшалое одеяло. Как это происходит со всеми сильными людьми, такие жизненные обстоятельства сделали его свирепым. Но какие бы тяжелые испытания и немыслимые преграды не являлись на его пути, он никогда не переставал верить, что в один прекрасный день его звезда загорится на небе и блеснет ярче остальных. К. грезил и всю юность ждал знака с неба. Знак он четко понял, будучи еще школьником, семнадцатого февраля одна тысяча девятьсот сорок третьего года, когда был призван в ряды Красной Армии и направлен курсантом на обучение на ускоренных курсах подготовки артиллерийского состава в Ташкентском пулеметно-минометном училище. Он воспринял войну как единственную возможность выбиться в люди. Рассматривал он эту возможность как палку о двух концах: либо жить по-человечески с почестями, заслужив уважение и признание, имея при себе средства для существования, либо уйти из жизни и лишить судьбу возможности бить его кнутом, имя которому «бедность». В погоне за своим будущим К. участвовал в ожесточенных боях за освобождение Хемзы, Данцига, Штеттина, Пархума, Магдебурга и многих других городов. С одна тысяча девятьсот сорок третьего года по одна тысяча девятьсот сорок пятый годы участвовал в многочисленных сражениях в рядах действующей Красной армии. За выполнение боевых заданий, проявленную при этом личную храбрость и мужество был награжден Указами Президиума Верховного Совета СССР орденом «Слава» 3-ей степени и медалью «За победу над фашисткой Германией». Главнокомандующим Маршалом Советского Союза товарищем Сталиным И.В. генералу К. неоднократно объявлялась благодарность. В ожесточенном бою с фашистскими захватчиками 6 февраля 1944 года получил слепое, проникающее осколочное ранение мягких тканей левой поясничной области и левого бедра. Около двух месяцев находился на излечении в эвакуационных госпиталях в городах Харьков и Кемерово. Последствия данного ранения и неимоверных тягот, перенесенных во время войны, сказывались на протяжении всей его дальнейшей жизни. По окончании войны был избран депутатом городского совета города Фрунзе, и в качестве депутата он оказывал немалую помощь соотечественникам. Генерал К. был лучшим другом Аристарха Ивановича Пушкова – отца Петра Аристарховича Пушкова, с которым вместе воевал и который геройски погиб в бою под Магдебургом.

После гибели матери Петра – Анастасии Пафнутьевны Пушковой, тяжело болевшей раком печени, генерал К. в буквальном смысле приютил Петра у себя дома. Дал ему все, что было необходимо для того, чтобы человек не потерял будущего: образование, воспитание, пропитание, крышу над головой и даже предопределил его дальнейшую судьбу, отдав учиться в военное училище, желая, чтобы тот пошел по стопам своего отца, да и по его стопам тоже. В силу строгости генерала К. выбора у Петра Аристарховича не было, хотя тот и любил его как сына. Генерал К. с самого начала дал понять Петру, что в жизни ничего не дается легко и что нужно биться за каждый вздох, секунду, миллиметр, чтобы чего-то достичь. Генерал К. в свободное время учил воспитанника тому, чему не научат в школе нынешние преподаватели. Правда, учил не осознанно, а скорее ненароком, размышляя вслух о бытии мира сего. В конечном итоге эти частые монологи выработали у Петра Аристарховича наблюдательность и чрезвычайную любовь к всяческого рода глубоким размышлениям. Иной раз разные мысли путали все в голове, и ему даже казалось, что он сумасшедший. Впрочем, к чему сокрушаться над неподвластным? Ведь эту любовь, как бы ему ни хотелось, он был не в силах изменить. Он не мог изменить ей, не говоря уже о полном, безвозвратном искоренении. Петр Аристархович был обречен от рождения влюбиться в тяжелые думы и в вечных попытках отыскать истину, в нескончаемой борьбе с самим собой, с необъятной надеждой в груди умереть и воскреснуть с ними в следующей жизни, в другом мире.

IV

Как мы уже упомянули, Петр Аристархович имел счастливую случайность оказаться среди героев – ветеранов Великой Отечественной войны. А также в окружении высокопоставленных лиц государства, родственников Президента и тех, кто за счет своего уменья благоговеть перед нужными людьми и вовремя ублажить их занимают важные посты и властные должности.

К этому времени Петр Аристархович уже имел звание подполковника и был в подчинении генерала К. Стоял он несколько позади генерала, и было ясно, что хоть и глядел на парадное шествие, но видел совсем другую картину. По его лицу то и дело пробегала судорога. Кулаки его сжимались от ярости и злости. Глаза сверкали, наливаясь горькими слезами, а иной раз потухали в раздумьях. Сердце билось учащено, и грудь вздымалась от напряженного дыхания; с возрастом это состояние становилось все заметней для него самого. Оно было вызвано его глубокими размышлениями, которые он временами ненавидел так же сильно, как и любил. Любовь, смешанная с ненавистью, – все равно что вода, разбавленная чаем. Когда они соединяются, то их уже не разделить и прежние субстанции не восстановить, процесс становится необратимым. Любовь в ненависти и ненависть в любви, пропитанные друг другом, составляющие и дополняющие одно другое – это особая форма чувств… Последняя стадия, обратная сторона, когда разгорающаяся любовь вдруг делает разворот. Когда вовремя не поставленная точка приводит к тому, что слова обесцениваются, но ты продолжаешь писать миллионы строк, и бессмысленная надежда съедает тебя изнутри. Когда ненависть просит убить ее ради любви… Это особая форма чувств, когда, отрекаясь от ненависти, ты обрекаешь свою любовь на смерть. Это та форма чувств, которая призвана убить твою душу, твое сердце, разум, сознание, и в последнюю очередь, когда у тебя ничего не останется, подарит тебе твою же плоть и призовет к жизни – чтобы убить потом снова.

Картины тяжелых, ожесточенных боев, гектары земли, залитые кровью, пролитой ради долга – защитить родину, отчизну и свои моральные ценности, всплывали перед ним, словно когда-то наяву с ним происходили. Петра Аристарховича вдруг охватила невероятная злость на людей, развязавших войну, на их невежество, алчность, жестокость, корыстные цели… Войну, унесшую с собой, по официальным данным, двадцать семь миллионов шестьсот шестьдесят тысяч человеческих жизней, а по неофициальным – куда больше. Выражение его лица свидетельствовало о тяжелом размышлении: брови нахмурены, на лбу проступили морщины, губы плотно сжаты. По неподвижному, напряженному взгляду можно было понять, что в голове Петра Аристарховича снова идут ожесточенные бои между истиной и предположениями. «Человечество заплатило непомерную цену за искоренение фашизма. Ах, этот тиран! Негодяй, что же ты наделал? Я уверен, что ты и представить себе не мог, что море крови станет памятью о твоей гнусной цели, и что ты утонешь в нем, пытаясь утвердить свое мировое господство», – размышлял Петр Аристархович, понурив голову. «Подумать только, двадцать семь миллионов шестьсот шестьдесят тысяч человек были принесены в жертву ради того, чтобы мир поборол нацизм. А ведь каждый из них жил своей жизнью: ел, пил, любил, мечтал, стремился, грустил, веселился, смеялся… Вот бы услышать смех двадцати семи миллионов шестисот шестидесяти тысяч человек! – чуть улыбнувшись, подумал про себя Петр Аристархович. – А ведь даже враг празднует нашу Победу. Признается, что освободили от фашизма! Но ведь, не дай Бог, победи «фашистский орел» «Серп и Молот», тот же человек, признающийся сейчас, что был введен в заблуждение, издеваясь и смеясь, понукал бы нас палкой в спину! Победи «фашистский орел», немецкий народ так бы ничего и не понял, ликуя и гордясь своим фашизмом. Установившийся режим ежедневно взращивал бы в душе каждого нацистскую поросль, которая бы выросла стеной, заслонившей людское милосердие; стеной, не дающей увидеть, что путь фашизма есть путь тирании! И он не пошел бы против этой самой тирании, не боролся бы за других людей, за их жизни и за их права, Богом данные… А все потому, что сам был бы господином», – Петр Аристархович озлобленно сжал кулаки, готовый броситься в неравный бой один против целой танковой дивизии.

3

Эркиндик – свобода (кырг.).