Страница 13 из 30
Военное дело преподавали крупнейшие теоретики в этой области Генрих Антонович Леер и лучший специалист по армиям мира Михаил Иванович Драгомиров, лекции по военной статистике читал профессор академии Генштаба Павел Львович Лобко, по фортификации – Цезарь Антонович Кюи, более известный нам как композитор.
Учителем политэкономии у Сергея стал талантливый педагог и ученый Владимир Павлович Безобразов, сторонник постепенных реформ, враг всяких необдуманных шагов, ломающих устои. Он сумел привить мальчику любовь к предмету, обычно ненавистному для юношей.
Помимо этих наук порфирородный отрок изучал немецкий, английский и французский языки, чистописание, словесность, изобразительное искусство, музыку и танцы. Телесное развитие не ограничивалось гимнастикой и верховой ездой, уже появился большой теннис и другие спортивные игры.
Особо изучалась и наука придворных церемоний, без овладения которой нельзя было помыслить участие во всяких официальных делах, приемах, поездках и путешествиях, парадах и раутах, балах и маскарадах. Манеры поведения, выработанные с самого раннего возраста, были у Сергея безупречными, и вскоре он мог блеснуть ими во время заграничных путешествий, маршрут одного из которых пролегал через Дармштадт, и это могла бы быть первая встреча будущих супругов. Вот только увидеть друг друга они не могли, потому что Элла еще пребывала в утробе матери.
Император Александр II, как мы помним, в юности отличался влюбчивостью. Не получив в жены королеву Викторию, он, путешествуя по Европе, посетил Дармштадт и в здешнем театре увидел пятнадцатилетнюю дочь великого герцога Гессенского Марию, страстно влюбился и довольно быстро сделался ее мужем. Переместившись из родного Дармштадта в Россию и выйдя замуж за цесаревича Александра Николаевича, она стала именоваться Марией Александровной. Наследник престола, старший сын Александра и Марии цесаревич Николай по достижении совершеннолетнего возраста избрал себе в жены датскую принцессу Дагмару. В 1864 году он отправился в Копенгаген делать официальное предложение руки и сердца ее родителям, а Мария Александровна с младшими детьми сначала лечилась на водах в Киссенгене и Швальбахе, а в конце августа по окончании курса лечения не могла не приехать в свой родной Дармштадт. Вскоре сюда же праздновать свои именины прибыл и Александр Николаевич. Его приезд в сопровождении сыновей Александра и Сергея состоялся 29 августа. В последнее время между русским императором и императрицей пробежала трещина, и теперь, накрытые волной воспоминаний о первых встречах, они испытали в своих взаимоотношениях некое бабье лето. Много гуляли по Дармштадту и его окрестностям, посещали родственников и 11 сентября заглянули в гости к семейству Людвига и Алисы, где полтора года назад родилась первая дочь – Вики. Тогда они еще жили в Кранихштайне, в скромном поместье, больше похожем на охотничий домик, нежели на герцогский замок. Визит прошел превосходно, и особенно обитателям охотничьего домика полюбился семилетний Сережа. Малютка Вики постоянно тянулась к нему, просилась на ручки. Есть даже легенда, будто Алиса позволила мальчику послушать, как в ее животе стучится сердце Эллы. Восторженным биографам страсть как хочется, чтобы это было правдой, ведь как красиво – Сергей услышал сердечко своей будущей жены, когда та еще пребывала в утробе матери! Но едва ли такое возможно, если мы вспомним о нравах викторианской Англии, в традициях которой Алиса Великобританская воспитывалась и продолжала их придерживаться до конца жизни. И невозможно представить, что молодая женщина, считающая, что даже слово «беременная» неприлично, позволила бы юному гостю из России, которого впервые видит, приложиться ухом к ее животу. Вряд ли подобное она разрешала даже своим собственным детям. Да и в сдержанных письмах Алисы ничего не сказано о каких-то особых проявлениях чувств. Только то, что визит состоялся, впервые были использованы бокалы, подаренные королевой Викторией, и смотрелись хорошо. Да, еще как бы невзначай, что русская императрица вручила Алисе какой-то орден.
Зимовать императрица Мария отправилась с детьми в Ниццу, а император Александр – в Россию. Цесаревич Николай, вернувшись из Копенгагена, присоединился к ним. Это был всеобщий любимец, высокий, стройный, красивый, обаятельный, очень веселый, жизнерадостный, образованный, элегантный. Отец мог быть спокоен – после него на троне будет прекрасный государь. Николай очень любил младшего брата Сережу, постоянно возился с ним, играл, любил подбрасывать и ловить. Однажды, подбросив мальчика, он чуть не задохнулся от резкой боли в позвоночнике. Вскоре все прошло, но через пару месяцев новый приступ непонятной острой боли. Теперь пришлось полежать в постели. Снова все прошло, Николай отправился по городам Северной Италии, и во Флоренции бедняге стало совсем худо. Теперь боли в позвоночнике не прекращались, истязая его днем и ночью. Врачи диагностировали простудный ревматизм. В декабре Николая перевезли в Ниццу. Местные доктора переменили диагноз на более страшный – почечный менингит, от которого не было спасения. Прекрасный юноша, настоящий принц из сказки, день ото дня угасал. Семилетний Сережа страстно молился о жизни и здоровье брата, он впервые по-настоящему выдержал Великий пост и ждал, что с наступлением Пасхи произойдет чудо. Праздновать Светлое Христово Воскресение в Ниццу приехал государь император. Прибыла и невеста – принцесса Дагмара. Это была самая тяжелая Пасха в их жизни. 4 апреля пропели «Воскресение Христово видевше…» и всю Светлую седмицу надеялись на чудо. Но оно не произошло. 12 апреля 1865 года Николай Александрович скончался. Фрегат «Александр Невский» повез тело в Петербург, а на том месте в Ницце, где проживала царская семья и где произошла скорбная кончина, вырастет самый красивый русский зарубежный храм Святителя Николая, гениальное творение великого архитектора Михаила Тимофеевича Преображенского. И появится улица Царевича.
По желанию измученной Марии Александровны вся императорская семья отправилась в Дармштадт. Впервые столь тяжкое горе вошло в жизнь Сережи. Невесело ему предстояло отметить свою восьмую годовщину рождения. Но именно в этот свой день рождения он впервые увидел ту, что станет его судьбой! Тому есть четкое свидетельство в письме его будущей тещи, которое та написала на следующий день королеве Виктории: «Вчера в день рождения Сергея мы с дядей и тетей отправились на греческую мессу, продолжавшуюся более часа…» Далее она описывает их общение в Хайлигенберге и то, как «тетя Мэри полчаса держала на руках Эллу, играя с нею, и малыши наслаждались этим зрелищем, а Элла такая общительная и миленькая». Тетя Мэри – это императрица Мария Александровна, поскольку Людвиг был ее родным племянником и, соответственно, Сергей приходился своему будущему тестю двоюродным братом. И эта малютка Элла, с которой так весело было тетешкаться, будущая его жена, являлась Сереже двоюродной племянницей.
Удивительная встреча! И как горе сочеталось с радостью! После столь тяжелой утраты любимого старшего брата, после Христова дня и Светлой седмицы, омраченных этой смертью, наступил не самый радостный день рождения, ему исполнилось восемь лет, и именно в этот день он смотрел, как его мама возится и играет с очаровательным младенцем, не зная, какую роль малышка сыграет в его судьбе!
Семьи Сергея и Эллы подружились, через четыре дня императорская семья снова в гостях у Алисы. Людвиг по каким-то причинам отсутствовал. Мария и Алиса жадно общались друг с другом. А когда еще через девять дней русские уехали, Алиса написала о том, как жаль ей было с ними расставаться: «Бог знает, когда еще свидимся. Мы так много времени провели вместе и так откровенно общались, что я очень привыкла к ним, и мне очень грустно думать о долгой разлуке с ними».
Возвращение в Россию, снова учеба, воспитание, продолжение детства или уже отрочества, ибо в России с семи лет мальчика называли отроком, определяя его уже не как ребенка, а как нечто среднее между малышом и взрослым. В древности отроками называли еще и оруженосцев. Отрок Сергий удивлял всех своей ранней религиозностью. Так называемый свет ехидно посмеивался над этим, люди веры восхищались. Зимой 1865 года в Москве Сергей разговаривал с митрополитом Филаретом, и тот радовался при виде столь раннего христианского развития царевича. Подарил ему образ с начертанным владычним благословением. А когда однажды мальчик ехал по Москве, в его карету бросили… нет, не бомбу – икону!