Страница 15 из 31
Что ещё не самое страшное и что может до икоты перепугать, а особую устрашающую зрелищность взъерошенному типу придавал даже не его окровавленный вид, а то, что он смотрел на Гая сквозь эту окровавленность не двумя, а именно одним в прищуре глазом. И у каждого из них, Ивана и Гая, создалось такое тревожное ощущение, что этот тип всё это время притворяясь бездыханным, сам тем временем подслушивал их разговор. Ну а как только всё про них выяснил, то тут же решил дать знать, в большей степени Гаю, а в меньшей Ивану (оттого что он стоит далеко), что теперь они у него на крючке и что только от него зависит, как дальше сложится их жизнь.
Впрочем, Гай не теряется и даже не отводит в сторону своего лица от этого типа, – а перегаром от него разит ещё как, – а слегка хриплым от напряжения голосом, тихо спрашивает его. – Ну ты как, живой? – Взъерошенный тип в ответ впадает в зрячее соображение насчёт себя, – он как-то удивительно закрутил свой глаз, затем закатил его вверх, после заглянул им в сторону своего второго глаза и, вытащив его из своего укрытия, века, уже вместе с ним посмотрел на Гая, и с некоторым затруднением на выговор слов сказал. – Вроде как да.
– Тебе помочь или ты сам разберёшься. – Приподымаясь в рост, спросил взъерошенного типа Гай.
– Разберусь. – Сказал взъерошенный тип, принявшись осматривать себя на предмет повреждений и дееспособности.
– А ты хоть знаешь, кто ты такой? – вдруг с вопросом влезает Иван, слегка отодвинув в сторону Гая, с удивлением посмотревшего на Ивана, а затем переведшего свой взгляд на взъерошенного типа. Взъерошенный тип оставляет своё занятие, смотрит внимательно на Ивана и своим ответом вгоняет его в умственный ступор. – Глупо задавать такие вопросы, не найдя на них ответы для себя. – И пока Иван с Гаем в умственном ступоре соображают, что это сейчас такое было, взъерошенный тип поднимается на ноги, потягивается как после долгого нахождения в одном тесном положении, затем осматривает себя, в неудовольствии покачав головой, делает выводы по поводу своего вида и после всех этих своих манипуляций, вдруг обнаруживает перед собой Гая и Ивана – так им это показалось.
– Какие-то вопросы? – на удивление чистым голосом, без примесей душевных переживаний, настроения и тонизирующих дух напитков, обратился к Ивану с Гаем с вопросом взъерошенный тип, чей прямо сейчас вид, несмотря на все эти внешние кровоподтёки и лицевые сбитости, на удивление не соответствовал всему прежнему о нём представлению Гая и Ивана. И если буквально пять минут назад, он был всё тем же взъерошенным типом и не мог быть никем иным, то сейчас в нём что-то такое незримое изменилось, скорей всего во взгляде, что ему, независимо от всех прежних взглядов на него, теперь хотелось бесконечно верить и в тоже время не верить собственным глазам и всему тому, что раньше о нём знал – он во всём себе источал уверенность и благопристойность.
– Нет вопросов. – Чуть ли не одновременно ответили Гай с Иваном, и в какой-то странной поспешности развернулись и выдвинулись на выход из этого проулка. Где каждый из них даже не думал смотреть себе под ноги, видя перед собой лицо того оставшегося в проулке человека, который вполне вероятно, что сейчас смотрит им вслед и что-то насчёт них соображает. Что не даёт им покоя и им нестерпимо хочется обернуться назад, и убедиться в том, что тот тип сзади, сейчас смотрит или же не смотрит им вслед – главное то, что им хочется обернуться и посмотреть на него. Но никто из них не оборачивается, и они так и идут вперёд на ощупь своих ног, скорей всего решив, что когда они достигнут выхода из проулка на проспект, то там, на повороте, можно будет посмотреть назад и убедиться в том, что тот странный тип находится на том месте, где они оставили его в своём воображении.
И вот когда они добираются до обозначенного в своих мыслях знакового места, выхода из проулка на проспект, и уже было приготовились мимолётом посмотреть назад, как в тот же момент, оттуда до них доносится голос того странного типа, назвать которого взъерошенным, язык не поворачивается. – Смотрите не споткнитесь!
– Что-что?! – практически одновременно отзываются Иван с Гаем. И как это часто бывает в таких предупредительных случаях, практически в соответствии с правилами той самой невероятной вероятности, когда тебе что-то такое предупреждающее говорят как раз в тот самый момент, когда об этом нужно больше всего побеспокоиться (при встрече с опасностью), и оттого, наверное, лучше было бы промолчать и этого не говорить, и дать возможность идущему или делающему что-то, самому сообразить, как о себе позаботиться, предупреждённые об опасности в тот же миг нарываются на эту опасность. В нашем же случае, Иван и Гай спотыкаются, и при этом друг об друга, и то куда они падают, тот предупредительный тип уже не видит, по причине того, что их падение происходит дальше за углом. Да и у него и без них было полно своих забот – с одним только костюмом вон сколько хлопот, и без щётки и воды из под крана и не вычистишь. А он ещё при этом своего лица не видел, хоть и ощутимо понимал, что и там порядка никакого, и он прямо сердцем чувствует, что с ним ему придётся повозиться не меньше чем со своим костюмом.
– Хотя нос можно и сейчас вправить на место. – Убеждающе себя сказал оставленный Гаем и Иваном в проулке человек без внятной самоидентификации, и тут же одним резким движением руки дёрнув носовую перегородку, со звучных щёлком вправил на место свой сдвинутый в сторону носком ботинка официанта нос. И, пожалуй, от таких звуков, сопроводивших процесс вправки носа незнакомцем без идентификационных отличий, можно было головой закружиться и от ассоциативных ощущений передёрнуться, а вот ему всё ни почём, и он себя чувствует вполне здорово, как будто не с его головой только что в футбол играли.
Между тем незнакомец без чёткой самоидентификации и пока с неизвестным именем, посчитав, что он здесь подзадержался, выдвигается на выход из проулка, где по выходу из него обнаруживает Гая и Ивана, так и не сумевших в должной степени воспользоваться его советом. Что и привело их к падению. Правда, для каждого из них последствия этой их не осмотрительности разнились. Так для Гая, шедшего чуть позади от Ивана, благодаря этому обстоятельству и тому, что он споткнулся об ноги Ивана и в итоге упал на его мягкую спину, всё более-менее обошлось – ушибленную ранее и сейчас об голову Ивана свою голову, он уже не так отчётливо чувствовал. Что же касается Ивана, то с ним не так всё облегчённо вышло.
Так в тот момент, когда до него донёсся голос знакового незнакомца, с предупреждением об осторожности, он в первый момент почему-то подумал, что тот совсем не зря это сейчас крикнул, после чего он с осознанием всего этого, смотрит в сторону этого типа, который как ему на тот момент показалось, смотря на него, посылает ему некий сигнал, значение которого он так и не расшифровал, и в этот же момент, зацепившись об свои же ноги, подкашивается и прямиком, головой вперёд, – о руках он и позабыл, а рефлексы почему-то не сработали, застряв руки в карманах брюк, – летит в сторону так быстро к нему приближающейся каменной мостовой. Затем Ивана оглушает какой-то удивительный звук – шмяк, и он ненадолго задумывается о природе возникновения этого до умопомрачения интересного звука.
Тем временем, присевший рядом с распластавшимся на мостовой Иваном Гай, как только приходит в себя и обнаруживает рядом с собой Ивана, которому необходима срочная помощь, переворачивает его на спину и, приподняв голову, за неимением под рукой ничего свободного, в том числе и своих рук, берёт и брызгами своих слюней освежает лицо Ивана. И это, что удивительно, помогает и Иван открывает глаза, и с бредовым и ничего непонимающим взглядом смотрит в упор перед собой и никуда больше. И хорошо, что на пути его взгляда оказался Гай, а то бы он, наверное, и его не заметил. Но так всегда бывает – это так называемый посттравматический шок. Где травмируемому человеку требуется концентрация внимания на себе и крайняя собранность, вот он и упирается на чём-то одном, чтобы отталкиваясь от этой точки опоры, в дальнейшем суметь собраться, вначале со своими расшатанными мыслями, а уж затем со всем остальным.