Страница 10 из 26
– Нужно развести костер, – сказал Ричард, бросив взгляд в сторону густой рощи из сосен и лавров, тянувшейся вдоль кромки берега. – Петрос, а население на этом острове есть?
Не успел вопрос сорваться с его языка, как пришел ответ. В лесных дебрях мелькнул огонек. Он перемещался так хаотично, что мог являться только фонарем или факелом. Ричард и рыцари положили ладони на эфесы мечей, наблюдая за приближением света. Между деревьев показались фигуры, закутанные в черные плащи с капюшонами. На первый взгляд они производили впечатление несколько сверхъестественное, даже зловещее. Но стоило им выбраться на открытое пространство, как лица потерпевших кораблекрушение озарились смущенными улыбками, потому как эти пришельцы из иного мира оказались на самом деле бенедиктинскими монахами.
Ричард двинулся им навстречу. Не имея представления, на каком языке говорят в Рагузе, он надеялся, что хотя бы кто-то из монахов должен разуметь латынь.
– Мы пилигримы, возвращающиеся из Святой земли, – сказал король. – Можете вы приютить нас?
Его удивило, что ответ был дан на латыни, не уступающей его собственной. Несколько монахов хором заверили короля, что его с людьми ждет радушный прием их аббата. Государь вежливо поблагодарил клириков, а потом вдруг расхохотался. Монахи не в первый раз помогали потерпевшим крушение и знали, что пережившие такую близость к смерти люди склонны к всплескам эмоций. Поэтому вспышка безрадостного веселья со стороны Ричарда их не удивила. Откуда им было знать истинную причину его смеха, крывшуюся в том, что этой маленькой общине бенедиктинцев предстояло получить выгоду от данного королем щедрого обета. Став обладателем суммы в сто тысяч дукатов, монастырь на маленьком уединенном острове сможет построить храм, способный посоперничать с соборами Рима, Палермо и Константинополя.
Ричард проснулся резко, очнувшись от не самого приятного сновидения. На полу, рядом с набитым соломой матрасом, на котором спал король, сидел Арн, скрестив под собой ноги. Поднявшись, государь огляделся вокруг, но гостевой зал аббатства был пуст. Куда делись его рыцари?
– Сколько времени, Арн?
– Государь, ты проснулся! – Улыбка юноши была такой лучезарной, что могла рассеять царившую в зале мглу. – Я слышал, как недавно колокола звонили к вечерне, так что выходит, теперь девять часов.
Ричард нахмурился. Три часа дня?[2] А он ведь намеревался слегка прикорнуть. Как он ухитрился проспать шесть с лишним часов?
– Почему ты меня не разбудил?
От выволочки Арн смешался.
– Ты… Ты не сказал, что… – Он запнулся. – И разве тебе не нужен был сон?
В этом-то и заключалась проблема – сон был ему необходим. Для Ричарда это служило болезненным доказательством того, что силы еще не совсем вернулись к нему, что спустя более чем два месяца после приступа четырехдневной лихорадки тело еще слабо.
– Забудь, парень, – оборвал он извинения Арна. – Могу я переодеться во что-нибудь сухое?
Юноша энергично кивнул, сказал, что сундуки с «Морского волка» уже перетащили, и опрометью кинулся выискивать брэ, шоссы[3], рубашку и тунику. Все они были сырыми и мятыми и отдавали плесенью после долгого путешествия в море, но все были лучше по сравнению с промокшими насквозь вещами, в которых Ричард упал на постель. Королю редко хватало терпения одеваться при помощи сквайров, поскольку у него самого получалось быстрее. Вот и теперь он отмахнулся от Арна, сам натянул штаны и просунул голову в рубаху. Пока он подпоясывал тунику, а оруженосец суетился вокруг, стараясь чем-нибудь подсобить, дверь распахнулась и в зал влетели Балдуин и Морган.
– Монсеньор, граф Рагузский и здешний архиепископ находятся в главном зале аббатства и просят встречи с тобой!
Ричард известию не обрадовался, сочтя, что это слишком почетная встреча для обычных пилигримов. Джоанна рассказывала, что ее покойный супруг нередко лично принимал участие в спасении потерпевших крушение на Сицилии, и ему хотелось верить, что и этот визит является подобным актом христианского милосердия. Но в хорошем солдате всегда сильно развит инстинкт выживания, и теперь он дал о себе знать.
– Они меня спрашивали? – уточнил он, пытаясь вспомнить каким именем представился аббату.
Морган обладал выразительным лицом, не созданным для секретов, и его озабоченность скрыть было трудно. Балдуин, флегматик по темпераменту, редко выдавал собственные мысли. Однако в эту минуту его лицо было таким же тревожным, как у валлийца.
– Они спрашивали короля английского, – мрачно заявил он.
Ричард набрал в грудь воздуха и выругался, заклеймив пиратов выражениями, существенно пополнившими составляемый Арном список французских бранных слов. Обернувшись, чтобы потребовать свой меч, король обнаружил, что парень уже протягивает ему ножны.
– Что ты будешь делать, господин?
Арн не удивился, когда Ричард не ответил на вопрос. Ибо какой у них был выбор? Они пойманы на острове. Бежать некуда да и защищаться, имея при себе всего десять рыцарей, король тоже не мог. Нет, даже девять с половиной, уныло поправился он, поскольку от него самого помощь в бою была бы невелика. Поспешив за Ричардом к выходу из гостевого зала, он нагнал его как раз вовремя, чтобы услышать вопрос Моргана, является ли Рагуза союзницей Священной Римской империи. И поежился, понимая, что от ответа на этот вопрос может зависеть их судьба.
Ричард задумался, вспоминая все то немногое, что ему было известно о Рагузе.
– Это город-государство вроде Венеции или Генуи, – сказал он. – Мне говорили, будто оно признает себя вассалом Константинополя, но греки не вмешиваются в дела управления. Не думаю, что его связывают какие-то узы с Гогенштауфенами, по крайней мере, формальные. Однако здешний граф, если не ошибаюсь, доводится Генриху кузеном.
Тут Ричарду припомнилось удивление, когда герцог Австрийский заявил о своем родстве с Исааком Комнином и выразил ему недовольство смещением кипрского деспота.
К этому моменту они уже подошли к большому залу аббатства. Это был один из редких моментов, когда у Ричарда не имелось плана действий. Можно отрицать, что он английский король, или взывать к церковному покровительству в отношении принявших крест, но ни одна из этих тактик не гарантировала успеха. Нечасто доводилось ему испытывать подобную неуверенность, и он искал опору, положив ладонь на эфес меча. Пальцы сомкнулись вокруг рукояти, привычное ощущение было успокаивающим. Ему вспомнилась прочитанная где-то история, что язычники-норманны верили в невозможность для умирающего попасть в Валгаллу, если он не сжимает меч в руке. Государь расправил плечи, вскинул подбородок, распахнул дверь и решительным шагом переступил через порог.
Зал был набит до отказа. Тут собрались все монахи, они перешептывались между собой. Аббат стоял рядом с двумя гостями, которые не могли быть ни кем иным, кроме как графом и архиепископом. Странную пару представляли эти двое: первый был высоким и худым, даже тощим, второй – низеньким и толстым. Оба, однако, были богато одеты, а на пальцах сверкали перстни. Когда Ричард вошел, на миг повисла тишина, сменившаяся возбужденным гулом. Аббат Стефанус поспешил навстречу королю, двигаясь с проворством, удивительным для столь немолодого человека.
– Милорд король! – воскликнул он на безупречной латыни и поклонился. – Я даже понятия не имел, какой высокопоставленный гость нашел приют под моей кровлей. Позволь представить тебе графа Рафаэля де Гоца и архиепископа Бернарда.
Оба названных учтиво поклонились. Граф открыл было рот, но архиепископ его опередил:
– Мы почитаем за честь приветствовать в нашем городе прославленного и неустрашимого короля английского. Твоя борьба с безбожными сарацинами сделала тебя героем для всех, кто исповедует истинную веру. Вот уж не думал, что смогу услышать рассказ о битвах из собственных уст победителя при Яффе!
2
Арн отмеряет время по световым часам дня, тогда как Ричард по привычному нам исчислению.
3
Брэ и шоссы – некое подобие подштанников и штанов в Средневековой Европе.