Страница 15 из 23
Как заправские квартирмейстеры-разведчики, посчитали колонны – восемьдесят две.
– Камень из Пудожа, карельский, – явил осведомленность Александр. – Вес круглых колонн по 1750 пудов, а квадратных так по 2600 пудов.
Осмотрели на гранитных пьедесталах Архангелов Гавриила и Михаила.
– Гранит сердобольский, по 7808 пудов каждый, Архангелы из алебастра, – объяснил Александр.
Постояли перед бронзовыми дверьми – копией дверей Флорентийского собора.
Перекрестясь, вошли в храм. Здесь тоже колонны и простор.
– Полумрак, как в пирамиде, – сказал Михаил.
Василия резанула «пирамида», но в сердце была молитва. Пошел к алтарю.
– Колонны в иконостасе – яшма. Это доставлено из Сибири, – блистал знаниями Александр.
Василий смотрел на слово «Бог» над Царскими Вратами. От Слова шел свет, летели лучи. Буквы набраны из драгоценных каменьев, но для Василия это был свет вышний.
«Господи! – Он чувствовал в душе неведомое ранее ликование и не словами молился – самою сутью души. – Господа! Россия возвела Тебе столь великий и прекрасный дом. Не оставляй России и пошли мне послужить Тебе и Царю великой службой. Сколь есть во мне хорошего, Твоего, Господи, столько и пошли вместить в службу мою».
Михаил Муравьев вдруг сказал:
– Сделал бы Господь так, чтоб мы, стоящие здесь, перед Ним, – в войне ли, в ужасных бедах, но остались живы. В этом храме так хочется послужить Отечеству.
– До последнего вздоха служить! – быстрым шепотом согласился с Михаилом Лев. – Не знать отставок, старческой пенсии…
– Аминь! – Александр Муравьев засмеялся, прикрывая ладонью рот. – Какие вы все мистики. Посмотрите, пока открыты Царские Врата, на дарохранительницу в виде храма. Она тоже из сибирских камешков, топазы, агаты. А в кресте – десять бриллиантов… Мне нравится лаконичность Главного иконостаса. Две иконы: Спаситель и чудотворная Казанская Божия Матерь, забранная у Москвы Петром Великим.
Василию мешали умности Муравьева, пожалел, что пришел ко Господу в «толпе».
В училище их ждала радость: всем присвоен первый чин – унтер-офицеры.
Но унтер-офицер – еще не офицер. Чтобы попасть 30-го октября в театр на всеми ожидаемый триумф Семеновой – к роли Меропы ее приготовляет русский Гомер Гнедич – нужно быть хотя бы прапорщиком.
Нет слов, Жорж – боготворили, но Семенова – тоже красавица. И, слава богу, своя, русская, наполовину из благородных. Ее батюшка – учитель кадетского корпуса Прохор Иванович Жданов, а матушка – девка крепостная. Стало быть, блистательная Семенова – дочь суки. На сцене же – сама величавость, о страстях не кричит, но все понимают, каков вулкан перед ними, какова буря в недрах…
Изысканная публика стала примечать: Жорж – неглубока, Жорж – играет в трагедию. А у Семеновой – всё через сердце, Семенова живет на сцене.
Стояние стоянию рознь
В Петербурге жаркие сражения шли в императорском театре, а вот на Дунае война затаилась, как таится до времени в глубинах земли огонь на торфяных болотах.
Падишах Великой Порты Махмуд II прислал визирю Ахмед-паше щедрые награды. Битва под Рущуком, не вполне счастливая для турецкой армии, обернулась несомненным успехом. Русские бежали за Дунай.
В Париже, на приеме в Тюильри, Наполеон подошел к флигель-адъютанту Александра I полковнику Чернышёву и спросил, не понижая голоса:
– У вас, кажется, была резня с турками под Рущуком?
Не пощечина, но щелчок, и весьма звонкий, по престижу русского царя.
Французский посол в Константинополе Латур-Мобур подвигал султана идти через Дунай и если не добить Кутузова окончательно, так обескровить Молдавскую армию. Это позволит вернуть под османские знамена Бухарест и Яссы, вновь обрести благословенный Крым.
Султан отправлял своих чаушей к Ахмед-паше, требуя не упустить погожих летних дней для войны. Однако ж визирь опасался побед, подобных победе под Рущуком. Армию к переходу через Дунай готовил, но превосходство в силах не считал своим главным козырем.
Усыпляя бдительность Кутузова, отправил к нему парламентеров, опять-таки и для разведки, предлагал начать мирные переговоры, правда, условия этого мира были условиями победившего.
«Блистательный и благороднейший друг! – писал Михаил Илларионович Ахмед-паше. – Хотя я твердо убежден, что основа для переговоров, предложенная Хамид-эфенди, никогда не будет принята российским двором, однако, чтобы ни в чем не упрекнуть себя, я счел себя обязанным отдать ему (двору) отчет о первых конференциях, которые имели место между Хамид-эфенди и тайным советником Италийским».
Тем временем пятнадцатитысячная армия под водительством Сересского паши Исмаил-бея переправилась у Калафата вблизи Видина на левый русский берег, имея целью прорваться к Бухаресту.
Корпус генерала Засса был невелик, но пушки! Русские пушки! Артиллеристы и егеря быстро охладили огненную кровь Сересского паши. Положив тысячу воинов, Исмаил-бей откатился к Дунаю, но испытывать судьбу не стал, воротился под защиту пушек могучего Видина.
Визирь собирался использовать натиск своей второй армии для отвлечения, чтобы самому переправиться на левый берег. План провалился.
Но у Кутузова тоже появились свои трудности. Пришел приказ отправить казачьи полки в армию Багратиона, к западной границе. И это перед неминуемым переходом армии визиря через Дунай.
Михаил Илларионович исполнить приказ не поторопился. Более того, придвинул к себе девятую и пятнадцатую дивизии и наскребал, что мог. Усилил позицию отрядом генерал-майора Палена, имевшего два слабых батальона и две сотни драгун. Два батальона забрал из города Обилеши.
Собирал в кулак на правом берегу отрады сербов. Надеялся иметь до трех тысяч. Затеял хитрое дельце против Исмаил-бея. Посылая Бибикова к Зассу, объяснил задачу:
– Переправиться через Дунай генералу не удалось, баркасы не дошли до берега из-за мелей саженей тридцать всего, что ж… Пусть, отрядив сколько возможно пехоты и конницы, идет к Груе, где у нас стоят суда, купленные у видинского паши. Соединясь с сербами, произведет атаку на правый фланг Исмаил-бея. К видинскому Мулле-паше мною посланы люди, дабы нашей атаке его крепостная артиллерия не препятствовала. У меня один глаз, а воевать приходится с двумя армиями. Уравнять надобно.
Передышка в боевых действиях Кутузова радовала. Укреплял редутами свой лагерь, дабы не волновать визиря, – смотри: никуда не идем, стоим. Солдат занимал стрельбами, отработкой действий в каре.
Война требует сил и достатка в солдатском обиходе. Запасал продовольствие, пополнял склады боеприпасов, заботился об исправности оружия.
Только 9-го сентября Ахмед-паша набрался духу перейти Дунай. Его ждали против Рущука, но основные силы турок хлынули через Дунай в четырех верстах выше по течению, против местечка Слобозея.
– Молю Господа, перешло бы их на наш берег поболе! – осенял себя крестным знамением Кутузов.
Господь внял мольбе.
Плацдарм напротив Рущука обживала тридцатитысячная отборная армия – цвет Османской империи.
Ахмед-паша, почитая захват плацдарма за легко доставшуюся новую победу, приказал огораживаться валами. Но французские советники разработали операцию двойного удара: Исмаил-бей рассеивает отряд генерала Засса, Ахмед-паша, поглотив массою войска Молдавскую армию, движется в глубь страны, никем, ничем не защищенной.
Русское бездействие Ахмед-паша принимал за слабость. Старец Кутузов, видимо, радовался каждому дню, прожитому покойно. Русские, правда, все время копали землю, как кроты. И Ахмед-паша не сразу понял, что не он осаждает малочисленную армию русских, это его, великана, обложили редутами аж до берегов Дуная, справа и слева.
Происки слабейшего противника первое время мало беспокоили великого полководца империи Османов. Ждал известия о победах Исмаил-бея. Однако генерал Засс тоже времени зря не терял. Исполняя приказ Кутузова, собрал все свои силы и закрыл редутами проходы через болото, а их было три.