Страница 7 из 34
— Плечи помни, шея затекла, — подала голос Наталья, и Гордей замер, изумленно распахнув глаза, но продолжая держать ее руку.
— Чего? — неверяще переспросил он, и девушка, вздохнув, уселась прямо, недовольно на него покосившись. — Последний разум выбила из своей светлой головы?!
— Вот что ты за мужик такой, который не может даме массаж сделать? Я будто тебя попросила показать мне 149 позу Камасутры, о которой ты ничего не знаешь или знаешь, но стесняешься. Чего ломаешься, как девственница перед мажором. Все равно же дашь. Давай, работай ванильный пузан, раз уж явился.
Лицо Лаврова вытянулось, а сам он даже засопел от возмущения, отпуская руку и со скрипом стула поднимаясь на ноги. Минута и вот уже сильные пальцы легли на ее плечи, ближе к основанию шеи, принимаясь не сильно сжимать.
— Так?
— Да… Хорошо. Вот можешь, когда захочешь. Сильнее! — пальцы крепче сжались и переместились на шею, обхватывая, будто в попытке задушить. — Удавить меня вздумал, стрелочник? — поинтересовалась Наташа, попытавшись повернуть голову вбок, но мужские пальцы не дали ей этого сделать, — имей в виду, подам жалобу радикальным музам в их Общество Беспредельных Желаний на харассмент с твоей стороны. Ты меня доминируешь, — фыркнула она, ощущая его дыхание на щеке. Руки Гордея обхватили ее со спины, а подбородок он устроил на плече девушки, да так, что стоило ей повернуть голову, как она бы почувствовала его легкую щетину своими губами.
— Таракан?
— Чего?
— Как там называется книга твоей бдсм-писательницы, любящей пожестче?
Наташа на минуту замолчала, раздумывая и наслаждаясь в тайне крепкими объятиями. И не потому что Гордей ей нравился, а потому что так можно снова почувствовать себя маленькой, страдающей и вечно всеми обиженной женщиной. А женщины. Как известно, любят страдать и чтобы их жалели сильные мужчины. Даже такие убогие, как Лавров.
— Нижняя миледи для верхнего Графа, — скривилась девушка, вспоминая это убогое название. Будто ничего лучше придумать не могла. Хотя после «Огонь в твоих чреслах» эту можно считать верхом писательского искусства и широтой бескрайней фантазии Валентины.
Гордей хмыкнул и, выпрямившись, выпуская девушку их объятий, неожиданно с силой хлопнул Тараканову по плечу так, что она едва не впечаталась в сиденье своего стула и проскандировал:
— Поднимайся, Натрий хлор. Надевай свои лучшие портки, мы идем за покупками!
Наташа, в этот момент, только-только пришедшая в себя, прекратила потирать плечо и, потянувшись к кружке, так и застыла на середине пути, озадаченно обернувшись к скалящемуся купидону.
— За какими покупками? В какой еще магазин? — удивилась девушка, и Гордей хмыкнул, наклонившись к ней, двигая кокетливо бровями:
— За сценическими костюмами в секс шоп, моя радость. Давай Таракан, шевели усами. Я еще не до конца насладился твоими страданиями в качестве музы. Хочу, чтобы ты мучилась подо-о-ольше, — он как-то дьявольски расхохотался, запрокинув голову, а Наташа тяжело вздохнув, схватила чай с коньяком, пожалев, что вместо него нет бутылки коньяка в литровой таре.
Глава 5 — Ах, ах, давай, прекрасная Миледи!
Если бы кто Наташе сказал пять месяцев назад, что ей придется носиться по всей канцелярии, выискивая исторические костюмы, подходящие под роль графа и графини, стерилизованные под 18 век, она бы лично кинула в него своим договором. То, что продавалось в секс шопе тянуло на исторический элемент чуть менее, чем никак. Не считая хлыста, который они приобрели под лукавый взор продавца штучек для взрослых, больше ничего интересного там не нашлось, окромя кожаных штанов, в которых, по словам Гордея: «у него прела задница и Гордей-младший с друзьями». Платье отыскалось у муз, которые отвечали за творчество художников. Зачем оно им, Наташа особо в подробности не вдавалась, а вот чтобы натянуть корсет, пришлось прибегнуть, опять же к помощи девчонок, которые помогли, предварительно нацепив на нее пуш-ап. Ведь у героини Гадины-Валентины, была довольно пышная грудь, размера четвертого. Создать из двойки четверку мог только качественный толстый поролон.
— Выглядишь, как потасканная куртизанка, — потянул этот засранец, морщась и периодически подтягивая и одергивая свои кожаные лосины, переминаясь с ноги на ногу, смазывая волосы у зеркала изрядной долей геля для волос.
— Чтоб ты понимал в создании эффекта пухлых губ! — фыркнула Наташа, проводя толстую линию выше контура, замаскированного щедрым слоем тональника, а потом рисуя новые губы ярко-алой помадой. Еще полчаса ушло на репетицию, натягивание парика и попытку учиться дышать в туго затянутом корсете, который не давал Наташе нормально дышать.
— Вот не знаю, как бабы раньше в этом ходили, но это ж помереть. Еще и вечера целые в них плясали, — буркнула девушка, обмахиваясь рукой, стоя в лифте, дожидаясь, пока кабинета довезет их на нижний ярус.
— Видимо, они болтали поменьше, чем ты, — усмехнулся Гордей, уворачиваясь от шлепка по плечу и, погрозив ей пальцем, — но-но, помни, сегодня я твой господин!
— Сейчас как дам, господин, — огрызнулась Наташа, невольно полюбовавшись на стройное, подтянутое тело парня, с любопытством разглядывая его торс. Гордей поймал ее взгляд и улыбнулся.
— Понравился?
— Ничего особенно, — пожала плечами девушка и покосилась вновь, но уже на лук и колчан со стрелами, — нафига ты тыкалки свои взял-то? От Вальки отбиваться, если пристанет?
Гордей фыркнул, поправляя колчан на плече, проверив прицепленный к поясу хлыст.
— В прошлый раз оставил и ушел в душ, потом пяти стрел не досчитался! — он бросил на нее недовольный взгляд, — мы-то в отличии от вас живем в комнатах по трое.
— Ну, кто тебе виноват, что ты Гордея-младшего отрастил, — усмехнулась девушка ехидно и шагнула в распахнувшиеся створки лифта, открывая 2гис на ангелфоне, дабы ввести адрес места, куда им было необходимо попасть. Дурманящий порошок взяли, время как раз близилось к часу ночи, и как приличная будущая монашка — Валентина уже должна спать.
— Ну, с Богом!
— Я об этом еще пожалею… — притворно вздохнула Наташа, качая головой.
Валентина Петровна в этот вечер думала только о том, как завтра с утра пораньше приготовит опостылевшие ей до печенок овощи, стараясь перестроить свой организм под скудный рацион будущего духовного наставника, коим она желала стать. Помолившись и в очередной раз, отпустив себе грехи через церковный интернет-сайт, женщина вздохнула, обратив взор на свое усталое лицо, отразившееся в зеркале висящем, над туалетным столиком. Этот столик, одно из немногих, что она успела забрать от бывшего мужа.
«Грязная, порочная, бесчестная женщина! Я стыдился тебя, потому ушел к Юлечке!» — она все еще слышала его жестокие слова в своей голове, вспоминая как брызгал слюной Геннадий, покрываясь от ярости красными пятнами, трясся вяленьким, опавшим хозяйством. Ведь застала его Валентина аккурат во время рабочего процесса прямо на столе его кабинета генерального директора. Раскинутые длинные ноги его молодой, стройной секретарши и пыхтящий над ней драгоценный супруг, с которым Валентина прожила десять безоблачных лет, посвящая себя уюту в доме, периодически отрываясь от реальности писательством. Потому что со временем жизнь в доме стала пресной, Геннадий прекратил проявлять активность, не хотел заводить детей, ссылаясь, что еще рано, а она уходила в мир своих историй, выдумывая своим героиням горячие приключения с настоящими мужчинами. Так рано превратилось в поздно и вот уже Петровой 38, карьера менеджера средней руки давно позабыта за кастрюлями и стиранными рубашками, на лице прибавилось морщи, тело потеряло прежнюю упругость, на голове добавилось седых волос, а мир стал в миг унылым, серым и бесконечно одиноким.
Вот прям, как в монастыре. Где не будет ничего привычного для нее, только монахини и постоянные молитвы. Посвятит свою жизнь служению Бога и помощи нищим.
С этими мыслями женщина улеглась в кровать, выключив предварительно свет, в единственной спально-гостевой комнате и накрылась пуховым одеялом с головой, закрывая глаза. Сон уже почти настиг ее сознание, как послышался странный шум, а в нос попала какая-то пыль, от которой все внутри зачесалось и захотелось чихнуть. Женщина немного поерзала, потирая сонно нос, когда над ее головой раздался громогласный голос: