Страница 4 из 20
Вскоре мы оказались на юге Индии, и по пути я неожиданно попал на закрытую встречу с далай-ламой, очень странную, где мы около часа безмолвно смотрели с ним глаза в глаза, сорвав какую-то важную встречу его с монахами, которые шли на нее в Бодхи Гайю, спускаясь с Гималаев. А накануне вечером я подумал: а вот окажись завтра возможность с ним встретиться, поговорить… О чем? Может, спросить, попросить… Нет, ничего не нужно. Разве что вот так молча побыть. Как и случилось. И хотя взгляд этот до сих пор остается для меня загадкой, тогда, после встречи с тигром, все это воспринялось мной, как стакан воды после спирта.
Год спустя мы вернулись в этот же заповедник. Вот тропа, вот то место, где мы столкнулись с ним… Казалось, из жизни это уже ничто не вынет. Вынет. Память вынула. Чем? Словами. Что осталось? Ряженые воспоминанья. И чувство такое, что главное происходит не здесь, а где-то высоко над тобой, где никого нет, но кто-то вглядывается в тебя и пишет.
Ночь со слонами
Бытует расхожее (наше) представление, что встреча со слоном, мол, не так страшна, как, скажем, с тигром. Любой индус скажет: нет ничего опасней встречи со слоном. Особенно, одиноким, в период гона, когда у него взгляд заволочен от слез, и весь он на нерве. Или встреча со стадом, где самки с детенышами. В отличие от столкновений с другими животными, вариантов спастись, если слон начинает тебя преследовать, – нет. И еще – о расхожих ошибках, типа «гремит как слон в посудной лавке». Они движутся в густых зарослях бесшумней бабочки и могут стоять в нескольких шагах от тебя в этих зарослях – незамеченные. Атака молниеносна: 60 км в час – с места. И втаптывают. Или берут хоботом, придавливают ногой к земле и рвут, как ветку.
Столкновений со слонами у нас было несколько. Я расскажу об одном. Заповедник Раджаджи, верховье Ганга, холмы, лес, один из притоков реки. Мы ходим дважды – до рассвета и на закате. Вылазки нелегальные, прячемся в зарослях, заслышав патрульную машину егерей, но это бывает нечасто. Песок у реки весь испещрен следами леопардов, тигров, оленей. Кучи свежего слоновьего помета. К тому времени опыта ночевок в джунглях у нас еще не было. Мы высмотрели на другом берегу реки небольшую пещерку, прорытую в песчаном обрыве. Кто-то сказал нам, что там жил отшельник, но давно его не видать. И вот в один из дней мы решились переправиться через реку и там заночевать. Переправа через этот бурный поток, волочивший по дну камни, заняла времени больше, чем ожидали. Перебрались, когда начало темнеть. Идем вдоль берега: справа река, слева высокий обрыв, между ними узкая полоска кромки. Луна взошла. Вдруг видим: впереди, за рекой какие-то тени, у самой воды. Приглядываемся: стадо слонов, большое, уже входят в реку. Если, перейдя ее, они повернут в нашу сторону (а только в нашу и повернут – это слоновья тропа, нахоженная ими веками, и мы это знаем, а они редко меняют свою тропу), то жизни у нас осталось минут на пять-семь. И деться некуда, и не разминуться. И проскочить вперед – с рюкзаками, во тьме, по завалам камней – не успеем. Дальше все происходит безотчетно, опережая разум, во всяком случае, мой. Сбрасываю рюкзак, говорю Зое: разводи костер, быстро! И бегу вперед, к ним, становлюсь напротив их переправы, а они уже вошли в реку – слонихи с детенышами, а самец стоит на том берегу у самой кромки, и луна выглянула, освещает его, огромного, с бивнями до воды. Расстояние между нами – метров пятьдесят. И тут я, неожиданно для себя, начинаю кричать, то есть выкрикивать какие-то фонетические глоссы, какую-то тарабарщину, типа – как там у Афанасия Никитина: олло худо, олло акь, олло ты, олло кармиелло, худосеньсень… Мол, я, имярек, человек, существо, небожитель, с этим вот голосом, жизнью, здесь, уж такой как есть… И он вдруг подымает хобот в мою сторону, как бы считывая меня, сканируя, и начинает трубить и бить по воде им. Я кричу – пауза – он трубит, чередуемся: я, он… И стихло, луна скрылась. Оглянулся: там, вдали огонек – вспыхнет, гаснет… Ну вот и все, думаю, вот они, рядом, сейчас обовьют хоботом, порвут, как ветку, и дальше пойдут – на стихнувший огонек. Мы ж для них в этой тьме, как на ладони. И вдруг чувствую – отпускает. Это напряжение воздуха, сковавшее меня, как бы спадает, отпускает. Луна выглянула, осветив реку: никого. Значит, он, отец, остановил стадо на полпути, оставил нам жизнь, и они повернули вверх по течению. Возвращаюсь к Зое, подхожу: в ссадинах вся, царапинах, темные следы от слез, утертых, размазанных. Обнял ее, стоим, прижавшись друг к другу. Шепчет в плечо:…трава и камни… не из чего разжечь, и зажигалку выронила… И дрожит. И так от нее светло на сердце, что и сам дрожу. Развел костер, сидим, смотрим в него, тихо так, и реки не слышно. Огнем и словом, – говорит, – спаслись.
Аборигены
За долгие месяцы наших с Зойкой странствий по индийской глубинке и джунглям это был не первый опыт встречи с аборигенами.
Но вначале – о том, как мы там оказались. Наш индийский друг Джаянт, ткнув пальцем в карту, сказал: «Вот здесь даже из вагона не выходите, однажды я проезжал эту станцию, хотел на перрон выйти, чуть размяться, так меня ружьями назад затолкали… И вообще, в этот штат Андра-прадеш я бы вам не советовал ехать».
Сев в поезд, через сутки мы вышли на той самой станции и, поселившись в каком-то трущобном отеле (в соседнем номере – двухметровый длиннобородый сикх в черно-красном оперении и с саблей на боку), направились искать управление лесного хозяйства. В отличие от прежних поездок, когда мы проникали «куда нельзя» втихую, через заборы (заповедники и пр.), на этот раз я запасся некоторыми бумагами (от ЮНЕСКО и др.) и весело блефовал с чиновниками, – в основном это срабатывало.
Принял нас глава департамента, мы долго и увлеченно водили с ним указками по карте края, рассказывая байки друг другу, пока он не ткнул в какую-то незримую точку на ней: «Вот здесь позавчера деревенские жители поймали и повесили на дереве самку леопарда». За что, спрашиваю. «За то, что она тренировала своего детеныша на стаде коз, выпасаемых в ближайшем лесу. Каждый день, как на уроки его водила».
К вечеру мы уже были в той деревушке. Встречала нас по звонку от этого шефа целая бригада лесников (об этих обэриутах леса и о том, как они возили нас в джунгли показывать зверей – отдельный рассказ. Похоже, в лесу они были впервые и двое суток готовились по учебникам к этому «выходу в свет», как к экзамену). Поселились мы в отдельной избушке на территории их лесничества.
В первый же вечер, когда мы с Зойкой чаевничали на веранде, из подполья выглянула змея ростом с Эдипа и такой же слепоты. Она медленно уползала, поводя головой из стороны в сторону с тихим шипеньем: «твою мать!..» Я шел рядом, пытаясь притормозить ее, палкой перегораживая путь. Она поднимала голову и смотрела в меня невидящим взглядом. Сбежались лесники и, не подходя близко, полосовали лучами фонариков меня, сидящего на корточках рядом с ней, приподнявшей голову и глядящей мне в лицо отсутствующими глазами. «Пиджера! Пиджера!», – кричали лесники. Кто это? – спрашивал я. – Ядовита? «Да, – кричали наперебой, – нет, да-нет, очень!» Я подумал, что вот это они бы и кричали, окажись в раю и полосуя фонариками то древо со змием…
Так мы и коротали дни, служанкой у нас была Бхагилакшми, а опекуном – старый цыган Рамана. На английском в округе не говорил никто. Ночью Рамана повел нас на какую-то каменоломню, в подземный храм на особую пуджу, огненную. Хранителем огня был живущий там, в этой одинокой дыре, уходящей в землю, полуголый и весь заросший, как медвежонок, садху. Зойка была в то время на третьем месяце, и Рамана сказал (то есть жестами показал), что надо бы поддержать будущее.
На следующий день лесники свозили нас к полудикому племени койя, обитавшему в лесу. Там навстречу нам вышли две сестрички, девяностолетние, в незабудочных пеньюарах.
На обратном пути мы видели сидящую у дороги (во все стороны горизонта – ни души) женщину с двухнедельным ребенком: она полоскала его в ведре с холодной водой, и, похоже, оба были счастливы.