Солнечный круг

Она закончила фрагмент, перевела дыхание – и увидела императора на галерее, в плотном кольце стражников. Он смотрел на Ирис, в его взгляде было то самое выражение, которое теперь до смерти ее пугало.

В перерыве она стала свидетелем сцены, для ее ушей не предназначенной. Тереза ледяным тоном порекомендовала императору покинуть зал, тот спокойно и властно напомнил ей, что она – всего лишь слуга трона. Тереза удалилась, не взглянув на Ирис. Стражники продолжали держать императора в кольце.

– Я пришел вас послушать, – он через силу улыбнулся Ирис. – Вы играли «Времена года» не так, как раньше. Почему?

– У вас… великолепный слух, – сказала она сухими губами. – Я рада, что вы пришли на концерт.

– Кое-кто пытался меня удержать. – Он недобро оглядел лица стражников с выпученными глазами. – Мне нельзя свободно ходить по собственному дворцу… Пошли вон! Это приказ императора!

Стражники колебались долю секунды. Потом один из них, слабое звено, отступил, и за ним попятились остальные. Ирис и император остались одни на широкой галерее – снизу доносились голоса из зала. Напротив тянулась глухая кирпичная стена. Ирис огляделась, сразу вспомнив стрелу с цыплячье-желтым оперением.

– Это может быть опасно, государь. Бунтовщики…

– Не пролезут же они прямо во дворец!

– Возможно, – она говорила по наитию, будто ступая по тонкому льду, – эти люди пытались когда-либо… связаться с вами…

Он посмотрел удивленно:

– С какой стати? Пять лет назад они хотели использовать меня как марионетку на троне. Теперь я им нужен только мертвый.

И все это ты знаешь от лорда-регента, подумала Ирис.

– Но, возможно, они еще попытаются что-то до вас донести… Представить свою точку зрения…

– Точку зрения?! – Он глянул так, что ей сделалось по-настоящему страшно. – Бунтовщики хотят отказаться от двух провинций! Это не точка зрения, это измена, за которую следует варить заживо! Вы… да вы просто…

Он хотел сказать «дура» или даже «предательница».

– Вы ничего не знаете о нашем мире!

В конце галереи зазвучали шаги. Через плечо императора Ирис увидела лорда-регента, за его спиной толкались стражники.

Отступать ей некуда. Завтра во время урока она оставит неприметную ракушку на стеллаже в комнате для занятий. Император обязательно найдет ее и захочет прослушать незнакомую запись. Что он сделает потом?

Он пойдет к лорду-регенту. Тогда Ирис изобличат, схватят и обвинят… В чем, в шпионаже? Она, конечно же, расскажет все как есть, но к этому времени Лора с детьми будет в безопасности… наверное.

Лицо императора, когда он произнес слово «измена», стояло у нее перед глазами. Бунтовщики зря надеются, что он способен прислушаться к каким-то их доводам. Император полностью под влиянием лорда-регента… Зачем Ирис знать историю бунта, зачем вникать, ведь она всегда избегала политики?!

«Отказаться от двух провинций». Для Ирис это ничего не значит. Но ради своей правды люди готовы варить противников в котлах – и быть сваренными.

Ее пальцы бегали по завитку свирели. На страшной глубине, куда не дотянется ни один ныряльщик, жила улитка и сто лет росла вместе со своей ракушкой, а потом умерла. И пустую раковину подняли на свет, выжгли кислотой поверхность, отполировали устье и прорезали клапаны на месте хитиновых игл. Смерть улитки получила новый смысл – она звучит.

Что будет с моей свирелью? – подумала Ирис с внезапным страхом. Когда меня казнят… Смогут ли эти люди понять, насколько драгоценна именно эта ракушка и насколько она хрупка? Раз, швырнуть в раздражении о стену – и звука нет. Одной трещины достаточно.

Может быть, заговорщики подобрали верный подход к юному императору? Они далеко не глупы… нашли ведь они слова для Ирис, ту ниточку, которая обязательно сработает, если за нее дернуть. Есть ли у мальчика такая ниточка? Память о родителях? Еще что-то?

Тогда он не побежит к лорду-регенту. Тот не устроит расследование. Ирис останется гостьей, а не пленницей в этом дворце и через месяц, как договорено, уедет домой, встретится с Лорой и обнимет племянников…

«Завтра, – сказала себе Ирис. – Я оставлю ракушку с записью на полке в комнате для занятий. Лора бы сделала для меня то же самое».

Он сыграл гамму от начала и до конца, без фальши. Пальцы подергивались, в движениях не было плавности, но… Что же он, тренировался без отдыха – вчера, позавчера, ночами?!

– Просто не понимаю, как это возможно, – сказала она честно. – Научиться играть гамму за два дня – не в человеческих силах.

– Вы мне льстите, – сказал он сухо.

Яд между ними никуда не делся, но она видела, что ее оценка ему приятна.

– Я правда ничего не знаю о вашем мире, – сказала она после паузы. – Прошу простить меня, если чем-то нечаянно вас оскорбила, государь.

– Меня зовут Ференц.

– Я знаю.

– Ну так и зовите меня Ференц… Вы не можете меня оскорбить. Я… в самом деле много занимался эти дни. И ночи. Чтобы камердинер не донес Эрно, я тренировался без звука… перебирал пальцами, задержав дыхание, на ощупь. Я хочу научиться играть… до того, как вы уедете.

– Торопливость вредит искусству, – сказала она слишком сухо и назидательно. И, чтобы исправить впечатление, улыбнулась: – Когда-нибудь мы сыграем вместе.

– Когда-нибудь, – сказал он почти по-стариковски, с глубокой горечью. – Я расскажу вам о нашем мире… чтобы вы поняли. Вы помните, что мои родители погибли во время бунта?

– Как я могу забыть!

– Но вы не знаете, почему они погибли. Отец согласился включить бунтовщиков в правительство, созвать так называемое народное собрание, дать двум провинциям автономию – Кремню и Счастливому Острову. Он предал империю, поставил нашу родину на грань катастрофы.

– Но бунтовщики, – проговорила Ирис, – не поверили ему и потому убили?

– Кто сказал, что его убили бунтовщики?! Его убил Эрно, своими руками, чтобы не позорить его прикосновением палача.

Ирис молчала. В ее ушах нарастал звон, как от далекого камертона. Император смотрел на нее, играя желваками, и она не могла отвести взгляда.

– А он знает, что вы знаете? – хрипло спросила Ирис.

– Он сам мне сказал. Когда я подрос немного.

– И…

– Он убил моего отца, спасая его честь и родину. Другой выход означал бы позор и гибель Каменного Леса. Такое было время. Сейчас все изменилось – мне можно быть добрым, потому что Эрно спас страну. Мне можно быть милосердным, потому что Эрно никого не жалеет, он и меня убил бы, если бы я стал предателем… Теперь давайте разбирать новое упражнение.

…Пока император, зажмурившись, пытался извлечь из свирели чистый, не сиплый, не резкий, не дрожащий звук, Ирис потихоньку вынула ракушку из сумки и положила на полку к остальной коллекции.

Ракушка улеглась там на первый взгляд незаметно – но, бросив на нее второй взгляд, император обязательно заинтересуется. А если и нет – это уже не забота Ирис. Она исполнила, что ей велели.

– Завтра я сыграю гамму вперед и назад, с закрытыми глазами, – пообещал император.

И не сдержал слова.

– Госпожа Айрис, сегодняшнего урока не будет.

Алекс остановился на пороге комнаты, и был он непривычно мрачен.

– Но почему? – вырвалось у Ирис.

– Император плохо себя чувствует.

– Что с ним? Он болен?!

– Урока не будет, – повторил Алекс. – Пожалуйста, оставайтесь в своей комнате. Лорд-регент, возможно, захочет задать вам несколько вопросов.

– О чем?!

Алекс ушел.

Она захотела выйти на балкон, но дверь оказалась запертой на ключ. Кто ее запер, горничная?! Ирис прошлась по комнате. Что с императором, что с ним могло случиться? Не от того ведь, что он прослушал эту ракушку?!

Входная дверь снова распахнулась – без стука, чего никогда не бывало прежде. Если прежде Алекс был мрачен – теперь он был потрясен и не мог взять себя в руки.

– Госпожа Айрис, идемте… Я получил распоряжение относительно вас. Пожалуйста, возьмите свирель и все ваши ракушки…