Страница 20 из 24
Глава четвертая
Август – декабрь 1986 г.
– Ваш возраст?
– Двадцать один год.
– Откуда приехали?
– Из Советского Союза.
– Из какого города?
– Город Нальчик.
– Нальчик… это где?
– Это на Северном Кавказе.
– Ага. Были ли или есть у вас в семье люди, которые страдали какими-либо психическими дисфункциями?
– Нет.
– Были ли вы когда-либо госпитализированы в связи с психическими расстройствами?
– Нет.
– Обращались ли вы за помощью психотерапевта или психолога раньше?
– Да.
– Когда?
– В первый раз, это было в Союзе. Мне было тогда тринадцать лет.
Моя новая докторша – американка. С горем пополам, кое-как, на примитивнейшем языке я умею объясниться с ней. Замечаю, что какой никакой – а дар речи явился, скрипя своей ржавой колесницей.
Первая реакция от общения с ней – раздражение. За то, что она заново, по кругу задает все те же вопросы, что и Моисей задавал. За то, что она, в общем-то, далеко не Моисей. Тот был родной, близкий, понимающий человек. Эта же все говорила и спрашивала невпопад. Она раздражала меня всем. Не понимала меня. Однако она принимала медикейд,[22] и я добросовестно посещала ее. Мы беседовали. Уровень моей подготовки был уже значительно выше, благодаря тому опыту, который я приобрела от общения с Моисеем.
– Почему же полная сил и энергии молодая девушка сидит целые дни дома и ничего не делает?
– Это хороший вопрос. Если бы вы знали, как я от этого мучаюсь!
– Вас это мучает.
– Очень мучает. Очень! Но что же я могу поделать?!
– Встать, пойти в колледж, закончить его. Потом пойти работать по выбранной профессии.
– Как это просто для вас!
– Что в этом не просто для вас?
– Профессия – это не всегда ремесло. Я могу быть только писателем. Это не профессия. Это призвание. От рождения. От Бога.
– Что же вам мешает? Будьте писателем!
– Данный Богом талант, тоже нуждается в пище. Самого большого гения, если посадить в изолированную квартиру, как меня, он загнется.
– Вы считаете себя большим гением?
– Я это еще должна доказать миру. Я понимаю. Но, что же мне делать, если я знаю, что могу написать гениальные произведения? Я знаю, что смогу! Вот вы знаете о себе, что вы – психолог?
– А вы знаете, что вы гений.
– Гений – не гений, а классные произведения написать смогу. Я точно знаю.
– Что же вам мешает? Докажите миру. Напишите.
– Что-то мне мешает. В том-то и все дело. Потому я и пришла к вам.
– Что-то мешает… А на какие деньги вы существуете? Как живете?
– О, я очень неприхотлива. Я получаю от государства восьмую программу[23] и фудстемпы.[24] Это главное: крыша над головой и кусок хлеба есть, а на мелкие расходы я сама зарабатываю. Месяц в году побегаешь официанткой – год целый тратишь. Мне много не нужно.
– Значит, деньги вам не очень нужны…
– Да, они мне совсем не нужны! Я их презираю.
– Вы хотите создать гениальные произведения.
– Это – да.
– Но вам что-то мешает.
– Мне всегда казалось, что я завишу полностью от своей воли, от своего таланта и ума. Теперь я вижу, что это мне только казалось. Мой ум, моя воля, мой талант – все подчинено какой-то другой силе. Эта сила способна полностью парализовать меня. Нейтрализовать все мои незаурядные качества.
– Как вы думаете, что это? Что парализует вас?
Думаю.
– Скажите первое, что придет вам на ум.
– Окружающая меня среда… Условия, в которых я оказалась… Оказывается, это может здорово влиять на меня! Еще как влиять! Мой талант может быть развит, а может быть задушен. Это, как зерно. Положи его в стакан без воды и солнца, оно умрет. А посади в нужную почву, может получиться густое, развесистое дерево, так что и грузовика не хватит, чтобы уложить все плоды.
– Вас посадили в стакан. Вам не хватает солнца и воды.
– Да.
– А конкретно?
Думаю.
– В чем заключается отсутствие пищи? Что для вашего развития «солнце»?
– «Солнце» – это вдохновение! Здесь я не то что не чувствую вдохновения, но, наоборот, я испытываю анти-вдохновение. Быть писателем – здесь стыдно. Это совершенно никому не нужно. Здесь нет лидеров, которые могли бы служить для меня примером, источником вдохновения. Как в России, например.
– А кто в России был вашим лидером?
– Ой, да любой из наших писателей или даже бардов!
– Ну, например?
– Высоцкий, например.
– Кто это такой Высоцкий?
Я посмотрела на американку, и хоть умом я, конечно, понимала, что американке можно простить, что она не знает, кто такой Высоцкий, она как авторитет сразу умерла для меня. Человек, который не знал, кто такой Высоцкий, был для меня не человек, а непонятный организм, для которого, должно быть, и я была инфузорией.
– Высоцкий это один из наших выдающихся бардов.
– Вы бы хотели, чтобы вас тоже так почитали и любили?
– А зачем же писать гениальные произведения, если они никому не нужны? Для себя самой? Конечно, любовь людей, это та награда, ради которой ты стараешься. А если я вижу, что даже на такого, как Толстой, здесь всем наплевать, то у меня пропадает всякая охота для этих людей что-то делать.
– Значит, «солнце» для вашего развития – это вдохновение. А вдохновение – это потенциальная награда за плоды вашего труда в виде любви людей. Всеобщего признания. Правильно я вас поняла?
– …Ну… да…
– Почему так неуверенно?
– Мне самой удивительно, что так получается. Но, выходит, что так…
– Как так?
– Любовь людей – это главный стимул. Создать какое-либо достойное произведение – это большой труд. Даже имея талант, это все равно большой долгий путь. Чтобы его пройти, я должна видеть в конце пути награду. Признание людей. Любовь людей. Все правильно, это главная награда. Не вижу награды, пропадает стимул работать.
– Я не согласна с вами, что здесь писатели никому не нужны. У нас есть свои писатели, их тоже любят…
– Кто?!!!
– Кто – писатели? Или – кто любит?
– Кто – любит, разумеется. Уж кто писатели, я, слава богу, знаю. Когда я училась в колледже, среди студентов почти никто не читал Хемингуэя! Они не знают даже, кто такой Драйзер! И это ведь в колледже! Представляю себе, что знают остальные. По телевизору показывают постоянно миллионеров как героев дня. Дональд Трамп у них самый уважаемый и почитаемый человек!
– А почему нельзя уважать Дональда Трампа?
– Недоумение. А кто он такой? Что он сделал? Он просто-напросто богатый человек. За это его уважать?
– Значит, кроме Толстого и Хемингуэя, никого уважать не стоит?
– Ну, я не говорила так…
– О’кей, кроме всех известных писателей.
– Все, что я говорю, что в Советском Союзе самые уважаемые люди – это писатели, поэты, режиссеры, словом, творческие люди. В Америке творческие люди никому не нужны, а уважают бизнесменов и миллионеров.
– Что плохого в том, что уважают миллионеров?
– То, что серьезных людей не понимают, не знают и знать не хотят.
– А миллионеры – люди несерьезные?
– Мне с вами трудно разговаривать.
– Ну почему же, мы ищем ответы.
– Вот еще, пример. В Союзе розовая мечта любого молодого человека или девушки – завоевать приз на каком-то творческом конкурсе. Пальмовая ветвь на Каннском кинофестивале – высшая награда для любого сценариста или режиссера. Здесь розовая мечта – берег моря на Багамских островах, экзотический напиток в руке, официант, подающий тебе экстравагантное блюдо. Вот твой успех. Добиться каких-то меркантильных радостей.
– Что это значит для вас?
– Это значит, я никогда не смогу стать уважаемым человеком в этой стране. Потому что среди того, что они здесь уважают, нет места ничему интеллектуальному и творческому.
22
Врачам, принимающим оплату от государственной мед. страховки Medicaid, не нужно платить.
23
Государственная помощь малоимущим, беженцам или матерям-одиночкам, оплачивается около пяти шестых стоимости квартирной платы.
24
Купоны, выдаваемые государством малоимущим, беженцам или матерям-одиночкам, на которые можно покупать еду.