Я не продаюсь

Я стою в галерее второго этажа, прислонившись к стене, чтобы не было видно гостям и напряжённо вслушиваюсь в гомон десятка голосов. Руки дрожат, так что приходится соединять их в замок за спиной. А я подсознательно жду скандала, что вот-вот устроит Элизабет де Рэйн – невеста Эрика. Не знаю, что с ним сейчас. Генри отправил меня в дом практически сразу, обронив тихо:

– Я обо всём позабочусь, Мила.

Прозвучало довольно двусмысленно. Позабочусь, то есть поговорю с его невестой? Или спрячу труп?

При мысли об этом нервный смех срывается с губ. И я на миг прикрываю глаза, поражаясь собственному спокойствию. Впрочем, Эрик, кажется, был жив. Да и не возможно же убить человека одним ударом? Особенно, если ты не профессиональный боец. Нет. Всё наверняка хорошо.

И тут же усмехаюсь. Неужели я переживаю из-за Генри? И понимаю – да. Переживаю. Потому что как бы мне не была неприятна его настойчивость и упрямство, наглая самоуверенность, но он пришёл на помощь, и за это я благодарно ему.

Однако время идёт, но ничего не происходит. И от этого я завожу сильнее. Или дело не только в этом? С минуты на минуту Генри скажет о помолвке, и я должна буду спуститься вниз. Перейду свой Рубикон. Впрочем, кажется, я перешла его ещё вчера, когда изучала брачный договор. А менять решения я не привыкла.

Я так глубоко погружаюсь в мысли, что не сразу замечаю воцарившуюся тишину. Нервно сглатываю, прислушиваясь, но сердце бьётся слишком громко. Наверное, поэтому не слышу его шагов, лишь вздрагиваю, когда вижу Генри, стоящего на лестнице. Он напряжённо вглядывается в моё лицо и протягивает на раскрытой ладони мерцающую алую розу. А ведь это я должна была спуститься после его объявления и взять или отвергнуть цветок. Тем самым как бы принимая предложение или отказывая ему. И при этом не важно, какой это цветок – роза, лилия, тюльпан или хризантема – важен лишь цвет. С помощью его жених как бы говорит о своих чувствах. Обычно принято дарить что-то белое, знак чистой любви и невинности. В то время как красный означает любовь и страсть. И если во второе я могу поверить, то в первое – нет.

И всё же, вместо того, чтобы сразу взять розу, я невольно смотрю на его губу и скулу, но не вижу и следа от полученного им удара. Вздрагиваю, когда слышу незнакомый мужской голос:

– Кажется, она всё-таки сбежала от тебя, дружище!

И только сейчас понимаю, почему Генри так смотрит. С трудом отлипаю от стены и шагаю навстречу, послушно забирая цветок. И он тут же рассыпается снопом искр, опадая на наши ладони. И там, где касается кожи, проступает особая магическая руна – причудливое сплетение линий, символизирующее слияние женского и мужского начал.

Вот теперь точно всё. Потому что избавиться от этой руны будет непросто.

Вздыхаю и вкладываю ладонь во всё ещё протянутую им руку. Он тут же сжимает её, поглаживает большим пальцем тыльную сторону.

– Всё будет хорошо, – говорит так тихо, что я еле слышу.

Только вот я бы поспорила с ним, но сейчас явно не слишком подходящее для этого время.

Он поворачивается к гостям, поднимает наши сплетённые и мерцающие ладони вверх, и объявляет громко:

– Итак, дамы и господа, позвольте представить вам мою невесту – Камиллу Фэйрис!

Хотя всем итак должно быт видно, что я согласилась.

Зал внизу взрывается громом аплодисментов. Это тоже дань древней традиции, ставшая условностью. Так раньше окружение жениха показывало, что принимает и ободряет его выбор. Сейчас же аплодируют всегда.

Я тоже поворачиваюсь, скольжу взглядом по разномастной толпе внизу, ища знакомые лица. Вижу его родителей и Сьюзи у подножия лестницы. А рядом с ним незнакомого высокого блондина, который тут же подмигивает мне. И я почти на сто процентов уверена, что кричал «дружище» именно он.

Генри медленно шагает вниз, увлекая меня за собой, а когда мы ступаем на пол, раздаётся музыка. Наш первый танец. Знаю, что во многих странах он происходит уже после самой церемонии, но у нас принято иначе. И на самом деле он очень важен. Считается, что если по каким-то причинам его прервут, то дальнейшая супружеская жизнь будет неудачной. Глупость, конечно. Но я никогда не понимала, как можно верить, что твоя судьба может зависеть от какого-то танца?

Генри привлекает меня ближе и закидывает мои руки себе на шею. Одна его ладонь ложится мне на спину, а вторая – на талию. И я удивлённо приподнимаю брови, потому что не помню таких позиций в танце.

– Я совершенно не умею танцевать, – признаётся он тихо. – Так что придётся импровизировать.

Вокруг слышится тихое перешёптывание. Кажется, удивилась не только я. И всё же…

– Не думала, что вы что-то не умеете, – говорю также тихо, позволяя ему вести.

Как только мы начнём, следом должны будут пойти другие пары. Обычно кто-то из родственников или друзей, но я не уверена, что его родители и друг знают об этом.

– Всё уметь невозможно, Мила, – улыбается он в ответ, привлекая меня ещё ближе. – Но я думаю, невеста меня научит.

Он улыбается так самодовольно, что я не задумываясь отвечаю:

– Нет.

Не знаю, что он там себе придумал. Может быть, уже решил, что теперь я всегда буду послушной и кроткой, словно овечка. Только в этом случае его ждёт большой и очень неприятный сюрприз.

Он хмурится лишь на мгновенье, а затем склоняется к моему лицу, выдыхая:

– Опять упрямитесь?

Его ладонь скользит по моей спине ниже. И я напрягаюсь, упираюсь руками в его в грудь и пытаюсь тем самым увеличить дистанцию. Знаю, что скоро свадьба, а там и первая брачная ночь. И остальные ночи. Но это потом, а пока не хочу, чтобы он касался меня лишний раз.

– Уберите руку, – шепчу зло. – Вы ведёте себя неподобающе джентльмену.