Авантюристы. Книга 2

– Мишка вынул ведомость и, вписав в нее фамилию Кулибина, сунул ему авторучку, которую тот машинально взял и, не задумываясь поставил подпись напротив суммы и фамилии. Протестовать Иван Петрович не стал по трем причинам. Выплачивались средства за конкретное все же приобретение, выплаты обосновывались и производились официально, ну и ручка, которую он держал в руке, произвела на него ошеломляющее впечатление. Он даже царапнул ей по листу ватмана и оставшийся след его удивил. Иван Петрович мазнул по нему пальцем и, испачкав его чернилами, удовлетворенно крякнул. Повертев перед собой ручку, раскрутил колпачки, разобрался в поршневом механизме и принялся разглядывать металлическое перо.

– Это тоже Торговый дом выпускает?– спросил он наконец.

– Нет, но намерены освоить,– Мишка положил на стол две перьевые ручки.– Вот образец с вечным пером. Это упрощенный вариант. Разумеется, что та, что у вас в руках – это переносная. Для записей в дороге и даже в движении. Удобно. Не правда ли?

– Мишка протянул Кулибину колпачок с зажимом. – Прошу – это презент от Торгового Дома " Руковишников и К". Примите.

– Премного благодарен,– обрадовался Кулибин.– Не знаю чем и отдариться?

– Да что вы, Иван Петрович, какие «отдарки»? Пироги славные какие печет ваша супруга. Мы заявились, и запасы ваши сократили. Неудобства причинили. Примите как извинение.

– Гость в дом – Бог в дом,– возразил Кулибин.– Оставайтесь, погостите недельку. Дом большой. Гостевые пустуют. А мы гостям завсегда рады. Вон Димша от Аннушки вашей не отходит, как репей к юбке прилип. С отопительной системой моей ознакомлю. Сам ее сочинил. Печурка одна протапливает все и дров при этом минимум расходывается. Тут вам я доложу, что главное… Прошу прощения увлекся,– спохватился Иван Петрович.

– Ну, что вы – очень интересно. Печное отопление, конечно же, со временем будет повсеместно заменено на паровое и водяное. У вас дымовое, надо полагать со сложной системой дымоотводов?

– Верно. Значит – остаетесь?– подмигнул Кулибин.

– Авдотья Васильевна если не против.

– Да как же она может быть против?– Кулибин опять весело подмигнул.– Сидим тут как тараканы за печкой. Да она рада радешенька будет. Из Москвы. Там ведь, в нонешнем году, царя – батюшку на престол помазали. Вот уж душеньку отведет расспросами.

В Нижнем Новгороде задержались на три дня, сдружившись с семейством изобретателя навсегда. Человек с бесхитростной душой, он радовался новым знакомым, оказавшимся близкими ему по духу людьми, как ребенок. Даже принадлежность их к новообрядческой церкви не смутило, а только раззадорило.

Иван Петрович прекрасно понимал, в отличие от многих современников, что раскола внутрицерковного по сути нет. Есть причины, которые сподвигли власть имущих спровоцировать искусственно это явление, чтобы разодрать верующую паству на две противоборствующие половины и отвлечь людей от секуляризации собственности церковной, в пользу казны. Царь Петр воевал и строил флот. На это ему нужны были средства. Результат – секуляризация и раскол.

– Пожалуй, более чем Петр-I-й, только матушка-императрица над церковью православной надругалась,– вздохнул он, когда разговор зашел о расколе и раскольниках.

– Раскольники-то истинные – это Петр, да Екатерина Великие. Церковь задумавшие в коллегию превратить и использовать, как инструмент в управлении государством. Не самый главный, но самый покорный. Отсюда и переписка текстов Библейских и обрядность измененная. Трехперстие заместо двуперстия. Эдакими мелочами умно паству разделили. Одним лишь тем, что повелели без пояснений, как скоту безропотному. Нынче двумя перстами крестились, завтра велено тремя, а послезавтра прикажем, так и кулаком закреститесь, али ногой левой. Народ, понятно, воспротивился. А им это только и нужно. И вот уж поделили народ на правых и виноватых.

– Верно мыслишь, Петрович,– согласился Силиверстович, который «закорешился» с Кулибиным крепче остальных и находил в нем приятного собеседника, копаясь в часовых механизмах с изобретателем дни напролет.– Павел, говорят, тягло слегка уже отпустил. Монастырям имущество возвращают уже.

– Дай то Бог,– перекрестился Иван Петрович двумя перстами.

– А как же вы причащаетесь, Иван Петрович, ведь у вас и батюшек-то нет? Расстриги только службу знающие.

– На Волю Господа отнесли. Дерзаем, обряд совершая, что по вере нашей даст нам. Отринули нас от Церкви видимой, но есть ведь еще и не видимая. От нее ни кто окромя самого Господа не отлучит. В чем разногласие у нас с Ним? Нет. Али символ Веры не признаем с животворящей Троицей? Коли прознали бы наши иерархи что в дикой Африке, али Австралии есть племя, которое черней лицами сапога, но в Христа по нашему обычаю верует, только крестится, скажем большим пальцем левой руки. Разве они эту мелочь обрядовую заметят? Возрадуются и братьями во Христе назовут. Отчего же нас гонят? «За единый Аз». Им он докука, нам муки Христовы. Ни одного гвоздка из распятия вытащить не позволить. Вот она правда, за которую старообрядство. Мы каб, не встали, то где бы остановились в секуляризации той? То, что видим, не вопреки нам, а благодаря.

Смирись мы, и Антихриста посадят на алтарь. Задумались и отступились. А Тело Христово расчленить нельзя. Раскол в умах чиновников, а в сердцах верующих согласие. Ты вот в Никонианстве – я в староотеческой. О чем нам спорить? В чем несогласие? Разве у нас Господь разный на исповедании?

– Христос один – пастыри разные,– вздохнул Силиверстович, завинчивая крепежную планку на ходиках с кукушкой.

– Кровавыми слезами пастве сие отольется. Падение нравов повсеместное наблюдаю. Винопитие, табакокурение за обыкновенность уже воспринимается,– Силиверстович, не курящий из уважения к хозяевам уже третий день, закашлялся.

– Вот, вот. Какова привычка-то акаянная. Уже воздуху не хватает. Раздирает легкие чистый воздух, а табачный дух сладок делается. Ты, Силиверстович, дыми, коль приучился. Я ведь с первого дня понял, что мучаешься. Сергей-то Алексеевич, тот по молодости-то деликатностью такой не стеснен и прятаться не стал, а ты, видать, хотел справиться с собой. А это, брат ты мой, гордыня в чистом виде. Не борзись, преодолеть, положись на Бога.

– Ну, ты, Иван Петрович, прямо и уличил, и обличил, и ущучил. Я ведь молодым к этому зелью пристрастился. Жизнь не сахар. Осиротел рано. Война, опять же. А у солдата, что за радость на службе? Табачком побаловаться. А вот три дня не курю и дышится легче с каждым днем. Может, и преодолею привычку эту. Бог даст.

– Я тебя в молитвослов впишу и просить Господа буду, чтобы пособил,– Кулибин подмигнул Силиверстовичу озорно глазом.– У нас с Ним взаимопонимание в этом вопросе.

– А у меня, значит, нет?– встрепенулся Силиверстович.

– Недопонимание с твоей стороны, братец.

Глава 3

Кулибин Иван Петрович приехал, как и обещал, в начале февраля и Силиверстович, бросив все свои дела, таскал его по всем предприятиям принадлежащим Торговому Дому.

Кулибин ахал и лез во все щели. В спичечном цеху он проторчал весь день, доведя до нервного срыва начальствующих в нем. Сначала расспросами, потом замечаниями и непосредственным вмешательством в процесс изготовления продукции. Разобрал лущильный станок, собрал его по-своему и тот завертелся без, привычного уже всем, скрежета.

– Ну, Петрович, ты прямо насквозь видишь. Я сто раз мимо прошел и думал, что так и надо. А начальники теперь как будут узнавать, что процесс идет? Зад толстый отрывать придется от стула и из конторки высовываться,– посочувствовал Силиверстович начальнику цеха с мастерами. – А соседи окрестные? Подумают, что производство остановилось спичек. Слух по Москве распустят, а значит, в ближайший месяц спрос повышенный следует ожидать. Пятнадцать минут поработал, а прибыли Торговому дому тысяч десять принес. Цену ты себе не знаешь. Я бы на месте потомков не вшивую плиточку поставил в Нижнем Новгороде, я бы стелу, метров сто высотой, возвел из чистого золота, ей Богу!