Via Combusta

– Ну а что ты теряешь-то, парень? – спросил усатый майор Романа, который пытался выяснить первичную конкретику про условия принятия на работу в органы. – Тебе сейчас сколько?

– Двадцать один уже.

– Ну вот. Смотри, ты крепкий, симпатичный, с высшим юридическим образованием, – продолжал разъяснительную работу майор. – Если бы у меня были такие же данные, как у тебя сейчас, я бы уже до генерала дослужился бы давно. Вот куда ты хочешь пойти устраиваться на работу со своим дипломом?

– Да много где юристы требуются. В коммерческих фирмах платят больше, чем у вас.

– Ага, жди. С твоей синей корочкой не пойми какого подмосковного филиала фиг поймёшь какого московского института тебя, прям, с руками оторвут во всех шаурмячных и чебуречных. Юристы требуются, говорит. Да тебе с этим твоим образованием разве что бумажки переносить с этажа на этаж доверят, будешь помощником-курьером у какого-нибудь юриста, в фирме твоей. А в органах, после «учебки», будешь сразу офицером. Младшим, но офицером. А это дорогого стоит. Да, может, и не самая большая зарплата у нас. Зато много льгот, большой отпуск, пенсия уже в тридцать восемь лет. Выйдешь на пенсию молодым, с огромным опытом оперативной работы за плечами, с майорскими или, если повезёт, полковничьими погонами и иди куда хочешь. Дорогого всё это стоит, дорогого, парень.

– До тридцати восьми ещё дожить надо, – не найдя в молодой голове ничего умнее, брякнул Роман.

– А так чего ж тебе и не дожить-то, мил друг?! Вон ты рослый какой, спортивный. Вредных привычек у тебя нет? Нет. Вот. В форму тебя офицерскую оденем, и заблестишь, как солнышко. Младший лейтенант, мальчик хоть куда. Все девчонки пересохнут. Да не это главное, парень. Ты человеком станешь, настоящим мужиком, а не мальчиком на побегушках, который бумажки перекладывает за гроши со стола на стол и хочет, чтобы его за это называли юристом.

– Ладно, я подумаю, – неуверенным голосом ответил молодой человек, явно сомневаясь в пропорции положительных сторон государственной службы относительно перспектив трудоустройства в коммерческих структурах.

– Думай, кто ж тебе мешает. Вот мои контакты, – и майор протянул Роману засаленную и пахнущую махоркой визитную карточку. – Как надумаешь – звони по этому телефону, – и милиционер подчеркнул на карточке один из указанных номеров. – Тебя как звать-то?

– Рома.

– Роман, значит. А папу как зовут?

– Звали, – с грустью ответил на некорректный и больной вопрос молодой человек. – Папу звали Костя.

– Извини, парень, не хотел обидеть, ей-богу. Значит, получается, ты Роман Константинович. А что, хорошо звучит. Как минимум на майора. Это я тебе, что называется, с гарантией говорю. Ладно, служба ждёт, честь имею. Жду твоего звонка, Роман Константинович, – и майор, взяв под козырёк перед бывшим студентом, направился к выходу.

Вспоминая этот судьбоносный разговор и любуясь очаровательным личиком маленькой дочки, Роман Константинович Смирнов странно улыбнулся и закрыл глаза. В сознании следователя словно выстроился мысленный мостик через реку прожитой жизни. На левом берегу, в далёком прошлом, его умозрительная опора стояла именно на этой встрече майором милиции. Правая же опора, в настоящем времени, приходилась на противоположный конец реки и стояла на хлипкой болотистой почве, проседая с каждым прожитым днём всё глубже и глубже в трясину.

А комичность этого умозрительного ландшафта, причиной которой и явилась странная улыбка, заключалась в том, что моста между двумя опорами уже не было. Моста, который Роман Константинович строил все эти годы, простыл след. Он не выдержал бурного натиска течения реки жизни. Его снесло этими мощными водами, оставив лишь печальные руины, остатки которых, вдобавок, засасывало всё глубже и глубже. Однако, панораму этих умозрительных развалин освещало и согревало солнце. Солнце, лучи и тепло которого так щедро струились с фотографии милейшей дочки. А значит, что не всё ещё потеряно. Нужно было лишь понять цель оставшейся жизни, её предназначение. И чтобы понять, как и куда идти дальше, по уже оформленному убеждению мужчины, требовалось разобраться, по каким причинам его прошлая жизнь обернулась такой катастрофой.

Глава 2.

Прим. автора: Роман Константинович Смирнов

Испытываю определенные сомнения, а стоит ли приводить в книге, в общем-то, заурядное жизнеописание одного из героев. Пожалуй, что про любого молодого человека сейчас можно написать аналогичный трактат, и ничем он примечателен не будет, а, значит, не дай бог, наведёт на читателя тоску да скуку. И сомнение моё там и кроется, в корне этого неизбежно встающего вечного вопроса: должен ли я засорять внимание читателя всякой, может быть, одному только мне и интересной, дополнительной информацией? Имею ли я такое право? А что, если я отвлеку в этот момент человека от каких-то важных размышлений или, чего доброго, развлечений? И встанет эта информация для него поперёк горла, ни к селу, ни к городу. И получится как в той крылатой уже фразе, что ни то ни сделали, ни это, не удовлетворили ничего. Ну а что, если опустить её? Просто взять и в паре строчек, коротенько преподнести да и дальше двинуться. А может, иному пытливому, типа меня, читателю именно этой информации и недостаточно будет. А я её, вроде как, утаю от него, что тоже не хорошо. Прошу простить меня покорно, но скрывать мне в этой истории уже нечего. Тайн перед читателем у меня никаких нет, не было и не будет. Сложно это для меня, секреты хранить за недомолвками. Да и героям моим, прямо беда насколько вымышленным, огласка, полагаю, не принесёт ни малейшего дискомфорта. Посему, я кое-что всё-таки описать чувствую себя обязанным. Ну а какой недовольный читатель может и пролистнуть страницу-другую.

Итак, возвращаемся к тому разговору, случившемуся между Романом Смирновым и майором милиции, пришедшим на вручение дипломов, как сейчас скажут – хантить персонал. А у разговора этого, к тому моменту, была определенная предыстория. Может быть, если бы её не было, он бы и не состоялся, разговор этот. Но история не терпит сослагательного наклонения. Разговор был. И привела к нему определённая цепочка событий.

Первое, на что стоит обратить внимание, это то обстоятельство, что Роман воспитывался с восьми лет только мамой и проживал с ней в её квартире. Отец Романа ушёл из жизни достаточно рано и внезапно, оставив в подсознании мальчика большую, ничем не занятую пустоту. Об обстоятельствах гибели отца Роман распространяться на людях не любил и лишь коротко характеризовал это случайной трагической автокатастрофой. И мы тоже не станем расписывать ту историю. С одной стороны, это, в каком-то смысле, может задеть больные воспоминания, а с другой стороны, подробности и детали нам не на столь хорошо сейчас известны. Скажем лишь то, что после гибели отца, в доме Смирновых никогда не хранился никакой вид алкоголя, без которого прекрасно обходились даже по большим праздникам. Пожалуй, что – особенно по большим праздникам.

Поэтому, когда Роман отвечал на вопрос милиционера о вредных привычках, он действительно не кривил душой. Да, Роман не курил, как не курил и его покойный отец. Роман старался не употреблять алкоголь вообще, что было очень странно на фоне его взрослеющих и рано слетавших, в этом плане, с катушек сверстников. Не то чтобы Роман чувствовал какую-то невидимую руку строгой стареющей мамы в этом вопросе. Нет, совсем нет. Просто все всё понимали в семье. Роман тоже всё прекрасно понимал и помнил, поэтому, если говорить по-простому – сторонился. Тут, кстати, и мама Романа тоже отдавала себе отчёт в том, что невозможно через давлёнку что-то запрещать или разрешать молодому человеку, у которого уже борода пробивается, только успевай брить. Тем более что каких-либо сомнений в сознательности Романа в этом плане ни у кого не возникало. И в первую очередь, у самого взрослеющего Ромы. В отличие от одноклассников, остервенело рвущихся к подростковой независимости через беспорядочное принятие любых доступных психотропных препаратов, на фоне которых алкоголь, может быть, и не выглядел как-то особенно примечательным, Роман ощущал в себе какую-то глубинную отрешённость от всего этого. Ему словно это было даром не надо. По каким-то причинам, тогда совершенно ему не ведомым, Роман чувствовал, что он как бы взрослее и словно выше всего этого. Может быть, сказывалось то обстоятельство, что роль старшего мужчины в семье Рома примерил на себя давным-давно, и для него не стояла задача казаться взрослым. Его и так в семье воспринимали как взрослого, считай с восьми аж лет.