Страница 11 из 12
Наставник, сидя под деревом на скатанной бурке, вытянул вперед затекшие ноги. Их ступни были в синих потрепанных чувяках, а икры туго обтянуты черными ноговицами, обшитыми простым кожаным шнурком. Перебирая в руках костяные четки, не шевелясь, он долго глядел на далекие горы и вдруг, задержав в пальцах очередное зерно, глухо сказал:
– Каждый человек, коли родился на свет, еще не человек. Каждая птица, которая летает, еще не орел. Однажды наш проповедник Шамиль спросил у своего слуги Магомеда Тагира аль-Карахи:
– Сколько человек живет в Дагестане?
Магомед Тагир взял книгу с переписью населения и, заглянув в нее, ответил.
– Не об этой цифре спрашиваю я! – разгневался наш имам. – Я спрашиваю о настоящих людях.
– Таких данных у меня нет, почтеннейший, – склонился до земли писарь.
И знаешь, что ответил ему Шамиль? – Занди мельком взглянул на сидевшего у его ног Дзахо и, вновь отвернувшись в сторону гор, щелкнул костяшкой на связке.
– В ближайшем бою не забудь их пересчитать, Магомед, – приказал имам.
Ты сам родился в наших горах, Дзахо, а потому слышал, у нас говорят: «Чтобы узнать настоящую цену человеку, надо спросить у «семерых»:
У беды
У радости.
У женщины.
У сабли.
У серебра.
У вина.
У него самого.52
Да, человек и свобода, человек и честь, человек и отвага сливаются в одно понятие. Горцы не представляют, что орел может быть двуликим. Такой орел, – наставник презрительно улыбнулся и сплюнул себе под ноги, – может быть только у русских свиней. Мы же таких двуликих «орлов» называем ворóнами. «Человек – это не просто название, но звание, притом звание высокое, и добиться его не просто. Посмотри, Дзахо. – Занди указал рукой рукой на сапфировый купол небес. – В нашем небе парят орлы. Правда, их много? Но ведь немало и храбрецов, сложивших голову за родную землю. В каждом орлином крике весть о подвиге, об отваге. Каждый крик – это песня битвы. Да… орлы летают высоко, – наставник трякнул крашенными в красный цвет ногтями по колену, – в то время, как другие птицы вечно суетятся и шумят возле проса. Иные из них, как только повеет холодом, изменяют Кавказу и улетают в чужие края. Орлы же, какая бы ни случилась зима, сколько бы выстрелов ни пугало их, не покинут родных высот…»53 То, что наши погибшие воины превращаются в орлов,.. я знаю, вымысел… красивая легенда. Людям хочется, Дзахо, чтобы так было. Но знаю я и другое, что одному наибу54, который вознесся в своей гордыне и славе слишком высоко, Шамиль сказал: «Даже орлы, чтобы стать людьми, спускаются на землю…» Спускайся и ты, – мюршид похлопал по плечу юношу, – со своих высот. Все люди родились здесь, на земле. Горец потому и называется горцем, что он человек гор, человек земли. А в песнях и легендах пусть люди летают… Когда в сакле рождается сын, говорят: «Циар бугеб, циар батаги. – А имя ему пусть принесет слава». Так уж повелось: имя без дела – пустой звук. Нет награды больше чем имя, нет сокровища дороже жизни. Береги это!
А теперь ответь мне! – Занди с силой сжал плечо Дзахо и колко впился взглядом в лицо аргунца, точно желая заглянуть в его душу. – Кому на руку будет твоя месть? Твоей Бици, твои родственникам, твоему аулу?! Я слышал об Ахильчиевых – смелые люди, их род воинов. Скорее всего, они рано или поздно отыщут тебя и убьют. Но даже если Аллах осветит твой путь удачей и ты убьешь их всех… что изменит это? Твоя невеста к тому времени станет седой, а ты не сможешь зачать и воспитать детей – воинов, которые так нужны нашим родным горам. Кровная месть не рождает людей. Так ответь мне – для кого на руку будет эта резня?!
Поник взором Дзахо, склонил чело перед наставником, пред которым преклонялась не одна сотня горячих голов, чье слово для них было законом.
– Теперь ты понял, кому согреет сердце твоя смерть или смерть Ахильчиевых?.. – Занди испытующе опять заглянул ему в глаза.
– Да, учитель… – смущенно пробормотал Дзахо и еще ниже опустил голову, не выдержав взгляда мюршида.
– Ты, конечно, свободен в выборе… У каждого ковра свой узор. На каждой сабле своя надпись. – Занди неторопливо провел мозолистой от шашки и узды ладонью по своему наголо выбритому бугристому черепу, по-лисьи прищурил умные, чуть навыкате глаза и добавил: – Но помни и другое: здесь, в наших хребтах и долинах, в наших снегах и горах Творцом была явлена миру колыбель человечества. Отсюда по всему свету разошлись различные племена… Здесь, закованная камнем и льдом Кавказа, хранится тайна мира, и мы – горцы – поставлены Аллахом охранять эти тайны, беречь их для наших потомков. Священный Газават55 – вот дорога в рай. А потому… рай наш под тенью сабель! И последнее. – Краснобородый гази56 страстно и жадно воззрился на юношу, словно хотел выпить из него остатки сомнения. – Пока ты будешь со мной, твои кровники не посмеют тронуть родню вашего тейпа. Не посмеют Ахильчиевы поднять руку и на тебя… потому что общая борьба с внешним врагом объединяет враждующие между собой аулы, а кровников делает братьями. Но и ты, Бехоев, если примкнешь к нам, дашь клятву, что не будет точить свой клинок о скалы на род Ахильчиевых.
Дрогнули скулы беглеца-отшельника, кровь ударила в виски, но вспомнился мирный дымок Аргуни, лица родни: дядя Халид, тетя Резеда, осиротевшие кузнец Буцус со своей старухой, верный Ахмат и Бици, маленький, только севший на коня Арби и кудрявая Дзеди – озорная сестренка Омара-Али, без колебаний отдавшего за него свою жизнь… вспомнилось и многое другое, что согнуло месть Дзахо в бараний рог.
«Если в семье рождается сын – под подушку кладут кинжал. На кинжале надпись: “У отца была рука, в которой я не дрожал, будет ли у тебя такая?”»
Дзахо посмотрел на свой кинжал – на его лезвии покоилась такая же надпись. Потом оглянулся по сторонам – его окружали суровые, сосредоточенные лица послушников-воинов.
– Богом клянусь! – кратко прозвенел в напряженной тишине его ответ краснобородому Занди.
* * *
С того дня прошло более года. За этот срок Дзахо трижды побывал в Дагестане, дважды издалека видел имама, не раз участвовал в набегах за Терек, ходил в Кабарду – страну быстроногих лошадей, корабчил57 скот, не раз скрещивая оружие с идущим по пятам врагом.
Из их последнего похода к Амир-Аджиюрту, занятому русскими, отряд Занди вышел победителем: сабли правоверного гнева обагрились кровью гяуров, а плетки храбрых джигитов угнали в Чечню целый табун лошадей неприятеля. «Аминь, – сказало солнце, освещавшее поле брани. – Аминь, – сказали и горы, – пусть в огненную пасть джаханнама 58 попадут те, кто сам на земле творил ад!»
Но не угнанные лошади русских, не серебро, не отары овец, не ковры и невольницы, прежде добытые их саблями в Табасаране вместе с аварскими воинами Хаджи-Мурата, наполняли сейчас думами отряд мюршида Занди. Все это вряд ли обрадует их вождя – великого Шамиля из Гимры. Имам с нетерпением ожидал в своей ставке от похода Занди самых свежих и самых точных вестей о дислокации русских войск, о их состоянии и намерениях.
Увы, худшие опасения Шамиля подтверждались: русские солдаты, много русских солдат Белого Царя готовились перейти бурливый Терек, усилить и укрепить разбросанные по равнинной Чечне форты и, по всему, двинуться с огнем и мечом вглубь ичкерийских лесов и гор Дагестана.
Все эти черные мысли равно кружились и в голове Дзахо, стерегущего в Качкалыкской балке вместе с пятью часовыми угнанных лошадей, но сердце его замирало в ту ночь от других настроений. Нынче, с разрешения Занди, пока их отряд не ушел далеко от Аргуна, он собирался в очередной раз навестить свой аул, увидеть родительский дом, крепко обнять любимую Бици, а главное, рассчитаться с калымом – отдать последних пять лошадей к прежним двадцати, что затребовали за невесту ненасытные Ахильчиевы.
52
Гамзатов Р. Мой Дагестан.
53
Там же.
54
Имеется в виду аварец Хаджи-Мурат; знаменитый, бесстрашный наиб Шамиля, имевший тяжелый конфликт с имамом, вынудивший его в конце концов перейти на сторону русских.
55
Газавáт (от араб. газв – набег) – война за веру. Примерно то же значение несет в себе понятие Джихáд (араб. усиление) – борьба за веру. «Джихад меча» – вооруженная борьба с неверными, павшему в которой уготовано вечное блаженство в раю. Джихад в широком смысле трактуется как приложение максимальных усилий для достижения экономической, политической, религиозной и военной мощи мусульманского мира.
56
Гази: 1) мусульманин, принимающий участие в войне за веру – газавате; 2) почетный титул отличившихся в войне за веру, стал частью титулов ряда мусульманских правителей.
57
Корабчить – захватывать, воровать, отбивать.
58
Джахáннам (араб.) – геенна, место, куда попадают после смерти неверные и грешники, одно из основных названий ада в исламе. Синонимы – «Огонь», «Пламя», «Пропасть» и т. д.