Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 16

Обилие иностранных сочинителей, историков и дипломатов при дворе Генриха VII было не просто свидетельством скудости местной научной и культурной сферы или предпочтений монарха. Унаследовав средневековую по уровню развития страну, Генрих мыслил и желал править уже как ренессансный монарх, о чем приглашенные поэты должны были возвестить миру сразу на нескольких европейских языках.

Вероятно, усвоенная с детства уверенность в превосходстве зарубежных специалистов над отечественными повлияла и на Генриха VIII. Многих поэтов и писателей, служивших еще его отцу, молодой король оставил в должности – например, Сильвестро Джильи. В период его правления жалованье иностранным музыкантам, архитекторам и живописцам составляло внушительную статью придворных расходов[30]. Двор Генриха регулярно посещали выдающиеся люди своего времени – мыслители, дипломаты, поэты. Частыми гостями в Англии были гуманист и философ Эразм Роттердамский (1469–1536), писатель Бальтассаре Кастильоне (1478–1529), автор нашумевшей «Книги о придворном» (английский перевод датируется 1561 годом).

И все же ни при первом из Тюдоров, ни при его преемнике культура в Англии не достигала таких головокружительных высот, как при Елизавете. Из ограниченной по значимости при Генрихе VII и одной из важных, но не главных при его сыне, сфера искусства и литературы в ренессансной Англии превратилась в доминирующую силу государственной политики и общественной жизни, став определяющим компонентом елизаветинской культуры.

Сама королева получила блестящее и разностороннее образование, позволявшее ей не только оценивать по достоинству произведения подданных, но и самой сочинять стихи и музицировать[31]. Она владела искусством игры на лютне и на верджинеле – разновидности клавесина. Елизавета также любила танцы и регулярно разучивала новые па, которыми удивляла гостей на балах вплоть до преклонного возраста. Когда придворные поэты и музыканты прославляли Елизавету как покровительницу искусств, живую Музу своего времени, они льстили ей лишь отчасти. При последней представительнице династии Тюдоров Ренессанс в Англии превратился из утопии в реальность.

Хотя наиболее выдающейся сферой английского Возрождения была литература, музыка этого периода ненамного уступала ей в разнообразии форм и жанров и обилии талантов. Елизаветинская эпоха была временем расцвета Королевской капеллы (Chapel Royal) – школы вокала для мальчиков, составлявших хор для придворных праздников и концертов. Юные певцы также исполняли роли в написанных специально для них пьесах. Представления Королевской капеллы носили закрытый характер и предназначались для увеселения королевы и ее свиты, при этом в число органистов и педагогов капеллы входили самые выдающиеся композиторы и исполнители своего времени – Томас Таллис (1505–1585), Уильям Берд (1539/407-1623), Джон Булл (1562–1628), Орландо Гиббонс (1583–1625), Томас Томкинс (1572–1656). Сочинения этих музыкантов, представлявших крупнейшую на тот момент школу верджиналистов, ценились столь высоко, что королева предпочитала закрывать глаза на католическое вероисповедание некоторых из них. В числе композиторов-католиков елизаветинского периода был и выдающийся лютнист, певец и сочинитель песен Джон Доулэнд (1563–1626), чья музыка пережила второе рождение в XX веке.

Королева также покровительствовала наукам и способствовала распространению образования в Англии. Отчасти это была вынужденная мера: начало Реформации, затеянной ее отцом, способствовало разрушению многовековой монополии католической церкви на образование: монастырских школ больше не было, зато началось бурное развитие светских учебных заведений.

Но самую блестящую страницу елизаветинской культуры представляли, конечно, литература и театр. Поэзия, которая была цветом елизаветинской культуры, притягивала самих блистательных сочинителей своего времени, среди которых можно было встретить как аристократов, так и выходцев из низших сословий. Однако в отношении театра неукоснительно соблюдались классовые ограничения: во времена Шекспира сочинение драм рассматривалось в первую очередь как ремесло, поэтому представителям благородных фамилий заниматься драматургией не подобало. Этот факт в немалой степени вдохновлял тех шекспироведов-антистратфордианцев, которые искали «подлинного» автора шекспировских пьес в одном из придворных аристократов. Представителю знати, пожелавшему писать для сцены, пришлось бы искать «ширму» для постановки или публикации своих произведений. Именно в качестве подставного автора и выступил, как полагают некоторые исследователи, Уилл Шекспир, полуграмотный актер из провинции, под чьим именем граф Рэтленд (или Оксфорд, или де Верр) публиковал свои произведения.

«Антидемократическая» по своей сути, антистратфор-дианская версия не принимает во внимание факт, что далеко не все выдающиеся писатели того времени были выходцами из аристократической среды, то есть случай Шекспира, сына перчаточника и внука земледельца, отнюдь не был исключительным. Отец писателя Томаса Нэша (1567–1601), возможного соавтора нескольких пьес Шекспира, был священником, как и отец Бенджамина Джонсона (воспитывал его отчим – каменщик по профессии). Соперник и соавтор Шекспира Кристофер Марло (1564–1593) родился в семье сапожника, его приятель и собрат по перу Томас Кид (1558–1594) был сыном нотариуса. Список подобных примеров весьма обширен, и он в первую очередь показывает, что в елизаветинскую эпоху даже человек невысокого происхождения, наделенный талантом и энергией и не лишенный определенной степени удачливости, мог добиться весьма высоких результатов в желаемой сфере. Не следует забывать, что еще Генрих VII начал проводить антиэлитарную политику, призванную ограничить влияние крупных феодалов в политике и общественной жизни, поощряя выходцев из более низких сословий к занятию важных государственных постов. Таким образом, при Елизавете в Лондоне сложилась необычайно плодотворная, благоприятная для одаренных и целеустремленных людей среда. Стоит ли удивляться, что Уилл Шекспир, оставив скучный Стратфорд с его четверговыми базарами и увядающую жену с тремя маленькими детьми, не преминул воспользоваться шансом, который предоставляла ему сама эпоха?

2. Totus mundus agit histrionem[32]

Превращение Лондона в театральную столицу происходило практически на глазах у Шекспира и его современников. Трудно поверить, но до середины 70-х годов ни в Лондоне, ни во всей Англии не было ни одного «стационарного» профессионального театра, то есть ни одного здания, в котором еженедельно и в соответствии с неким планом (репертуаром) ставились бы пьесы в исполнении специально обученных людей. Постоянная труппа существовала в течение долгого времени только при дворах монархов и самых богатых дворян. Генриха VII развлекал по праздникам небольшой коллектив лицедеев Lusores Regis, которые играли в основном короткие аллегорические пьесы с элементами фарса – интерлюдии[33]. Менее удачливые актеры, лишенные монаршего покровительства, были вынуждены довольствоваться для своих постановок внутренними двориками гостиниц, в провинции – зданиями местной администрации, а чаще всего – площадками под открытым небом.





На протяжении нескольких столетий труппам приходилось кочевать по городам и провинциям, выступая в праздничные и базарные дни на своей передвижной сцене (пэджент), которая служила еще и транспортом, и жилищем в дороге. Жизнь актеров была незавидной и полной лишений – власти приравнивали их к бродягам и мелким преступникам и жестоко карали за «беспутный» образ жизни; церковь неустанно обличала и предавала анафеме. Даже публика не всегда жаловала лицедеев: горожане зачастую не слишком щедро благодарили их за представления и нередко видели в бродячих актерах угрозу своему спокойствию и благополучию, так как они могли невольно способствовать распространению болезней во время эпидемий.

30

Самый известный пример любви Генриха к искусству – приглашение ко двору Ганса Гольбейна-младшего (1497–1543), выдающегося немецкого живописца. Особенную известность получили созданные Гольбейном изображения Томаса Мора, третьей супруги короля Джейн Сеймур, Эдуарда VI и портреты самого Генриха. При королеве Елизавете роль придворного живописца, хоть и неофициально, исполнял Николас Хиллиард (1547–1619), ювелир, иллюстратор, мастер миниатюры и автор многочисленных портретов королевы и ее придворных.

31

Елизавета знала древнегреческий и латынь не хуже многих университетских ученых, а также говорила на французском, испанском, итальянском, голландском и шотландском. Ее наставником был выдающийся гуманист Роджер Эшем (1515–1568), автор трактата «Школьный учитель» (1570). Вероятно, она также присутствовала на уроках своего сводного брата Эдуарда, которые вел еще один крупный ученый и педагог, филолог и переводчик, преподаватель древнегреческого языка в Кембридже Джон Чик (1514–1557). Всех трех детей Генриха с раннего возраста готовили к государственной деятельности (и управлению страной), поэтому в их учебной программе были такие дисциплины, как история, география, военное дело, основы политики, риторика.

32

Весь мир занят лицедейством (лат.).

33

Жанр интерлюдии, который был достаточно популярен в Англии XV и XVI веках, можно рассматривать как переходную форму между средневековой и ренессансной драмой. Однако художественные возможности интерлюдий, исполняемых на придворных праздниках или в домах аристократов, были весьма скудны, поэтому елизаветинская драма выросла не на почве, подготовленной этим жанром, а в борьбе с его наследием и преодолении его эстетической ограниченности. К середине XVI века, с появлением авторской, «университетской» драмы, этот жанр безнадежно устарел. Постановка «Пирама и Фисбы» мастеровыми из комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь» – забавная пародия на интерлюдию. При этом Lusores regis в обновляемом составе продолжали играть при всех Тюдорах (Генрих VIII увеличил их количество с четырех человек до восьми), пока Елизавета не распустила труппу.