Страница 2 из 18
Но самое главное, конечно, – Китай с его феноменальными результатами развития за последние примерно 30–40 лет, превращением в первую державу мира по общему объему ВВП, промышленного производства, экспорта и т. д и т. п. Набранная инерция не оставляет сомнения в том, что, допустим, через десятилетие или немногим более китайское лидерство в мире по многим решающим показателям станет самоочевидным. И кого тогда нужно будет догонять и кого брать за образец для подражания? В целом уже больше половины мирового ВВП производится в незападных экономиках. И процесс продолжается. Запад еще не полностью растерял свой имидж передовой цивилизации по общим результатам социально-экономического развития, да и накопленный потенциал еще долго будет сказываться, но он его уже очень серьезно «подмочил» по темпам и качеству развития. И вряд ли есть сомнения в том, что радикальное изменение соотношения сил в мире в пользу незападных цивилизаций станет очевидным фактом. Зачем же тогда России бежать за «хромой лошадью»?
Большинство тех, кто стоит на позиции необходимости смены российской цивилизационной идентичности, присоединения страны к Европе в цивилизационном плане, в России являются либералами-западниками. Их позиции в нашей стране достаточно серьезные, хотя на выборах они никогда не добивались заметных успехов. Но в правительственных структурах, средствах массовой информации, финансовой системе, образовании, управленческих центрах и т. п. они представлены очень широко и нередко, что называется, «командуют парадом». Особенно это касается экономического блока в правительстве, включая Центробанк, где они доминируют в течение всего существования новой России. Идеология, направления и методы социально-экономической политики в стране за прошедшие четверть века брались из либерально-монетаристского арсенала, являющегося в настоящее время олицетворением Запада, Западной цивилизации. Конечно, эти аспекты не включают в себя все основополагающие критерии цивилизации, но в экономической части – достаточно существенные.
Об итогах этого доминирования можно судить по общим результатам социально-экономического развития России за последнюю четверть века, когда либерально-монетаристский блок определял основные направления экономической политики в стране. По объему промышленного производства мы до сих пор не достигли уровня конца советского периода. Произошла реальная деиндустриализация страны. По объему сельскохозяйственного производства мы, по-видимому, пока еще также не достигли советского уровня (кстати, не очень высокого), несмотря на успехи последних лет в этой области. По объему капиталовложений в экономику – та же картина, только с еще большим отставанием. Это главные показатели результатов экономического развития в сфере материального производства любой страны. Правда, немного увеличились общие масштабы валового внутреннего продукта, примерно на 1/5, но это копеечный рост за четверть века, о котором и говорить-то стыдно. Вряд ли можно «наскрести» пяток стран в мире со столь впечатляющими негативными результатами. Я уже молчу о развитии науки и техники, где наше отставание стало еще бόльшим.
Впрочем, это не мешает сторонникам выбора западного пути развития для России утверждать, что именно наше «упрямство» и нежелание последовательно идти в рамках западной модели развития и являются главной причиной наших трудностей и проблем. Однако для большинства объективных ученых и политиков очевидно, что результаты применения в постсоветской России средств и методов социально-экономической политики, взятых из арсенала Запада, не добавляют аргументов в пользу перехода нашей страны в ареал Западной цивилизации.
По нашему мнению, в книге Ю.Ф. Година в недостаточной степени затронут один принципиальный вопрос: в какой мере решимость руководящих сил в какой-либо стране соотносится с целесообразностью изменения своей цивилизационной идентичности и переходом на другую, более эффективную, по их мнению, цивилизацию, или просто на другую, осуществима в принципе, даже если она поддерживается большинством населения и политических сил? Большинство людей инстинктивно предполагают, что подобная трансформация в этом случае вполне возможна. Главное – дружно захотеть. Позитивные примеры такого рода имеются. Но еще больше примеров отрицательных: когда переход на другую цивилизацию оказался невозможным, несмотря на активное желание обеих сторон. Нередко цивилизация принимающей стороны разрушалась, в лучшем случае модифицировалась, но желаемый эффект не наступал. Причина, на наш взгляд, заключалась в различии базовых условий для преобразований. Условно это можно назвать «несовместимостью тканей». Здесь можно привести аналогии с попытками перенесения отдельных сортов винограда из страны в страну с целью получения различных знаменитых марок вина, в частности французских сортов винограда и соответствующих марок вин в американской Калифорнии, в Чили, Аргентине. Французские марки винограда и вин не воспроизводились, хотя иногда новые («старые») сорта получались неплохими. Но – другими. Причина – несовпадение условий окружающей среды. Что-то было не так.
Специфический японский, достаточно распространенный и в настоящее время феномен: найм работника компанией фактически на пожизненный срок. Причем зарплата работника определяется не столько количеством и качеством труда, сколько продолжительностью найма. По всем западным теориям это абсолютно контрпродуктивная система. Однако в Японии она в целом давала неплохие производственные результаты. Можно ли вообразить, что подобная система, скажем, в России была бы эффективной? Абсолютно нереальная ситуация! К сожалению, даже самый удачный опыт далеко не всегда можно переносить из одной страны в другую. Тем более это относится к таким всеобъемлющим явлениям, как цивилизации. Как правило, намерения со сменой цивилизации бесперспективны и даже опасны. Разрушать легко, а построить что-нибудь путное трудно, особенно когда имеешь дело со столь грандиозными проектами. Лучше поискать ключ к счастью в своем собственном кармане.
Как уже упоминалось, особое место в монографии Ю.Ф. Година занимает анализ исторического развития и взаимоотношений России, Украины и Беларуси. Он их анализирует как следствие идеологических, политических и этнических противоречий между этими народами. Отсюда в работе Ю.Ф. Година столь большое внимание к теоретическим спорам вокруг этнических и национальных проблем в исторической ретроспективе. На наш взгляд, автор делает свой анализ весьма квалифицированно.
Для работы Ю.Ф. Година характерна сильная эмоциональная вовлеченность в исследуемые им проблемы. Особенно когда его анализ касается взаимоотношений России и Украины. Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что эти проблемы становятся более интересными и наглядными для читателя и позиция автора приобретает большую эмоциональную убедительность. Плохо потому, что «страстность» временами переходит в «пристрастность». Как однажды сказал С. Есенин, «Где страсти говорят, там правды не добьешься». Для сохранения объективности всегда необходима изрядная доля «ума холодных наблюдений». Впрочем, было бы несправедливым обвинять Ю.Ф. Година в том, что у него эмоциональность доминирует в выводах. Она им сопутствует, но не определяет результат. Однако все же далеко не со всеми умозаключениями автора могут согласиться даже люди, в целом разделяющие его позиции.
Ю.Ф. Година можно понять: уж слишком высоки ставки в этих баталиях. Ведь от характера взаимоотношений в «славянском треугольнике» во многом будет зависеть судьба этих стран и народов, а также представляющих их государств. Например, автор этих строк – белорус, родившийся в Беларуси, но проживший почти всю свою жизнь в России. Мои предки переселились в Беларусь с Украины в XIX столетии и стали белорусами. По языку, традициям, культуре, мировосприятию я сам ощущаю себя русским, но все же, так сказать, «белорусским русским», выражаясь терминами американской политологии, хотя во мне не течет ни капли русской крови. Таких у нас миллионы. И я крайне болезненно переношу попытки разъединить, противопоставить и рассорить наши народы под разными, высосанными из пальца предлогами. Временами очень хочется «врезать промеж глаз» авторам таких попыток, хотя я понимаю всю «неполиткорректность» моих чувств.