Мировой кризис

Между самими союзниками был заключен целый ряд других соглашений, имевших целью поддержание хороших взаимоотношений между ними самими. В 1914, 1915 и 1916 гг. помощь России была совершенно необходима. Франция истекала кровью, а британские армии только что начинали становиться важным фактором в войне. Первая обязанность британской и французской дипломатии заключалась в том, чтобы поддерживать добрый дух борющейся огромной России и устранить все поводы, которые могли бы вызвать ее отчуждение. Турция, несмотря на предложенную ей территориальную неприкосновенность под гарантией Франции, Великобритании и России, присоединилась к немцам и без всяких оснований напала на Россию. Распад Турецкой империи и конец турецкого господства над христианскими и арабским народами никого особенно не огорчали. Разделение нетурецких областей Турции на сферы влияний стало для союзников необходимым и чрезвычайно удобным. Оставив свою традиционную политику, Англия согласилась на передачу России Константинополя и отстаивала лишь свои интересы в Персидском заливе и Месопотамии. Франция предъявила свои исторические права на Сирию. Италия получила уверения, что ни один из ее союзников не помешает ей приобрести территории в Адалии, в Альпах и на побережье Адриатического моря. Соглашение относительно Персии в течение многих лет было необходимой основой англо-русской дружбы. В случае общей победы и крушения Турецкой империи все эти договоры предполагалось пересмотреть. Бекер утверждает, что все эти междусоюзнические соглашения были лишь доказательством циничной порочности и материальных интересов, которыми руководствовалась дипломатия старого света. На самом же деле они были просто-напросто судорожными жестами, которые приходилось делать в целях самосохранения.

Оказалось, что эти тайные договоры по большей части вполне соответствуют принципам, провозглашенным в четырнадцати пунктах президента Вильсона; при окончательном разрешении вопросов, связанных с заключением мира, президент Вильсон изъявил свое согласие с большей частью этих договоров. Во всех этих договорах были некоторые черты, которые нельзя было извинить ничем, кроме крайней необходимости; но Бекер и делегация США не пожелали посмотреть на все эти сделки с широкой и разумной точки зрения. Если бы в эту войну, которую американцы впоследствии считали войной за право и справедливость, во имя защиты от невыносимых притеснений и тирании, США вступили 4 августа, то мир никогда не оказался бы в столь критическом положении. Американские государственные деятели совместно с министрами Англии, Франции и России могли бы установить условия, на которых следует заручиться поддержкой Италии. Если бы США вступили в войну после потопления «Лузитании», то они могли бы сами судить, следует ли помешать Румынии войти в орбиту центральных держав. Если бы они присоединились к союзникам даже через два года после начала войны, то и в этом случае они могли бы воздействовать на любые договоры, заключенные с Японией о провинции Шандунь и о Китае вообще. Каждый человек имеет право стоять на берегу и спокойно смотреть на утопающего; но если в течение этих долгих мучительных минут зритель не потрудился даже бросить веревку человеку, борющемуся с потоком, то приходится извинить пловца, если он грубо и неуклюже хватается то за один, то за другой камень. Бесстрастный наблюдатель, ставший впоследствии преданным и пылким товарищем и храбрым освободителем, не имеет права корчить из себя беспристрастного судью при оценке событий, которые никогда не произошли бы, если бы он вовремя протянул руку помощи.

В первой картине своей киноленты Бекер показывает нам добросердечную, искренне расположенную ко всем американскую делегацию, которой пришлось внезапно столкнуться с «лабиринтом» тайных договоров. Президент никогда не слышал раньше об их существовании. При всех тех средствах, которыми располагает американский Государственный департамент[37], его глава, Лансинг, не имел о них ни малейшего представления. А теперь они лежали перед глазами, в полной наготе и полном безобразии, на столе мирной конференции и были помехой точному исполнению четырнадцати пунктов. Удивительно ли, что моральное чувство американского народа возмутилось? Такого впечатления не было произведено ничем с того самого времени, как седьмая жена проникла в тайный чертог Синей бороды.

На самом деле правительство США (мы не говорим здесь об отдельных лицах) было осведомлено о содержании каждого из этих тайных договоров и после своего вступления в войну могло в любой момент узнать все необходимые подробности. Но самое удивительное то, что в своей депеше от 29 ноября 1918 г. французское правительство, как мы видели, формально предложило американскому департаменту иностранных дел немедленную отмену всех старых соглашений еще до начала переговоров о мире, Лансинг оставил эту ноту без всякого ответа. Но предоставим опять-таки слово Бекеру, положившись на справедливость его собственных суждений.

«…У нас в Америке мало знали и еще меньше интересовались европейскими тайными договорами. Они ни в одном пункте не затрагивали наших национальных интересов… Каждый знал, что Италия заключила выгодную для себя сделку, когда она перешла на сторону союзников. Но ведь это была война, а на войне все может оказаться необходимым. Даже Государственный департамент Соединенных Штатов, который обязан знать дела внешней политики, ибо ему специально поручено ведение ими, по-видимому, не был заинтересован в этих тайных договорах и, если верить статс-секретарю Лансингу, очень мало или почти ничего не знал о них… Президент, по всей вероятности, знал общее содержание этих тайных договоров, ибо он часто порицал приемы „тайной дипломатии“, очевидно не делал никаких попыток сколько-нибудь полно или подробно познакомиться с ними».

«…Когда Бальфур приехал в Вашингтон в 1917 г. в качестве британского комиссара, он познакомил полковника Хауза с некоторыми из этих договоров. Но полковник Хауз сказал, что он мало интересуется этим, ибо, по его мнению, нужно напрячь всю энергию для того, чтобы выиграть войну; в конце концов он сказал Бальфуру, что „союзники делят шкуру неубитого медведя“. Таким образом советники президента недооценивали важности всей этой проблемы и чувствовали, что обсуждение ее лишь помешало бы энергичному продолжению войны, которое они считали важнейшей задачей момента. Как и вся страна, они верили, что в конце концов, когда мы „разобьем кайзера“, все будет к лучшему…»

«…Если наши дипломаты проявляли недостаточное понимание значения тайных договоров, то что сказать о широкой публике? Она попала в совершенно незнакомую для нее обстановку, слепо подчинялась порождаемым войной чувствам, и те несколько листов, на которых были написаны тайные договоры, для нее решительно ничего не значили…»

Допустим, что все это лишь проявление мужественного здравого смысла. Но если этим можно извинить беззаботность или безразличие правительства и народа США, то спрашивается, насколько же в большей мере такие мотивы были уместны у союзников. Если можно извинить Америку в том, что она недооценивала или игнорировала значение тайных договоров под влиянием «чувств, порожденных войной», то уже и подавно следует извинить Англию и Францию, которые были затронуты огнем сражений, истекали кровью, потеряли убитых самых дорогих им людей, и, чувствуя, что все их национальное существование поставлено на карту, точно так же отстраняли эти договоры на второй план.

Было бы глупо и несправедливо утверждать, что этот дележ возможной добычи стоял в сколько-нибудь тесной связи с тем делом, ради которого вели войну союзники. Когда начинаются войны, то к их первоначальному поводу примешивается много посторонних вопросов, а многие из их конечных результатов совершенно не согласуются с первоначальными целями. Когда в 1898 г. США объявили войну Испании, они вовсе не намеревались взять себе Филиппинские острова и покорить их население, и однако их победа неизбежно привела к обоим этим последствиям. Говорить, что Франция и Англия боролись ради «турецкой добычи», было бы такой же клеветой, как и утверждать, что США затеяли ссору с Испанией ради аннексии и завоевания Филиппинских островов. Быть может, было бы к лучшему, если вся эта клевета была отброшена всеми, хотя это и могло бы нарушить некоторые из тех дешевых кинематографических эффектов, которые так дороги сердцу Станнарда Бекера. Как бы там ни было, существовали тайные договоры, скрепленные подписью великих держав и их честным словом. В то же время договоры эти, если не в главных своих чертах, то в некоторых важных подробностях противоречили широким и простым теориям, воплощенным в четырнадцати пунктах президента Вильсона.

37

State Department – Государственный департамент – американское министерство иностранных дел. – Ред.