Гончая

   – Чертову тучу времени, – проворчал Рик. – Прорву. Чуть не подох от мысли, что ты можешь не вернуться, а я так и не успел сказать тебе...

   Накрыла пальцами его губы и громко выдохнула, попросив:

   – Сейчас. Скажи сейчас.

   И позорно добавила:

   – Пожалуйста.

   – Люблю.

   Так просто. Одно слово.

   А я внезапно открыла в себе совершенно незнакомое мне ранее чувство. Оказывается, я страшно алчный человек. Мне не достаточно этой односложности. Подробностей хочу. Как, где, почему и как сильно. Жарких слов, бесстыжих прикосновений. Всего и сразу. Но…

   Рик, фыркнув, рассмеялся. Уж не знаю, как он это делал, только временами этот мужчина читал во мне, как в открытой книге. Поцеловал улыбающимися губами, нежно, осторожно, будто я из самого тонкого хрусталя сделана. И очень быстро отстранился, выдохнув:

   – Давай потерпим до дома, моя нетерпеливая.

   И посмотрел так проникновенно, словно говорил: у нас впереди столько времени для слов, для чувств, для страсти и для счастья, мы все успеем. Мы сполна насладимся, открывая друг другу свои души. И мы не станем портить этот удивительный момент единения торопливостью. Мы потерпим. Потерпим ведь? Хотя и очень не хочется.

   Вздохнула грустно, понимая, что Рик прав. Как в старой песне поется: «Первым делом, первым делом самолеты, ну а...»

   С озера подуло прохладным ветерком, и я, передернув плечами, немного отрезвела, вспомнив обо всех обстоятельствах, что привели меня к Древу Жизни. Вспомнив и устыдившись. Совсем я эгоисткой стала.

   – С Изольдой все в порядке? – спросила, пряча глаза.

   – Все отлично с твоей Изольдой. Они с Хорром на поезде на Перевал уехали. Заедут к нам перед тем, как границу пересекать... Поехали домой, Кошка, а? Устал, как черт.

   – Рик, – потерлась носом о скулу своего мужчины, ну не могу ничего с собой поделать. Хочу к нему прикасаться постоянно! – Разве мы сейчас можем? Просто домой?

   – А кто нам помешает? – в медовых глазах плеснуло недоумение.

   – Ну, все, – неуверенно промямлила я. – Рейнар этот недоделанный. Моргана...

   – У Рейнара с Морганой я точно не стану разрешения спрашивать, когда и с кем мне лететь домой, – жестко оборвал мой лепет Бронзовый Бог и неуклюже (сказывалось последствие аварии) поднялся из воды сам и подхватил меня на руки. Откуда только силы нашел? Сам же раненый и на ногах чуть стоит… А поди-ка. Хромает к вертолету, как ни в чем не бывало, еще и объясняет на ходу:

   – К сожалению, не мне решать, что станет с ними в будущем. Это прерогатива судьи и присяжных. Заключение, ссылка, плаха… Последний вариант мне нравится больше всего. Кстати, хотел тебя попросить, чтобы ты о Рейнаре не упоминала, когда отчет составлять будешь. Понимаешь, мы с Чорром решили, что будет проще, если в Аполлоне о нем вообще никто не узнает.

   – Проще?

   – Справедливее, если хочешь. По законам Аполлона Рейнар, увы, ничего не нарушил, как бы отвратительно это ни звучало. А вот в К'Ургеа его ждет жестокий приговор. И несмотря на все нытье, видимое сожаление и жалобы, снисхождения этот подонок не заслуживает. Мы его временно спрячем, а Хорр потом заберет.

   – Хорошо, – я чувствовала некоторую неуверенность. – Что значит спрячем? Он же не книжка, не чемодан, не булавка, которую можно засунуть в карман, подальше от любопытных глаз. – А что с Морганой? Ее в Аполлоне тоже не будут судить?

   – Увы, но ее как раз-таки будут, – загадочно произнес Рик. Тогда я не поняла, что имел в виду мой Охотник. Понимание пришло несколькими часами позже, когда мы снова подняли эту тему.

Всю дорогу назад мы с Риком, вместо того чтобы предаваться разумному сну, болтали. Нет, хотелось-то целоваться. По крайней мере мне, но не при свидетелях же! Поэтому, надев специальные наушники, мы создали некоторое подобие уединенности, и я, наконец, смогла рассказать Рику о том, что произошло со мной в Древе Жизни: об украденных детях Войны, о моих идеях и чувствах, о том, как сильно я хочу для них, для всех нас счастья и тепла, как мечтаю раскрыть им правду, но понимаю, что не все ее примут, а не приняв, не смогут соединиться с предками по ту сторону жизни, просто исчезнут, словно их и не было никогда.

   – А мы не станем рубить с плеча. Мы потихонечку, начнем с перевода твоих подружек на Перевал. Пусть поживут, присмотрятся. Познакомим их с ррхато…

   – Как меня познакомил? – покраснев, я вспомнила свою первую встречу с представителями К'Ургеа, а Рик, и не думая смущаться, довольно фыркнул, а потом вдруг огорошил:

   – Ты ведь своим рассказом ничего нового не открыла, Кошечка моя. Я, к примеру, своих родителей помню. И как их убивали. И их, и всех старших детей в поселке… А я дурачком прикинулся, вот меня и пожалели. Может, для генов взяли, как потенциального быка-производителя, может для опытов. Да потом то ли бумаги в пути потеряли, то ли еще что… Не знаю. Но получилось, как получилось.

   С каким-то рассеянным выражением на лице переплел свои пальцы с моими… Наплевала на свидетелей. Потянулась к нему. Положила голову на плечо, в прямом смысле слова кожей ощущая боль своего мужчины.

   – Знаешь, я ведь первые дни в приюте вел себя, как звереныш, захлебывался от ненависти. Убить хотел всех, без оглядки на пол и возраст. Понимание, что действовать надо иначе, пришло после очередной драки с человеческим сиротинушкой. Бугаем на две головы выше меня ростом. Уж и не знаю, как мне удалось с ним совладать – единственный раз! – но бил я его тогда знатно, дубасил со всей силы, а потом ухватился за челку – у него челка такая длинная была, белая-белая, как свеженький снежок… И стучал, стучал, стучал головой по полу, пока его волосы свой цвет на красный не сменили… и тут один парнишка… Маленький такой, молчаливый. Я вообще до того момента думал, что он немой. Так вот, пацаненок этот посмотрел на меня так грустно-грустно и говорит: «Убьешь его? Папку моего тоже так убили. Головой о стол постучали, тот и помер».

   Рик вдруг порывисто обнял меня за плечи, а затем и вовсе перетащил к себе на колени.

   – Понимаешь, Кошка, это так жутко, когда говорят, что ты такой же, как они… Чудовищно. И я решил, что никогда не стану таким. Ни за что! Из кожи вон вылезу, но переделаю мир, в котором войны развязывают лишь для того, чтобы выкрасть детей у соседа… Ну, вот с тех пор и несу свет знаний, собираю вокруг себя ррхато. Процесс этот длительный и трудоемкий. Я из личного опыта знаю, не понаслышке… У нас на Перевале уже сейчас ррхато – чистокровных или полукровок – проживает больше, чем людей. Думаешь, это случайность? Так что не переживай. Мы обязательно справимся и, если захочешь, найдем всех-всех детей из твоего видения.

   – Захочу.

   Само собой, я не рассчитывала, что мы к поискам приступим сразу же, как ступим на твердую землю, покинув салон вертолета. Я все-таки не настолько альтруист. Мне в тот момент мечталось о горячей ванне, о сытном ужине да теплой постельке…

   Увы-увы.

   Стоило нам появиться в районном Участке Свободы, чтобы вернуть в камеру Моргану и «спрятать» в обезьяннике Рейнара, как началось…

   Сначала Пончик плевался ядовитой слюной и грозил нам всеми карами небесными, плюс еще парочкой, которые придумал сам. Я было заикнулась об усталости, но на меня так глянули, что я от греха подальше сбежала в дежурку, писать рапорт и давиться одиноким сухариком – единственная еда, обнаруженная мною и сержантом ночной смены на всей территории Участка.

   Ближе к утру за Пончиком приехала машина, и он укатил в Запад-7, но не успели все облегченно выдохнуть, как в двери ураганным ветром ворвался начальник группы «Альфа». Мне не доводилось лично встречаться с Давидом Парнеем, но я по выпускам новостей и статьям в журнале представляла себе, как он выглядит. Огромный, грозный, полностью седой мужик. Это относительно внешности. А что касается ауры этого человека…

   Ну, что сказать? У меня зуб на зуб от ужаса не попадал, когда он, поставив нас обоих на вытяжку, мучительно долго и неимоверно занудно отчитывал сначала моего Бронзового Бога, а потом и меня.