Гончая

   – Кош-ш-шка! – прошипел Рик, прямо-таки отдирая меня от своей божественной плоти и опрокидывая на полку.

   А потом вжал меня в сиденье, и от ощущения его голой кожи, так плотно прижимавшейся ко мне, хотелось не рычать даже – орать дурным матом, как кошки по весне, и тереться, тереться о придавившее меня тяжелое тело.

   – Ответка, – хрипнул Рик, придержал меня рукой за горло, чтобы я сильно не дергалась, и с удовольствием, я бы даже сказала, с аппетитом вгрызся в мое левое плечо.

   Стыдно признаться, но взвыла я не от боли, хотя больно было, обманывать не стану. Заорала я от сокрушительного и совершенно невероятного оргазма. Такого не то что с Домом не испытывала, даже сама себе так хорошо сделать не могла.

   — Не кончай, не кончай, не кончай... – будто мантру, бормотал Рик, сдирая с меня штаны. Я его прямо зауважала: не так-то просто стянуть со вспотевшего, расслабленного до состояния «жидкости» тела джинсы-стрейч. Когда же понял, что уговоры его несколько неактуальны, сверкнул почерневшим от возбуждения взглядом и объявил:

   – Второй раунд.

   – Второй раунд только после второй загадки, – чисто из вредности пробормотала я, пытаясь выровнять дыхание и собрать в кучку разбежавшиеся мысли.

   – По хрену… – прорычал Рик, успешно стаскивая с меня джинсы вместе с хлопковыми танга, тоже ни разу не сексуальными. – Я отгадки знаю на все. Хочу тебя, Кошка, как же сильно я тебя хочу… Бюстик сними. Голой тебя хочу.

   Мозг вяло возмутился из-за настойчивости Рика, а руки уже потянулись к лифчику, чтобы поскорее исполнить требование мужчины. Потому что, чего уж врать, я тоже его хотела. По-настоящему. И желание отомстить Дому и оставить с носом Комиссию к этому сумасшествию не имело вообще никакого отношения.

   Дождавшись абсолютной обнаженности, Рик переместил ласки на мой живот, поцеловал ямку пупка, опустился еще ниже и… кажется, меня понюхал… нет... Да, определенно понюхал, испустив весьма однозначный стон удовольствия.

   – Сладкая, – пробормотал, сгибая мои ноги в коленях и разводя их в стороны, – Кошечка… – едва касаясь моей влажной и припухшей от ожидания прикосновений сердцевины.

   А затем провел языком прямо там, в самом-самом нужном месте и довольно заурчал, когда я заерзала и дернулась всем телом, толком не зная, чего я хочу больше: чтобы он продолжил это или все-таки позволил мне сгореть от стыда.

   – Отзывчивая, вкусная, – шептал он, вылизывая, покусывая, нажимая на чувствительные точки и вырывая из меня совершенно неприличные стоны. Так потрясающе, так удивительно… Так вообще бывает?

   – Моя невероятная, моя страстная, моя охренеть до чего идеальная девочка… Хильди, очень тебя прошу, скажи, что у тебя есть презерватив.

   – Что?

   Краем сознания я отметила, что Хильди – это производная от Брунгильды, и вспыхнула от понимания простой вещи: даже если бы Рик сейчас назвал меня чьим-то чужим именем, мне было бы наплевать – лишь бы продолжал...

   – Потому что если нет, – его лицо внезапно приблизилось настолько, что я смогла рассмотреть танец шальных бесенят, отжигавших какой-то абсолютно безумный танец в янтарном море его глаз, – у нас проблемы, Хьюстон.

   – Проблемы? – простонала я, не то чтобы не понимая, о чем говорит Рик. Все я прекрасно понимала! И, наверное, не зайди у нас с ним все так далеко или, что более вероятно, будь на его месте кто-то менее опытный и бесстыжий, я бы перепугалась до чертиков и подзатыльников бы себе навешала за безрассудность. Это кем надо было быть, чтобы запланировать секс с первым встречным и не озаботиться вопросом защиты? Идиоткой, вот кем. Однако на месте Рика был Рик, и в данный момент я думала лишь о том, что мне наплевать. На презерватив, на возможные последствия, на совесть и стыд, которые рано или поздно выберутся из того угла, в который их безжалостно загнали, и сожрут меня живьем… Сейчас мне хотелось лишь одного: чтобы мужчина не останавливался. О чем я ему со стоном и сообщила.

   – Очень-очень большие! – чертыхнулся Рик, и я услышала, как – аллилуйя! – звякнула пряжка его ремня. – Потому что того единственного, что есть у меня, нам с тобой наверняка не хватит.

   Наплевать… Как-нибудь выкрутимся... Потом об этом подумаем... Мне все равно... Боже, в моей голове были одновременно эти и еще миллион других беспечных и безответственных мыслей, но из горла вновь вырывались лишь хриплые стоны, и я потянулась за поцелуем, сладким и жгучим, как острый перец, суматошно помогая попутчику избавиться от джинсов и белья. Наконец расслышала шуршание фольги, и Рик, прикусив краешек моего уха, спросил, не хочу ли я ему помочь.

   – Лучше сам, сам… – ответила, задохнувшись.

   – Стесняешься?

   Замотала головой. Если бы! Никакого стеснения не было и в помине, что странно, учитывая, что голого мужика вижу второй раз в жизни. И если с первым до обнаженки я встречалась долго и вполне регулярно, то об этом вообще ничего, кроме имени, не знаю. Чувство неловкости во мне вызывало нестерпимое желание вновь попробовать Рика… на зуб. Укусить сильно, до крови… Представила себе, каким будет на вкус бронзовый бог, и облизала вмиг пересохшие губы.

   Рик замер, с выражением легкой растерянности проследив за движением моего языка. А затем перевел взгляд с моего рта на шею и чуть ниже – к плечу. Туда, где остались следы от его зубов. Дернул кадыком, сглатывая, и я зашипела, несдержанно прогибаясь навстречу мужчине:

   — Ну ж-же!

   Приподнялась на лопатках и – не укусила – облизала темное пятнышко на его горле. Хоть убейте – не знаю, откуда во мне это взялось.

   — Ненормальная, – с какой-то обреченностью в голосе простонал Рик и вошел в меня одним резким движением. Сладко и больно одновременно. Вскрикнула, все-таки в этой части половых отношений я по-прежнему была новичком, но не признаваться же в этом сейчас!

   – Прости-прости!

   Он и сам, без моих пояснений все понял, и прежде чем, шевельнувшись, податься назад, осыпал мое лицо легкими поцелуями.

   – Просто ты такая узкая… черт!.. Кошечка, какая же ты…

   Внутрь – выдох. Наружу – стон. Снова внутрь – ме-е-едленно и глубоко, а хриплый голос неустанно бормочет какие-то глупости, которые возбуждают не меньше, чем плавное скольжение и ритмичные движения. Наружу… Дыхание рвется, как тонкая бумага, царапает горло острыми краями застрявшего крика, и хочется взлететь к самому солнцу, а потом упасть на землю россыпью радужных брызг.

   В ушах ревет кровь, и сквозь триумфально-барабанный бой сердца я уже не слышу слов своего любовника, потому что он, кажется, тоже внезапно разучился говорить. Его глаза закрыты, черты лица заострились, приобретя какую-то хищную жесткость, голова немного откинулась назад, и я видела, как по бронзовой шее стекает капелька пота. Подняла к ней руку – в кончики моих пальцев ударился бешеный пульс, и я вновь ощутила – именно ощутила, не просто слышала – странный, до безумия возбуждающий вибрирующий звук мужской страсти.

   – Р-ракшaси атта, – на незнакомом языке прорычал Рик. – Атта ихиро…

   И не останавливаясь, ни на миг не прекращая резких, давно утративших медлительную нежность движений, склонился к моему плечу и с довольным урчанием облизал следы, оставленные его зубами.

   Я извращенка. Сумасшедшая мазохистка, не иначе, потому что выгнулась, будто меня током прошило, и жалобно захныкала:

   – Пожалуйста!

   В этот раз больно не было, потому что Рик не кусал, лишь легонько прихватил зубами мою кожу, но мне и этого хватило, чтобы сорваться за грань реальности.

   В себя приходила долго. Медленно восстанавливала сбившееся дыхание, собирала вместе слегка ошалевшие мысли… Одна из них заставила улыбнуться, лениво и довольно. Впрочем, я себя так и чувствовала: ленивой, довольной и в абсолютной нирване.

   – О чем думаешь? – шепнул над ухом Рик.

   Мы все еще лежали на его полке, голые и потные, и, несмотря на то, что места мало, было хорошо и уютно. По крайней мере мне. Приоткрыв глаза, повернула голову, заглядывая попутчику в лицо. Наверное, это плохая идея – сказать ему, что улыбаться меня заставила мысль о том, что это я удачно попала. В том смысле, что одним ударом двух зайцев убила: узнала наконец, что такое настоящая страсть, и от Дома избавилась раз и навсегда. Нет. Не стану о нем вспоминать. Ни сейчас, ни когда-либо еще.