Страница 24 из 46
— У меня есть основания полагать — простите, — что ваш муж был в курсе ваших отношений с покойным лейтенантом Перегрином Кингсли.
Катерина Хэй снова рассмеялась — несколько презрительно, подумал Хоар.
— Разумеется, он был в «курсе», сэр. Фактически, он более или менее одобрял их.
В таком случае, если муж любовницы Кингсли и ранее знал об их отношениях, какой у Кингсли был мотив для его убийства?
— Не надо принимать такой шокированный вид, мистер Хоар, — продолжала Катерина Хэй. — Мой муж и я продолжали любить друг друга. Но Адам уже давно стал неспособным, а я… у меня кровь по-прежнему горяча.
Не подвинулась ли она на дюйм-другой ближе к нему?
— Это объясняет в вашем письме слова «он» и «его». Вы знали, что ваш муж поймет, о ком идет речь.
— Совершенно верно, мистер Хоар. Мой муж мог прощать навешивание рогов на него, при условии отсутствия открытого скандала. Но он, как и я, четко видел разницу между моим любовником и предателем.
— Из этого следует, — сказал Хоар, — что Кингсли убил вашего мужа не потому, что боялся быть раскрытым в роли вашего… э-э…
— Чичисбея, мистер Хоар. Любовника.
— Да… а из-за шифровки, которую вы нашли.
— Возможно, я допустила глупость, и должна взять на себя часть вины за смерть бедного Адама. Я сказала Перегрину о том, что я сделала с шифровкой, и тут же велела ему удалиться. Ведь я была права, nie?
С этим вопросом, заданным на ее родном языке, миссис Хэй заметно подвинулась ближе.
Таверна «Виноградная гроздь», где Хоар надеялся найти Джаггери или по крайней мере узнать о его местонахождении, была известным убежищем для лиц, живущих по ту сторону закона. Но она не была грязным и мрачным притоном, каким мог бы представить ее незнакомец. Она не смердела плохим джином, прокисшим пивом и застарелой табачной вонью. Здесь не толпились пьяницы и оборванцы, и никто из посетителей не носил грязную одежду. Мелкие контрабандисты, нелегальные торговцы, нечестные ремесленники и другие благонравные преступники типа Джаггери имели достаточно вкуса, чтобы не посещать притоны, и достаточно денег, чтобы иметь возможность потакать своим вкусам.
Так что «Виноградная гроздь» была уютным, хоть и слегка потрепанным местом, хорошо освещенным и пахнущим хорошим элем. Единственными посетителями, которых увидел Хоар, были несколько групп тех, кого можно было принять за респектабельных работников, и небольшая компания юных отпрысков.
Сидевшие в зале встрепенулись при виде входящего офицера, а затем вернулись к своим разговорам. Одна четверка вполне открыто обсуждала рейд таможенников на хорошо продуманный контрабандный путь, прошедший на прошлой неделе. Было похоже, что они обвиняли конкурентную банду в предательстве.
— Зря они связались с нами, — сказал один из них. — Мы разберемся с ними так, как и в прошлый раз.
— Не мы это сделали, — сказал опрятный человек за соседним столом. — Должно быть, парни Акерли натравили их.
— Они такими делами не занимаются, — раздался голос Джаггери, которого Хоар только сейчас заметил. Тот сидел в углу в компании маленькой болезненной девочки с громадными черными глазами, которые, казалось, видели его насквозь. — Так случилось, что я знаю.
Ребенок привлек внимание мужчины, дернув его за рукав. При виде Хоара его глаза расширились.
— И с какого бодуна вам это приснилось, мистер Джаггери? Эти дела весьма далеки от ваших занятий, — прокомментировал слова Джаггери опрятный человек.
— Полегче, полегче, друзья, — вступил в разговор мужчина средних лет, стоявший за стойкой бара. — Здесь присутствуют приличные люди.
Несмотря на шрам, пересекающий нос, его багровое лицо хранило вежливое выражение; на нем был чистый зеленый передник. Джаггери, уступая, откинулся на стуле и взглянул на юную компаньонку.
— Давненько вы не заглядывали сюда, мистер Хоар, — сказал человек с перебитым носом. — Были в море, наверно?
— Не совсем, мистер Гринлиф, — прошептал в ответ Хоар. — Просто пришлось попутешествовать с «Сиреной» на службе его величества.
— Значит, теперь ваша рыбка называется «Сиреной», да?
— Уже нет. Как только мы вошли сегодня в гавань, я переименовал ее в «Проворную».
Несколько посетителей рассмеялись понимающе, но маленькая спутница Джаггери выглядела озадаченной и осмелилась заговорить.
— Про какую проворную рыбу он говорит, па? Про угря, что ли? — спросила она, вызвав новый взрыв смеха. Она покраснела и опустила свою привлекательную белокурую головку.
— Я поставлю тебе пинту, — обратился Хоар к Джаггери, — если ты представишь меня своей спутнице и расскажешь о том о сем.
Джаггери поколебался, поглядывая по сторонам, но потом сдался и возвел очи горе.
— Поблагодарим Господа за то, что перепадает нам по доброте людской, — промолвил он. — Две пинты, мистер Гринлиф.
— И стакан мадеры для…? — добавил Хоар.
— Дженни. Это моя дочурка.
— Одну минуточку. — Гринлиф исчез за дверью позади стойки и вернулся с черной запыленной бутылкой. Он вынул штопор и стал открывать ее, зажав между коленями старым испытанным способом. Пробка выскочила с мягким хлопком, и густой тропический аромат превосходной мадеры заместил привычный запах эля в атмосфере «Виноградной грозди».
— Я передумал, — прошептал Хоар. — Налейте и мне этой мадеры. Запах как у нектара.
— Она для особых случаев, мистер Хоар, — сказал Гринлиф, наливая темное вино в два грубых чистых стакана. — Лежала в темной кладовке почти десять лет, со своими друзьями и родственниками. — Он наполнил пинту для Джаггери. — Прошу, мистер Хоар.
Хоар расплатился и принес покупку к столу, где сидели бывший констапель и его дочь Дженни.
Хоар описал бы Януса Джаггери как человека с елейным выражением лица, но у него было и другое. Обычно каждый раз, когда Хоар встречал его, тот смотрел из-под шевелюры сальных волос и жаловался сквозь щель в своей каштановой с проседью бороде на боль в поврежденной левой руке, деформированные ноги, удары играющей с ним судьбы. Но здесь, в присутствии своей дочери, он надел другое, лучшее из своих лиц. Сейчас он выглядел лукавым, но добродушным человеком. Дженни Джаггери, предположил Хоар, было лет пять-шесть. В поношенном платье, в которое можно было вместить двоих таких как она, девочка выглядела тонким стебельком. Но за ней ухаживал еще кто-то кроме отца, так как ее одежда была хоть и уродливая, но чистая.
— За ваше здоровье, мистер ‘Оар. — Джаггери сделал солидный глоток эля и вытер рот рукавом.
Первый глоток мадеры сказал Хоару, что он, как счастливая бабочка, поглощает нектар.
— Этого человека в самом деле зовут ‘Оар, па? – спросила Дженни.
— Соблюдай приличия, девочка, — пожурил ее отец. Он заметно напрягся, но, видя, что Хоар не собирается ударить его или обругать ребенка, расслабился и сделал еще один глоток.
— И чему мы обязаны удовольствием видеть вас здесь, ваша честь? — осторожно спросил он.
— Покойному Перегрину Кингсли. Ты послал ему это. — Хоар протянул полуграмотное письмо, крепко держа его в руках и наблюдая за реакцией Джаггери.
Джаггери читал письмо, которое Хоар держал перед ним, шевеля губами во время чтения. Уж не облегчение ли промелькнуло на его лице?
— Да, ваша честь. Не могу отрицать это, ведь здесь моя подпись, да и почерк мой.
— Расскажи мне подробнее.
— Не вижу ничего плохого в том, чтобы содрать бабки с любвеобильного мистера Кингсли. Командир этого парня был бы разъярен как не знаю кто, если бы узнал, что его жена ставит ему рога с его же собственным лейтенантом, так ведь?
— Он уже знал об этом, Джаггери.
У бывшего констапеля отвисла челюсть.
— К тому же, — сказал Хоар, — ты мог бы провести всю оставшуюся жизнь в Ботани-Бей за вымогательство. Чтобы тогда случилось с твоей женой и маленькой Дженни?
— У меня нет жены. Шинковщица Кэйт распорола Мэг глотку два года назад, и Мэг вскоре после этого умерла. Ее за это повесили, Кэйт, то есть. В Винчестере, ‘емпширский выездной суд. Так что моя Дженни сирота. Ну, а капитан сдох, безмозглый ублюдок. И теперь, когда другой ублюдок Кингсли убран, некому меня беспокоить. Такие дела, мистер ‘Оар.