Одемарк

— Спасибо, Эдгар, но хороших людей и помимо меня много. Давай выпьем просто за то, чтобы хорошие люди были всегда и везде — как космический вакуум.

Раздался звон бокалов. Весь курс отмечал два события — успешное испытание новой модели и успешный первый бой. Так сказать, двух зайцев. Давид сдержанно улыбался. Рука болела от рукопожатий, плечо болело, потому что на нём постоянно висел Эдгар. И пусть его помощь в этот раз не понадобилась, он всецело переживал за Давида и за исход боя, готовый в любой момент подать команду звену или проинформировать Давида о том, что могло ускользнуть от пилота в момент боя. Правда, Эдгар частенько забывал о том, что в той же боевой машине находилась Юнона. Но Давид включал тотчас внутреннего джентельмена и напоминал оконфузившемуся Эдгару про эту маленькую рыжую деталь.

Юнона. Давид попытался найти её глазами в толпе. После второго бокала она сообщила, что отойдёт по делам. На вопрос о том, что могло отвлечь её от такого мероприятия, организованного, к тому же, и по случаю её приезда тоже, она ответила в стандартной женской манере. “Поправить причёску”. Давид ясно понимал, что это чистой воды дежурная отговорка. Как минимум потому, что с её рыжими кудрями не справится ни один парикмахер, так что речи не шло о какой-либо причёске, кроме той, что была дана Юноне с рождения самой природой, и которую Давид про себя называл “Пламенным водопадом”. Её волосы, словно раскалённые потоки, извергающиеся из недр планеты, яркие от бушующей внутри энергии. Да, эта метафора подходила как нельзя точнее. Слишком точно, чтобы быть правдой.

Давид похлопал Эдгара по плечу, откланялся присутствующим и отправился на поиски дамы. Всё таки они вместе прибыли на этот вечер. Вместе им и следовало уйти. Так того требует этикет, а Давид привык следовать правилам приличия.

Первая дверь направо, длинный коридор. Голова была полна мыслей. Даже наполнившись алкоголем, мозг не хотел избавляться от терзавших его размышлений, словно последние вгрызлись тысячами игольчатых зубов прямо в нервные клетки. Несколько рапортов о проделанной работе, отчёты, объяснительные, беседы с руководством и высшим преподавательским составом. И всё в один день. Все хотели выжать из него максимум информации. Этого Давид не понимал совершенно, так как перед всеми был один и тот же его рапорт о проделанной работе с полным описанием хода тренировок и боя. Всё сильнее складывалось ощущение, что от него что-то скрывают и при этом хотят узнать, не скрывает ли он сам чего-то очень, по их меркам, важного. Слишком ценного. И Юнона. Множество вопросов о ней. Всех как одного интересовало, что она говорила. Но ответ был один. “Все наши диалоги, коих было немного, описаны в рапорте и записаны на электронные носители”,- Давид отвечал одну и ту же фразу, словно на его пластинке более ничего не было записано. Ситуация порядком бесила. Наполнявшие организм до сей поры хладнокровие и отстранённость куда-то подевались. Словно растворились в бокале вина.

Размышления прервал женский голос. Две сокурсницы, выйдя из уборной, увидели его и поспешили поздравить с успешными испытаниями. Давид постарался выжать из себя максимум доброжелательности и пожал протянутые дамами руки. “Они не виноваты,”- убеждал он сам себя. Люди просто искренне хотят поздравить его с успешным завершением тестовых полётов. А вот, собственно, и цель его великого похода. Давид спросил девушек, не видели ли они внутри его спутницу. “Инструктора с Земли, с рыжими волосами,”- описывал он Юнону. Дамы только пожали плечами. Давид кивнул в ответ, и его сокурсницы удалились дальше отмечать его удачный полёт. С одной стороны — событие рядовое. Ну да, внезапное нападение во время тестирования новой модели. Но в конце концов, он же не первый раз пилотировал! Просто на новой модели. Непривычно скорее, но не впервой!

Юноны всё не было. Войти внутрь и позвать её? Нет. Вдруг кто-то увидит. Неизвестно, чем это закончится. Припишут к извращенцам, и тогда смело можно хоронить все надежды на светлое будущее и забыть о завершении обучения. Как быть тогда?

Его прервали покашливанием.

— Давид, что это ты тут такое делаешь возле женской уборной?

— Эм… Тебя вот жду, Юнона, — Давид растерялся. К нему подкрались незаметно, это провал.

— Ну, вот она я. Мне льстит, что ты так переживаешь обо мне, — она улыбнулась. Прядь рыжих волос лианой свесилась с её лба на глаза.

— Тебя просто долго не было, мы начали переживать…

— Вы? — Юнона приподняла бровь. Ту бровь, которая не скрывалась за рыжими локонами. Давид хотел ответить, но внезапно осознал. Зачем ему перед ней оправдываться? Она же инструктор. Ни девушка, ни сестра, ни мать. Просто инструктор. Жгущий своими ангельско-серыми глазами душу Давида, словно плазмоган саламандру. Давид сглотнул.

— Я. Мне неловко, что ты чувствуешь себя тут не в своей тарелке. Что ты подумаешь о нашем гостеприимстве.

— Я сюда работать прилетела, сладкий, — она засмеялась. Игриво-дерзким девичьим смехом, каким могут смеяться только рыжие девушки с ангельско-серыми глазами. Мысли об этом уже начинают надоедать, — В конце концов, мог бы мне позвонить.

— Важно не это. Мы тут одна большая семья. И всех вновь прибывших мы встречаем подобающе. Тут так принято, это позволяет поддержать боевой дух среди людей. У многих остались родные за десятки световых лет отсюда.

— Давид, я всё понимаю. Просто мне понадобилось отойти, не принимай пожалуйста близко к сердцу. И я очень рада, что вы так переживаете за нас, прибывших, — Юнона приобняла его. Так же, как Эдгар. Только вот будь это действительно Эдгар, Давид бы уже порядком разозлился, потому что много раз говорил не делать так, но пьяному Эдгару это — что солнцу комета. Хвост большой, а проглотит — и забудет. Словно и не было ничего. Словно и не просил Давид его тысячу раз не частить с пьяными объятиями. Единственное, что Давида сдерживало — это понимание того, что Эдгар, в общем-то, и не со зла вовсе, а скорее наоборот — от излишней доброты душевной. Но сейчас его обняли за плечи, так же, по-дружески, в тысяча первый раз, и он не испытывает раздражения. Вообще.

— Я рад, что ты рада, — выжал из себя краснеющий Давид.

— А вот касательно поддержки. Тебя самого сейчас кроме меня ничего не держит. Ты сколько выпил, друг мой?

— 5 бокалов. Я в порядке, мы обычно с Эдгаром в разы больше… — Давид запнулся. Это было их маленьким секретом, ни к чему ей знать про их тайные алкогольные изыскания.

— Ты весь покраснел. Неудивительно, столько пережить пришлось за последние двое суток. Ты и не спал толком. Пойдём, я отведу тебя к твоей каюте.

— Не нужно, я и сам в состоянии… — воспротивился Давид и тут же споткнулся, показывая таким образом разоблачающее своё несостояние. Состояние нестояния.

— Долой гордыню, Давид, раз уж вы тут все семья. В семье не принято отвергать помощь ближнего. Давай руку.

Давит посмотрел на протянутую ему маленькую девичью ладонь. Она казалась такой крохотной, в сравнении с его рукой. Словно Давид и Голиаф. Странно было думать об этом, ведь Давидом в этой истории зовут его. Но почему-то молнией вспыхнула мысль, что Голиаф себя ещё покажет. Вспыхнула, и тут же исчезла, оставив после себя лишь утихающее эхо грома. Он поднялся с колена.

— Спасибо. Я правда сам. Просто иди со мной рядом, это уже поддержит меня.

— Как знаешь, — она убрала руку, приняв выжидающую позу, — Ну, веди меня к себе в гости тогда уж.

Они шли длинными коридорами, залитыми мягким белым светом. Постепенно свет приглушался, знаменуя таким образом скорое наступление ночного времени. По дороге они не проронили более ни слова. Каждый думал о чём-то своём. Хотя о чём тут было думать? К Давиду в гости за всё время не приходила ни одна девушка, хотя несколько раз пытались даже. Они подошли к двери. Давид поднёс браслет к сенсорной панели — Астрид поприветствовала его и дверь открылась. Давид вошёл первым и жестом пригласил Юнону войти. В каюте царил обычный для Давида беспорядок: вот форма висела не в шкафу, а на спинке стула. На столе стояла кружка с остатками чёрного чая. На диване сиротливо лежала электронная книга.